НАВЕРНОЕ, СКОРО ВЕРНЕТСЯ
От села до станции было восемь километров. Мы сидели с шофером под деревом, дожидаясь, пока остынет вода в радиаторе. Просто удивительно, что в конце августа так жарко. Я рассказывал о том, как мы брали деревню Матвеево. Шофер выщипывал травинки, росшие по обочине мостовой и в расщелинах между булыжником, крутил их, а потом внимательно рассматривал и бросал. Увидев, что он не слушает, я перестал рассказывать, хотя еще не дошел до того, как мы отражали контратаки и как меня ранило. Всегда хочется рассказать о том, как тебя ранило, и очень бывает обидно, когда не слушают.
В это время к нам подошел мой друг.
Я сразу заметил, что в его руке нет яблока. Он съедал в день так много яблок, что я никогда не мог с ним по-человечески поздороваться за руку. В правой руке он всегда держал яблоко, а левой руки у него не было.
Он подошел ко мне со снисходительностью очень занятого человека.
— Мне некогда. На станцию иду, — небрежно и хвастливо сказал он. — Сегодня с почтовым подъедет она.
— Поздравляю! — воскликнул я.
— Ладно. Она, собственно, еще не ко мне едет. Она, кажется, сперва хочет съездить к матери, но я уговорю ее, чтобы сделала это потом, когда мы поженимся. По-моему, она согласится. Как ты думаешь?
— Может быть, — сказал я. — Но ты опоздаешь, до поезда осталось сорок минут.
— Не может быть! — Он недоверчиво посмотрел на меня и полез за карманными часами.
— Слушай, стоят, — удивленно сказал он и стал заводить часы. — А мы с ней еще в прошлом году уговорились, что когда она будет ехать, я выйду на станцию.
Мы помолчали.
— А если бегом? — спросил он упавшим голосом.
Я предложил ему свою машину. Наш серый «газик» бодро миновал улицу села, выкатился в поле и побежал к станции. Но шофер вдруг затормозил и сказал:
— Вода закипела.
И как только мы остановились, жара опять стала неподвижной и плотно окружила нас.
— Думаешь, успеем? — доверчиво спросил мой друг. — Осталось двадцать пять минут.
— Успеем, — сказал я. — Ты не был в сорок четвертом году под Витебском, что там делалось…
— Нет, я только дошел до Городка, и вот это, — он кивнул головой на левую руку.
— Ты в какой был?
— В триста третьей.
— А я в одиннадцатой. Так она, значит, была с тобой тогда?
— Мы восемь месяцев прослужили вместе. Мы с ней еще тогда договорились обо всем.
— А теперь?
— Теперь я хочу на ней жениться. Домой она успеет съездить. Вот она прислала телеграмму, что едет мимо. Только бы успеть.
— Ее, значит, уже демобилизовали?
— Ясно, раз едет. — Он посмотрел на часы. — Только двадцать минут осталось.
Шофер вылез и пощупал рукой радиатор так осторожно, словно щупал лоб у больного.
— Слушай, — сказал мой друг шоферу, — а если ехать и доливать воду по дороге, чтобы не останавливаться? Как закипит, так и доливать, а? Я бы сел там, около радиатора, с ведром.
— Стряхнет, — сказал шофер.
— Ничего. Я бы сел верхом.
— Нельзя. Мне не видно будет из-за вас дороги.
— Жалко. А то бы я сел на кожух с ведром и доливал бы, — сказал мой друг и посмотрел на часы. — Шестнадцать минут осталось. Наверно, не успеем, — вздохнул он.
— Успеем, — сказал я, подумав, что вода действительно закипает в нашем радиаторе быстрее, чем в самоваре.
— Ладно, поехали, — проворчал шофер, садясь за руль. Он сказал это так, словно уступал нам в чем-то.
Но наш автомобиль не заводился. Пока мы стояли, что-то произошло в нем, и шофер не мог завести его от стартера. Потом стали заводить ручкой, и когда шофер устал, я сменил его. Но легче было бы раздразнить палкой самого старого пса, чем завести наш «газик». Мы крутили ручку с такой злостью, что все его внутренности должны были перевернуться. А мотор ни разу не заворчал. Пока мы с шофером заводили, мой друг нетерпеливо посматривал в сторону станции. Несколько раз он пытался уходить, но возвращался. Видимо, он еще надеялся, что мы заведем машину.
В последний раз он беспокойно повертелся около нас и вдруг не выдержал:
— Ну вас к черту с вашим автомобилем! — и побежал к станции.
Мы посмотрели ему вслед. Шофер сказал:
— Все равно не успеет, я знаю.
Он не спеша вытер руки, пососал поцарапанный палец и добавил:
— Не успеть, честное слово, не успеть.
