Стало страшно. Воздух наполнился запахом горькой полыни. Она даже почувствовала горечь во рту. И казалось, будто этот горчащий воздух исходил отовсюду. Он поднимался с пола, впитывался в стены, полз к потолку, разлетаясь при этом миллиардами горчайших молекул и проникая в душу.
Он становился липким и плотным. Его хотелось отодрать от себя. А незнакомец, справившись, наконец, с преградой, уже оказался совсем близко. Его рука, такая же плотная и липкая, как окружающий плотный воздух, легла на ее плечо.
Маша непроизвольным движением руки пыталась оградить себя от этого прикосновения. Но оно становилось настойчивее. Еще мгновение, и незнакомец почти обнял ее.
Стало нечем дышать. Она рванулась изо всех сил прочь от этого странного мутного человека. Мозг пронзило имя: Сергей!
Она проснулась, дрожа от страха. Пыталась понять, откуда взялся этот страшный образ. И это имя, которое ничего не говорило.
Пытаясь стереть из встревоженного сознания осадок, оставленный непонятным сном, Маша прошла на кухню. Спать уже не хотелось. Она включила чайник и в ожидании, пока он закипит, стояла у окна, вглядываясь в темноту ночи.
Мария Ивановна, чей чуткий сон был нарушен непонятными звуками из кухни, тоже поднялась. Она неслышно подошла к задумавшейся Маше и тронула ее за плечо. Вздрогнув от неожиданности, девушка повернула к ней лицо со следами страха, недоумения и тревоги.
— Что случилось, Машенька? Ты почему не спишь?
— Сон странный приснился. Не могу понять к чему, — она начала было рассказывать сновидение, но Мария Ивановна остановила ее.
— Не надо, милая. Сны не стоит пересказывать. Они порой отражают события прожитого дня. Иногда — намекают на то, что было в прошлом или ждет в будущем. Но мы не в силах разгадать их. А вот воплощенный в слова, сон может сбыться. Но мы ведь не знаем, что он предвещает. Он, как негативные мысли, может реализоваться в жизни.
— Поэтому, — продолжала Марьвановна, — давай попьем чайку, и спатоньки. Просто посмотри в окно и скажи: «Пусть все плохое останется во сне». Тогда плохое не сбудется, а хорошему мы всегда рады.
Поговорив с Марьвановной и слегка успокоив тревожные мысли, Маша постелила постель и легла. Она произнесла заветные слова, и сон перестал казаться таким неприятным и настораживающим. Но из памяти вместе с произнесенными словами напрочь исчезло имя приснившегося человека.
Маша перебирала в памяти все имена, которые знала, но тщетно. Ее избирательная память упорно не желала восстанавливать имя незнакомца из тяжелого липкого сна.
Так она и уснула, считая вместо овечек мужские имена. Наверняка, среди них было и имя «СЕРГЕЙ». Только оно промелькнуло незамеченным, никак не отозвавшись в ее сердце и памяти.
К сожалению, ее память не желала раньше времени воскрешать тяжелые, но исключительно важные события из ее прошлой жизни…
* * *
В офисе праздничная атмосфера. Корпоративная вечеринка в полном разгаре. Серьезное агентство превратилось в увеселительное заведение с соответствующей атрибутикой. Шары, море цветов, фуршет. Музыка, танцы, шампанское. Великолепие женских нарядов. Галантные мужчины, обрушивающие в адрес прелестниц водопад тостов и пожеланий. Горящие страстью глаза мужчин. Кокетливые взгляды женщин.
8 Марта. И этим все сказано.
Среди этого веселья и помпезности нет места грусти. То здесь, то там слышен шепот. Это, обуреваемые весенним бунтом гормонов, шепчутся влюбленные. И неважно, что влюбленность в этот день мимолетна. Она подобна весенней снежинке. Вот она есть, а вот уже и растаяла. Чувства, выплескиваемые сегодня, яркие, наполненные страстью и вожделением.
Назавтра все утихнет, уляжется, исчезнет. А сотрудники будут прятать от сотрудниц глаза в надежде, что те все понимают.
Весна… Праздник… Гормоны…
Антон не может отвести глаз от Маши. Она сегодня пользуется успехом. Каждый мечтает пригласить ее на танец. Нашептать на ушко комплименты. Вызвать досадный румянец на щеках.
