Интервью 96-летнего респондента опубликовала газета «Совершенно секретно», взял же интервью журналист Михаил Черкезия.
Данное интервью имело такое же предисловие, как и интервью Нино Гегечкори. Журналисты в страхе самим не быть осмеянными спешат осмеять интервьюера и при этом ссылаются на некомпетентность последнего. Вот как это выражается:
«Не стоит удивляться, что своего хозяина он вспоминает с теплотой. Как верный слуга, он видел от него только хорошее, получал зарплату 1200 рублей и, как сам признается, «часто не знал, куда девать такие деньги». А сегодня живет на пенсию 14 лари (около 6 долларов). Что-то в воспоминаниях бывшего бериевского шофера способно вызвать лишь скептическую ухмылку, что-то, вроде рассказа о том, каким верным мужем был Лаврентий Павлович, и громкий смех».
Опять стоим перед той же дилеммой. Водителя Берии представляют не как очевидца событий, а как прислужника, который любил своего «хозяина» только ради зарплаты. Меликишвили для образованного журналиста не представляет собой исторический источник только потому, что он заинтересован, заинтересован лишь зарплатой, которую получал 50 лет назад. Если его воспоминания неприемлемы как источник, то что можно сказать о других источниках, которые и создали образ кровожадного тирана, о таких источниках, каким является Хрущев, Маленков, Молотов и другие открытые враги Берия? Кто из них более заинтересован?
Именно поэтому стараюсь не приводить доводов Серго Берии, который написал книгу о своем отце и которому не верят просто потому, что пишет сын.
Из интервью Меликишвили приведу несколько выдержек, которые характеризуют и то время, и Лаврентия Берия со стороны:
«Каждое утро в 9 часов домой к Берии в крцанисскую резиденцию (там же, где ныне живет Эдуард Шеварднадзе) я привозил парикмахера. Через час хозяин уже был на работе, где оставался до 17 часов. Потом мы возвращались в резиденцию. Перед обедом Берия собирал охранников, дворников, садовников — словом, всех, кто служил в Крцаниси, — и 30–40 минут с азартом играл с ними в волейбол. После обеда часок отдыхал — и опять на работу.
В 9 вечера каждый день по специальной телефонной связи Берия связывался со Сталиным и детально докладывал о событиях в республике. Берия не решал никаких вопросов без согласия вождя. Он был солдатом, у которого был командир — Сталин. И Лаврентий Павлович честно выполнял все его задания.
После работы хозяин начинал осматривать строительные объекты. В Тбилиси их было предостаточно. Одновременно строились десятки многоэтажных жилых зданий, ИМЭЛС (Институт Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина), лечебный комбинат, музей комсомола, лимонадный завод, стадион «Динамо», редакция газеты «Коммунист»… С тех пор в Тбилиси такого размаха городского строительства больше не было.
Берия был сверхпунктуальным и строгим человеком. Злился, когда я подъезжал всего на 5 минут раньше положенного. Я уже не говорю об опоздании…
Мать Лаврентия, госпожа Марта, была глубоко верующей женщиной. Почти ежедневно она посещала православную церковь и молилась за благополучие сына. Супруга — Нина Гегечкори — запомнилась мне как обаятельный, добрый и скромный человек, общаться с ней было легко. Она училась в сельскохозяйственном институте и часто, чтобы меня не беспокоить, домой ездила из института в переполненном трамвае. Однажды я ее повез в одно загородное хозяйство (тогда она работала над дипломом и должна была взять пробы почвы). Увидев жену Берии, директор хозяйства от волнения чуть в обморок не упал. Правда, потом, успокоившись, пригласил ее на обед.
— Коля, прошу тебя, составь нам кампанию, — сказала Нина. И, видя, что я стесняюсь, добавила: — Без тебя я не пойду…
За обедом я в первый раз попробовал восхитительное грузинское вино «Цоликаури». Отпил немного и поставил стакан. Нина заметила и рассмеялась:
— Что ты, Коля-Николай, так крадешься к вину? Пей до дна. Если опьянеешь — я здесь! Сяду за руль.
Так и вышло. До Тбилиси меня везла супруга хозяина. Сестра Лаврентия, Нато, от рождения была глухонемой, но почти со всеми делами семьи управлялась именно она. Ко мне Нато всегда относилась как к брату — искренне любила и заботилась. Бывало, увидев меня, издавала радостные, неестественные звуки и жестами старалась выразить свои чувства. В багажнике своей машины я частенько находил корзиночки с фруктами и продуктами, которые тайком клала мне Нато. За ней тогда ухаживал один железнодорожный инженер, просил выйти за него замуж. Помню, вызвал Берия к себе этого жениха и спросил:
— Интересно, кого ты хочешь в жены, меня или мою сестру? Что тебе понравилось в Нато, слух, речь или внешность? Знай одно: от меня ничего не жди!
Инженер все-таки женился на Нато. К счастью, он оказался человеком добропорядочным и после ареста Берии не бросил ее, как ожидали многие.
У Лаврентия был единственный сын — Сергушка. Каждое утро я его возил в немецкую школу. Учился он отлично, много читал. Особенно любил приключенческую литературу. У Сергушки был личный телохранитель, каратист Коля. Несмотря на мой рост — 192 сантиметра — и осанистость, Коля своими ловкими приемами легко со мной управлялся, а Сергушка при этом смеялся от души. По заданию Берии в саду Муштаиди построили первую в мире детскую железную дорогу, и Сергушка с друзьями работали там машинистами поезда…
— Поезжай к Митрофану Лагидзе, — вызвал меня однажды хозяин. — Скажи, что хочу с ним поговорить. Он хороший, уважаемый человек, и обращайся с ним мягко, чтобы не обидеть.
Получив такое задание, я отправился на лимонадный завод. Митрофан Лагидзе был создателем знаменитых вод, которые и ныне можно отведать на проспекте Руставели.
— Вас хочет видеть Берия, — сказал я с порога. Лагидзе вздрогнул и побледнел. — Когда вам будет угодно, чтобы я заехал за вами?
Он скинул белый халат и ответил, что готов ехать немедля. Всю дорогу молчал. Видно, размышлял, почему он вдруг понадобился первому секретарю. Я-то знал, в чем дело. В последнее время на имя хозяина стали поступать письма — вернее, доносы, — в которых сообщалось, что при производстве своих лимонадов Митрофан использовал какую-то тайную технологию. А любая тайна тогда считалась преступлением. Прибыли на улицу Дзержинского, к дому № 8, где располагался Центральный Комитет партии.
Лагидзе с поникшей головой зашел в здание. А через час появился полностью переменившимся, с озаренным лицом:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
