Однажды все круто изменилось. Это случилось в конце марта, в четверг, во второй половине дня. Было холодно, моросил мелкий дождь, в пустом Люксембургском саду гулял северный ветер, обжигая нам щеки. Сесиль, как обычно, бежала впереди. Я догнал ее. Она ускорилась. Я не сдавался. Я слышал дыхание Сесиль. Несколько минут мы бежали ноздря в ноздрю, потом я почувствовал необыкновенную легкость, оторвался, и она не смогла меня догнать. Отбежав метров на двадцать, я сжалился над Сесиль.
— Остановись, Мишель, я больше не могу, — жалобно попросила она и согнулась пополам, пытаясь восстановить дыхание.
Я снисходительно улыбнулся:
— Хорошо выглядишь.
— Правда? — задыхаясь, спросила она.
— Жалко, фотоаппарата нет, могла бы сама убедиться.
— Я чувствую себя так, как будто во мне тонна веса.
— А с чего ты взяла, что бег помогает худеть? Может, на тебя он оказывает обратное действие.
Сесиль побагровела от возмущения, и я рванул с места, не дожидаясь ответа.
— Ах ты, маленький придурок!
3
В Париже Тибора ждало разочарование. Театральный мир столицы Франции делился на две равновелико-влиятельные группы, страстно ненавидевшие друг друга. В первую входили «мерзавцы», ставившие интересные пьесы, во вторую — «продажные подонки», работавшие на бульварах. Некоторые совмещали одно с другим. Почти все режиссеры были членами компартии, аплодировавшей советскому вторжению в Венгрию. Как-то раз во время прослушивания один знаменитый мэтр обозвал Тибора фашистом и приказал помощникам вывести его из зала. Другой заявил, что ненавидит подобных Тибору мелких буржуа, живущих за счет рабочего класса. Ему демонстрировали ненависть, его оскорбляли и обзывали. НЕ-коммунисты не знали Тибора и ничего не могли предложить незнакомому артисту со странным и, скорее, неприятным акцентом. Прошлая репутация вредила Тибору. Два режиссера, решившие дать ему работу, чтобы поддержать собрата по цеху, не поняли отказа и записали его в категорию заносчивых зануд. Тибор и впрямь не отличался скромностью.
Они с Имре подали документы на получение статуса политических беженцев. Лицемер Руссо искусно и усердно вставлял палки в колеса всем венгерским эмигрантам, которым удавалось добраться до Парижа. Как доказать, что вы беженец, что ваша жизнь под угрозой, что вы покинули родину в страхе и безумии?
— Мне нужны доказательства, понимаете? Сказать, что вы подвергались гонениям спецслужб, очень легко. Советские войска вошли на территорию Венгрии по просьбе правительства, чтобы спасти страну от мелкобуржуазной контрреволюции. Подавляющее большинство населения одобрило эту меру. Возможно, вы покинули Венгрию из-за того, что совершили преступление или не платили налогов. Доказательства должны предоставить вы — не я. На данный момент папка с вашим делом пуста. Постарайтесь, чтобы к моменту рассмотрения на комиссии прошения о предоставлении статуса политического беженца в ней появились все необходимые документы. Иначе получите отказ. Франция — не санитарная зона для приема сомнительных иностранцев! Нам хватает собственных мерзавцев.
* * *
Добравшись в начале 1957 года до Парижа, Имре и Тибор ужаснулись дороговизне гостиниц и остановились в маленьком отельчике на улице Сен-Дени, откуда их на следующее утро выставил консьерж:
— Мне тут педики не нужны!
— А шлюхам, значит, можно тут жить? — съязвил Имре.
— Это не одно и то же. Я не хочу неприятностей с полицией.
Работу Тибор найти не мог, как ни старался. Они продали часы и запонки, сидели на хлебе и воде, жили в убогих гостиницах, из которых сбегали рано утром, потому что не могли заплатить. Имре нанялся разнорабочим к оптовику, торговавшему на Центральном рынке маслом, яйцами и сыром. Он платил Имре вдвое меньше положенного по тарифу, но относился к нему вполне прилично и даже отдавал некондиционные продукты. Тибор тоже мог получить работу на рынке, но ему нужно было беречь силы для прослушиваний, и он бездельничал, пока Имре надрывался по ночам. Все владельцы гостиниц вокруг Центрального рынка знали их как облупленных, поэтому они поселились на улице де ла Юшетт.
* * *
Как-то раз, в понедельник вечером, они пили кофе на террасе пивной на улице дез Эколь. Оба пребывали в упадническом настроении. У Имре болело плечо, руки растрескались от постоянной возни с грязной посудой. Тибор был в отчаянии. Он целый день ждал прослушивания на роль в пьесе Фейдо,[103] провел четыре часа на пронизывающем ветру, а потом вышел ассистент режиссера и сообщил, что состав полностью укомплектован.
