— Ты потрясающий педагог, все твои ученики получают высшие баллы, — подхватил Игорь.
— Сжальтесь, друзья, не лишайте меня последнего глотка кислорода. Только здесь, в клубе, среди нормальных людей, я могу отдохнуть от работы и вида освященных задниц. Вы и представить не можете, что мне приходится выносить.
Игорь и Вернер настаивали, Грегориос вежливо, но твердо отказывал, не желая жертвовать драгоценным глотком свободы. Вернер отступился и начал искать другой выход, но тут заметил, что Игорь качает головой, поджав губы и часто моргая.
— Сейчас я приведу убийственный довод, — прошептал он.
— Очень жаль, ребята, ничто и никто не заставит меня изменить мнение.
— Тибор мечтает сыграть Эдипа, но он никогда не получит эту роль из-за своего чудовищного акцента.
— «Эдипа» Эсхила или «Царя Эдипа» Софокла?
— Можешь себе представить царя Эдипа, говорящего с венгерским акцентом?
— Ты прав, это нонсенс. Если бы вы услышали текст Софокла на греческом, поняли бы, что́ есть истинный театр. «Орестея» Эсхила — трагедия в стихах, где слова звучат как музыка, а на французском это чистой воды гротеск.
Игорь бросился к телефону-автомату и позвонил Имре, а тот сообщил Тибору, что Грегориос будет давать ему бесплатные уроки, чтобы избавить от проклятого пришепетывания. Имре повторил Тибору слова Игоря:
— Один режиссер видит тебя в роли Эдипа.
— Эдипа? Потрясающе! Мама говорила, что это замечательная пьеса. Она видела постановку в Будапеште. Что за режиссер? Какой театр? — Тибор был в полном восторге.
— Не торопи события. Работай над текстом, чтобы блеснуть на прослушивании.
Имре следовало обдумать все более тщательно и проявить осторожность, но он так обрадовался, что позволил Тибору и Грегориосу встретиться один на один.
— Я очень тебе благодарен, Грегориос. Знаю, ты очень занят, и тем выше ценю твою услугу. Надеюсь, однажды я буду говорить по-французски, как ты.
— У греков нет акцента. Мы изобрели дикцию. Не бойся, Тибор, я не заставлю тебя разговаривать с камешками во рту.
— Я стану твоим лучшим учеником. Для меня это вопрос жизни и смерти.
— Если хочешь перестать гнусавить, Тибор, говори медленно. Как будто размышляешь над тем, что собираешься сказать. Дели слова на слоги, произноси их в одной тональности и делай ударение на последнем или на выдохе. Вот так: я заказал — ударение на «зал»; чай с молоком — выделяй «ком».
— Я заказал чай с молоком.
— Засунь пальцы в рот, растяни губы к ушам, и пусть звук идет из живота.
— Я за-ка-зáй час с мо-ло-хо́м.
— Великолепно! Давай работать над текстом, так будет практичней.
Грегориос достал из портфеля две тонкие книжечки и протянул одну из них Тибору. Тот взглянул, удивился и сказал:
— Лучше взять подлинный текст.
— Этот хорош, перевод просто блестящий.
— При чем тут перевод? Мы репетируем «Адскую машину».
— О чем ты говоришь?
— О пьесе Кокто.
— Ты играешь «Царя Эдипа» Софокла.
— Ничего подобного! Я репетирую вовсе не эту древность, а пьесу Кокто об Эдипе!
— Как ты смеешь даже сравнивать жалкую буффонаду этого педика с «Царем Эдипом», одной из величайших пьес в истории человечества?
— Она тяжеловесная, старомодная и выспренняя.
— Мы придумали театр и психологию за двадцать четыре столетия до Фрейда.
— Беда в том, что с тех пор вы больше ничего не изобрели. Мир изменился, а вы этого даже не заметили.
— Разве может венгр понять Софокла?
Грегориос поднялся, уложил брошюры в портфель и ушел, не заплатив по счету.
— Привет от педиков, чертов церковный подпевала! — заорал Тибор, постаравшись произнести эту фразу по всем правилам «чаемолочного» ораторского искусства.
* * *
Так Тибор остался при своем акценте. Они с Грегориосом больше никогда не разговаривали и держались друг с другом подчеркнуто холодно. Имре удалось найти для него небольшие роли, и Тибор согласился. Он понимал, что должен играть, чтобы его узнали и заметили. В постановке «За последние пять минут» он одиннадцать раз исполнял роль помощника комиссара Бурреля. Единственную фразу: «О’кей, патрон!» — он долго репетировал с Игорем, так что выходило неплохо. Несмотря на более чем скромный по объему текст, платили Тибору вполне прилично, но он имел глупость рассориться с режиссером, потребовав, чтобы тот развил образ его персонажа. Тибор воодушевился, когда его приняли в труппу «Комеди Франсез». Он выходил на сцену прославленного театра в роли воина с алебардой в трагедии «Афалия»,[105] был римским солдатом и сенатором в «Беренике», испанским грандом и лакеем в «Рюи Блазе»,[106] мавританским принцем, торговцем и гондольером в «Доброй матери».[107] Это были роли без слов или в массовых сценах, Тибор оставался в тени и ужасно из-за этого страдал.