Маша отыскивает глазами Лютаева. В них мольба: «Спаси меня от избытка внимания, избавь от шепота, я устала…»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
С того памятного вечера они старались не оставаться наедине, избегая друг друга. Но каждый думал об одном — как вернуть прежние дружеские отношения. И не только дружеские…
Антон решительно направился к Маше:
— Можно я украду тебя? Давай сбежим. Посидим вдвоем в тихом уютном кафе. Наверное, нам надо поговорить.
Сердце девушки забилось в бешенном ритме. Глаза засветились радостью. Она не стала изображать равнодушие:
«Если я сейчас не отвечу согласием, он просто отойдет и больше никогда не возобновит попытку перемирия. Пусть это будет еще один, всего один счастливый вечер. Пусть это будет мгновение счастья. Я согласна…»
Она кивнула Антону.
Под шушуканье и недвусмысленные переглядывания сотрудников они вышли из зала. Каверин поспешил следом.
— Вы куда? — спросил, прекрасно зная ответ. Но удержаться не мог. Шеф последнее время ни словом не упоминал о том, что произошло между ним и Машей. Но его душевное состояние было написано на лице.
— Хотим пройтись, подышать воздухом. Душно здесь.
— Понятно. Компанию составить?
— Каверин, — шеф выразительно посмотрел на заместителя. — остаешься за главного. Смотри, чтоб здесь все не разнесли в состоянии праздничной эйфории.
— Понял, биг-босс. Гуляйте.
Он задумчиво смотрит им вслед. Давно засевшая мысль не дает ему покоя: «Неужели он сам не видит очевидного? Это невероятное сходство Аннушки и Маши буквально кричит, что пора бы сделать тест ДНК.
Эти глаза!.. Хотя, я мог просто напридумать все это. Говорить Лютому о своем предположении не стану. Чего доброго, сочтет меня сумасшедшим. К тому же, ведь больше никто не замечает этого.
Или они все слепы, или я дурак.
Ладно, поживем, увидим».
Сбежав от шума и суеты, они почувствовали неловкость. Пока Лютаев вызывал такси, Маша в волнении подбирала слова, чтобы показать ему, что не обижается, что готова вообще не возвращаться к последнему разговору.
Антон же для себя уже все решил. Только вот так на улице, в ожидании такси не хотел начинать серьезный и важный разговор.
— Что будем заказывать? — Антон улыбался, и его улыбка буквально сводила Машу с ума.
Она понимала, что за улыбкой он прячет свою нерешительность. И это еще больше волновало девушку. Она допускала мысль о том, что Лютаев станет извиняться за проявленную в тот памятный вечер пылкость и случайное признание со скоропалительным предложением.
— Полагаюсь на Ваш выбор. Но что-нибудь легкое.
— Тогда капучино, яблочный мусс и мороженое — каждого вида по шарику. Согласна? Только если чего-то захочется, ты скажешь. Договорились? — она согласно кивнула.
Антон начал говорить решительно, голос звучал твердо и уверенно. Но Маша, к своему удивлению, не услышала ожидаемых извиняющихся ноток.
— Маша, я считаю, что нам пора прекратить прятаться от реальности. Настало время откровенно озвучить суть происходящего. — Маша, опустив глаза, делала вид, что ее чрезвычайно заинтересовало разнообразие мороженного, выложенного замысловатой конструкцией. — Я люблю тебя… Нет, даже не так, я тебя обожаю. Я постоянно думаю о тебе. А вместо того, чтобы быть с тобой каждую минуту, избегаю тебя.
— Повторять предложение руки и сердца не стану.
Холод его слов болью отозвался в Машином сердце. На мгновение оторвав взгляд от десерта, она вопросительно посмотрела на Антона, но тут же краска смущения разлилась по ее щекам.
«А ведь я и не ожидала других слов, — усмирила она свое сердечко, — все именно так и должно было закончиться…»
— Я виноват в том, что не обсудил с тобой обстоятельств, касающихся моей личной жизни, — продолжал Лютаев. А у Маши готовы были сорваться слова мольбы: «Замолчи! Я все понимаю, но ничего не хочу знать. Просто хочу побыть с тобой еще немного…»
— Ты ведь знаешь, что у меня есть дочка. — Маша, кивнув, еще ниже опустила голову. «Значит, должна быть и жена,» — с горечью подумала она. — Это может стать преградой к нашему браку. Вернее, даже не так.