— Я никогда не получу роль в этой стране придурков. Может, переедем в Англию? Там лучше относятся к иностранцам.
— Но я не говорю по-английски! — запротестовал Имре.
— Ты только о себе и думаешь! — возмутился Тибор — он не умел быть благодарным. — Я здесь погибаю.
— Я выбиваюсь из сил, а ты меня упрекаешь? Думаешь, мне очень нравится дни напролет возиться с сыром? От меня пахнет сыром, так ведь?
— Воняет! Мог бы работать в цветочном магазине. Давай побыстрее уедем в Лондон, там у меня будут интересные роли.
— Ну да, как же! Чертовы англичане — те еще снобы, тебе нечего ждать от них, кроме высокомерного презрения.
— Я играл в «Макбете» и «Отелло».
— Ты мог играть Шекспира в Венгрии, но твое участие в спектаклях на родине великого драматурга будет воспринято как оскорбление величества или шутка дурного тона. Они начнут хохотать, как только ты раскроешь рот. Акцент будет тебе помехой и в Лондоне.
— Неправда, я говорю по-английски.
— Но не так, как выпускники Оксфорда! Для них ты — венгр, то есть дикарь.
— Кроме театра, есть кино, я могу сниматься, а ты вечно меня недооцениваешь.
— Так почему бы нам не отправиться в Америку, раз уж ты так жаждешь покинуть Париж?
— Верно, Бела Лугоши[104] добился успеха в Голливуде. Венгерский акцент не помешал ему сняться в добром десятке фильмов.
— Ну еще бы! Чтобы играть Дракулу в фильмах о вампирах, такой акцент просто необходим. Этого ты хочешь? Ты?! Желаешь поучаствовать в съемках третьесортных фильмов?
— Я хочу играть. Я артист! Лицедей, а не слуга!
Разговор перешел на повышенные тона. Посетители начали оглядываться на двух иностранцев, яростно ругавшихся на чуждом французам языке. К их столику подошел мужчина и спросил, глядя на Тибора:
— Простите, мсье, вы, случайно, не Тибор Балаж?
— Что вам угодно? — хором рявкнули друзья, привыкшие держаться настороже.
— Я один из ваших поклонников, много раз видел «Возвращение ярмарочных торговцев». Выдающийся фильм.
За четыре месяца, которые Имре и Тибор прожили во Франции, Тибора впервые узнали в лицо. Жажда признания отличает любого артиста от всех остальных смертных. Судьба улыбнулась Тибору — он встретил единственного парижского кинолюбителя, помнившего заурядный венгерский фильм четырехлетней давности. Незнакомец смотрел на Тибора с восторгом, как смотрели когда-то зрители на его родине.
— Неужели вы и правда видели «Возвращение ярмарочных торговцев» десятки раз?
— Я работаю киномехаником в Латинском квартале. Ваша картина продержалась в репертуаре шесть недель, по пять сеансов в день…
— Вы смотрите фильмы, которые крутите?
— Если лента хороша, смотрю.
Вернер Толлер радовался встрече с Тибором, потому что обожал артистов и, несмотря на замкнутый характер, был в душе восторженно-наивен, как юная девица.
— У вас есть небольшой акцент. Вы не француз?
— Я немец, но в Германию не вернусь.
— А мы — венгры, тоже изгнанники.
— Разрешите пригласить вас поужинать со мной, господа, мы сможем поговорить о кино.
Кто бы стал отказываться от подобного приглашения? Переступив порог «Бальто», Тибор и Имре ощутили давно забытый изумительный аромат еды. Игорь ждал их, сидя на банкетке, и читал «Экспресс». Вернер представил своих гостей, и Игорь на слово поверил, что Тибор — величайший венгерский актер современности. Он не видел ни одного венгерского фильма, но Вернер был знатоком и никогда не ошибался. Слушая Тибора и Имре, Игорь вспоминал, как четыре года назад приехал в Париж и его одолевали те же сомнения и страхи. У многих эмигрантов схожая история. Не прошло и пяти минут, как они почувствовали себя старинными знакомыми. Чета Маркюзо присоединилась к ним за ужином. Мадлен обожала кино, но из-за Альбера выбиралась в кинотеатр раз в год. Первого мая. Это был единственный день в году, когда двери «Бальто» были закрыты для посетителей. Мадлен отстояла свое право труженицы на отдых в этот день и всегда тщательно выбирала фильм романтического плана. Ей так понравился фильм «Унесенные ветром», что она ходила на него два года подряд. Вернер настоятельно советовал Мадлен посмотреть «Возвращение ярмарочных торговцев», и она пришла в восторг от возможности посидеть за одним столом с кинозвездой, пусть и венгерской, да к тому же таким красавцем.