Имре пришла в голову идея взять псевдоним. Убедить Тибора было нелегко. Все поддержали Имре, предлагали свои варианты и в конце концов пришли к общему мнению, что Франсуа Лимузен звучит стопроцентно по-французски. Тибор должен был забыть, кто он по национальности, но режиссер улавливал в его речи неприятный для слуха акцент и донимал ассистента вопросами, пытаясь выяснить, где родился этот артист — в Эльзасе, Бельгии или Лимузене. Франсуа Лимузен, как и Тибор Балаж, не мог получить работу на парижских подмостках, и через два года напрасных мучений псевдоним был забыт. Тибор вернул себе имя, данное при рождении, а Имре нашел ему две роли через соотечественника, работавшего на студии дубляжа в Булонь-Бийянкуре. Тибор озвучивал роль короля Юбера в «Спящей красавице» Уолта Диснея и Брута в двадцати сериях «Попая» — этим персонажам его акцент не мешал.
* * *
Имре получил работу кладовщика у оптового торговца готовой одеждой с улицы Абукир. Он перевозил по Сантье[108] на двухколесной тележке горы отрезов и кипы тюков, ужасно уставал и злился на Тибора, который воспринимал это как должное. Имре выдвинул ультиматум: «Даю тебе полгода на то, чтобы найти настоящую роль, или пойдешь работать как все».
В конце года вожделенную роль отдали другому артисту, но Тибор не пожелал работать как все, подчиняться сварливому патрону и общаться с неприятными коллегами. Игорь устроил его на работу ночным портье в «Акапулько», стрип-клуб на Пигаль. В начале вечера он выходил на бульвар Клиши в форме и бирюзовой фуражке офицера императорской гвардии — одному Богу известно какой! — и зазывал в клуб прохожих, в основном иностранцев, предлагая скидочные талоны на напитки (на шампанское — 50 %!). Работа была нетрудная, даже приятная, тяжело приходилось только в марте из-за холодной дождливой погоды. Хозяин клуба ценил Тибора; у него оставалось достаточно сил и времени на дневные прослушивания, но ни одной роли он так и не получил — даже в гастрольном туре по глухой провинции. Тибор неплохо зарабатывал, но совершенно не умел считать и не желал ни на чем экономить.
Тибор курил «Данхилл», не меньше двух пачек в день, — делал три затяжки и тушил в пепельнице. Работу Имре он считал недостойной и низкооплачиваемой, сам носил только дорогую одежду, а его друг никогда ничего себе не покупал, довольствуясь тем, что перепадало на Сантье. В «Бальто» Тибор всегда выбирал блюдо из меню, не глядя на цены. Жаки был известен размер их долга хозяину бистро, и он всегда ждал сигнала Имре, прежде чем принять заказ. Из всей стряпни Мадлен Тибор больше всего любил фрикасе в перечном соусе с картофелем по-сарлатски, поджаренным на утином жире с чесноком и с утиными желудочками, которые он обожал.
— Почему ты ничего не ешь? — удивлялся он, наслаждаясь вкусной едой.
— Я не голоден, — без запинки отвечал Имре.
У Тибора в «Бальто» был особый статус, тут его считали звездой, хотя вся его слава осталась в прошлом. Мадлен полагала, что актер не может зависеть от материальных обстоятельств, и потому Тибор всегда был должен супругам Маркюзо больше других посетителей. Когда сумма долга превышала красную линию, Жаки предупреждал Альбера, а тот оповещал Мадлен, она ставила в известность Имре, который, не говоря ни слова Тибору, вносил часть денег, и все начиналось сначала. Время от времени Имре в завуалированной форме пытался образумить Тибора:
— Тебе бы следовало сесть на диету. Ты поправился.
— Серьезно?
— Во Франции роли соблазнителей достаются стройным актерам. Хочешь быть премьером, похудей на четыре-пять килограммов.
Тибор садился на диету, переставал ужинать в «Бальто», но человек он был слабовольный и ни разу не отказался от приглашения танцовщиц или осветителей из «Акапулько», которые его обожали. Очень скоро маленькую хитрость Тибора раскрыли, и все вернулось на круги своя.