Потом он стал осматривать свечи и трогать проводнички. Даю голову на отсечение, что он там ничего не исправил, но когда снова попытался завести от стартера, «газик» весело, даже не огрызаясь, заурчал.
— Вот собака! — восхищенно сказал шофер. — Не автомобиль, а собака. Чего ему надо, что он не заводился? — И мы поехали догонять моего друга.
Измученный, ввалился он в машину и, задыхаясь, простонал:
— Пять минут.
Теперь нас от станции отделяло всего два километра. Нужно было проскочить лесок, и мы бы поспели вовремя. Но шофер, поерзав с беспокойством на сиденье, опять остановил машину. Он вылез и стал копаться в моторе.
— Что? — спросил я.
— Сейчас поедем, — сказал шофер. — Проводничок оголился. Нет ли у вас у кого изоляционной ленты? Нет?
— Нет, — сказал мой друг, похлопав рукой по карманам.
— Жалко, — сказал шофер, — а то бы мы сейчас поехали.
— А если носовой платок? — спросил мой друг.
— Можно, конечно, но лучше, если изоляционной лентой, прочнее.
— Возьми носовой платок, — сказал мой друг, — только, пожалуйста, поедем.
В этот момент до нашего слуха донесся свисток паровоза. Далекий, слабый, он, как штык, кольнул моего друга, и тот даже вздрогнул.
— Все, — простонал он, — все пропало!
— Подожди, — сказал я, — поезд стоит на станции десять минут. Ты успеешь наговориться.
— Поехали, — сказал шофер. — Замотал.
К станции мы подкатили, когда, по нашим расчетам, поезд должен был стоять еще шесть минут у перрона. Но там никакого поезда не было.
Мой друг вылез из машины с брезгливым презрением к ней. Я поспешил с ним на перрон. Первое, на что мы посмотрели, это были часы. Мы вытащили из карманов свои и сверили — часы шли минута в минуту, но поезда все же не было.
— Что такое? — спросил мой друг, глядя на пару блестящих рельсов и на пустой перрон. — Ушел, — тихо сказал он. — Прибыл раньше и ушел.
— Не может быть, — сказал я. — Поезда не прибывают раньше времени.
— Ушел. Я чувствую, что ушел.
— Пойдем к дежурному.
Дежурная комната была похожа на командный пункт полка во время боя. Дверь была распахнута. Входили и выходили люди. Кто-то дремал в углу на лавке, судя по костюму, — стрелочник или поездной мастер. Дежурный сидел за столом, сдвинув фуражку на затылок, и с кем-то ругался по телефону. Так и подумалось, что где-то происходит бой и он руководит боем. Я еще подумал: был он на фронте или нет? Я никак не могу избавиться от того, чтобы, посмотрев на встречных людей, не подумать, были они на фронте или нет.
Мы подождали, когда дежурный кончит ругаться, и спросили о пассажирском. Мой друг умоляюще смотрел на человека в фуражке с красным околышем. Он еще надеялся. Дежурный подозрительно оглядел нас, будто мы выведывали у него военную тайну, и нехотя процедил сквозь зубы:
— Опаздывает на час.
— Я же говорил, что поезда никогда не приходят раньше, — сказал я другу, когда мы опять вышли на перрон.
— Пойдем выпьем на радостях по кружке, — предложил он.
Мы сели за столик. Он сказал:
— Когда меня стукнуло по руке, она оказалась рядом. Плачет, говорит: «Сашка, милый, тебе очень больно?» А рука болтается на жиле. Я кричу: «Отрезай!» Она кричит: «Нечем». Я кричу: «Финкой». Так я и ушел в медсанбат, а она все плакала. — Он подумал, погладил ладонью толстые бока кружки и продолжал: — Слушай, ведь это очень хорошо — провоевать вместе, а потом прожить всю жизнь.
— Да, очень, — сказал я, подумав, что все-таки они страшно много сделали, наши девушки. Мы как-то не успели по-настоящему оценить их, когда они были среди нас. А теперь, я подумал, как было бы в самом деле хорошо встретиться с такой девушкой, с которой ты пережил все эти годы.
Когда подошел поезд, мы допивали по четвертой кружке. Я вышел на перрон вслед за моим другом. Мы сразу увидели ее. Она стояла на подножке и немного проехала мимо нас. Она зорко оглядывала всех, кто был на перроне.
— Саша! — радостно закричала она, и мы ринулись за вагоном. Она спрыгнула и тоже побежала навстречу нам. — Саша, милый! — крикнула она и, охватив широким движением руки шею моего друга, прижалась к нему.
Да, это была наша смелая девушка, и она не стыдилась своей любви.
Я отошел в сторону, чтобы не мешать им. А они взялись за руки и, счастливые, несколько раз прошлись по перрону.
Тогда я решил подождать их в машине и кстати проверить, в каком она находится состоянии.
