— Но не считаете же вы возможным, что проект, в котором будут использованы ресурсы всего лишь одного ученого, окажется более успешным, чем тот, в распоряжении которого ресурсы всей Киолы?
— Ключевым звеном успешности проекта по освобождению Киолы является вовсе не объем доступных ресурсов, — вступил в разговор еще один иномирянин, самый высокий из четверых, — а возможность осуществить проект в условиях максимальной секретности. Если о нем узнает хоть один человек из числа непосвященных — наше дело будет обречено на провал.
— Хотя, конечно, и объем ресурсов тоже важен, — добавил щуплый, — но мы считаем, что тех ресурсов, к которым может получить доступ один из Цветных, будет вполне достаточно.
— Не понимаю, — поразмыслив, озабоченно произнес Беноль. — Что в этом проекте потребует строжайшей тайны?
— Всё, — подал голос третий иномирянин, самый широкоплечий, — абсолютно всё. И в первую очередь то, что всех киольцев, которые будут вовлечены в наш проект, мы собираемся учить тому, что приведет в ужас любого, кто об этом узнает. А именно — насилию.
Щуплый кивнул:
— Да, в том числе, конечно, ужаснутся и те, кого мы станем этому учить. Потому нам необходимо будет подобрать и таким образом оборудовать тренировочную базу проекта, чтобы оттуда невозможно или по крайней мере очень трудно было сбежать.
Беноль содрогнулся. Впервые ему стало не по себе. Они… эти люди… существа… собирались творить с другими людьми — взрослыми, обладающими всеми правами Деятельными Разумными — нечто… что может подвигнуть их сбежать! Это было немыслимо, невозможно, безумно!!! Но эти четверо, вместо того чтобы биться в приступе безумия, давясь слюной, хрипя и вращая вытаращенными глазами, молча сидели и смотрели на ученого, а на их лицах читалась твердая и холодная уверенность в том, что они абсолютно правы, что по-иному и быть не может… Алый Беноль поспешно опустил взгляд. Если бы не то небольшое предварительное рассуждение о мифах, у него бы сейчас ушла почва из-под ног… А в следующее мгновение он внезапно понял, что щуплый иномирянин нарочно затронул тему мифов, их восприятия и возможных вариантов действий при их разрушении, чтобы подготовить его, Беноля, всеми признанного величайшего ученого Киолы, обладателя одного из самых могущественных интеллектов планеты, к этой минуте… и к тому, что последует за ней.
— Я… — ученый запнулся, почувствовав, что его голос слегка дрогнул, — я должен обдумать все, что вы предлагаете. А до того — будьте моими гостями.
Четверо иномирян одновременно встали (причем Беноль не заметил и намека на то, что кто-то из них подал остальным какой-либо сигнал) и поклонились хозяину иуэлы. Алый в свою очередь поднялся и тоже поклонился гостям.
— Гостевые апартаменты в том крыле, — сдержанно произнес он и, еще раз поклонившись, вышел из Сада…
— А не кажется ли вам, — спустя некоторое время нарушил молчание, установившееся после ухода хозяина, майор Скорцени, — что он намерен натравить на нас своего многоголового дракона, обездвижить нас и засунуть в какую-нибудь далекую-предалекую дыру?
— Зачем? — удивился Банг.
— Чтобы мы не разрушили до основания привычную ему картину мира и набор ценностей, — тихо пояснил адмирал.
Американец наморщил лоб, почесал затылок, а потом признался:
— Не понял.
— Ну, до встречи с нами жизнь Беноля была вполне себе понятной и довольно простой. Хотя, конечно, более интересной, чем у обычного Деятельного Разумного Киолы. Но в главных постулатах они все же были очень близки. То есть и Беноль, и, скажем, одна из тех, кто регулярно предлагал нашему русскому другу заняться любовью, — японец сделал шутливый поклон в сторону старшего лейтенанта, от чего немца, весьма ревниво относившегося к любому проявлению чьеголибо превосходства, слегка перекосило, — с близких позиций смотрели на то, что такое хорошо, плохо, достойно, непристойно, возможно и недопустимо. А сейчас перед нашим хозяином внезапно в полный рост встала проблема серьезного изменения своих взглядов на все это.
— То есть как если бы то, что раньше считалось преступлением, по решению Конгресса вдруг перестало быть таковым? — уточнил Банг.
— Да, только хуже, — кивнул Иван. — Законы-то — тьфу, их переписать — раз плюнуть! А вот когда все мировоззрение поменялось, ну вроде как у нас в семнадцатом, вот это, брат, я тебе скажу, ломка была. Столько людей к стенке поставить пришлось…
Ямамото кивнул. Да уж, лучшего примера не найти.
— Поня-атно, — протянул мастер-сержант, а затем тревожно насупился. — То есть, как я понимаю, Беноль может и не захотеть менять это свое мировоззрение, а вместо этого свернет нас в узелок и таки засунет в какую-нибудь дыру, постаравшись позабыть о том, что мы вообще были?
— Я не думаю, что до этого дойдет, — мягко возразил адмирал. — В конце концов, мы — единственная надежда этой планеты на возвращение Потери. Беноль это понимает лучше, чем кто бы то ни было на Киоле. Просто… некоторое время ему будет очень тяжело. И наш долг — помочь ему справиться с этой тяжестью. Поэтому я еще раз напоминаю всем, что мы должны воздерживаться от любых проявлений насилия, в том числе и по отношению друг к другу. Даже в словах.
— Да помним, помним, — махнул рукой Джо.
— К тому же у нас все равно не было другого выхода, кроме как обратиться к нему, — вставил немец, не упускавший момента продемонстрировать собственную значимость. — Только с помощью Беноля мы можем рассчитывать хоть чего-то добиться.
— Спасибо, что напомнил, герр Ганс, а то мы… — огрызнулся Банг, но, поймав укоризненный взгляд Ямамото, вскинул руки: — Молчу-молчу…
* * *
В следующий раз земляне встретились с ученым только через четыре дня. Все это время они вели себя максимально корректно. Даже Банг позволял себе только слегка дурашливо раскланиваться с майором, если сталкивался с ним в дверях. Иван, который сошелся с Бангом более других, как-то, когда они с американцем остались наедине, неодобрительно покачал головой:
— И чего ты все время ерничаешь?
— А-а, — отмахнулся Банг, — терпеть не могу его высокомерную рожу. Рисовщик и дешевка, как все итальяшки.
— Итальяшки? — удивился старший лейтенант. — Он же вроде как говорил, что австриец.
Ямамото еще при первой общей встрече предложил каждому рассказать о себе — естественно, только то, чем каждый готов был поделиться.
— Ты его фамилию слышал? — парировал Джо. — Я вон тоже могу всем рассказывать, что я стопроцентный «оса»[25] и вроде как в Нью-Йорке живу, и все такое, но кто мне поверит, с такой-то фамилией? — Он хмыкнул, а затем с подозрением уставился на приятеля: — А ты что, защищать его вздумал?
Русский помотал головой:
— Нет. Я фашисту ни на грош не верю и присматриваю за тем, чтобы он какую пакость не сотворил. Но все равно дисциплину соблюдать надо. А то ни хрена у нас тут не получится.
Банг промолчал, однако тон в разговорах с фрицем заметно сбавил, отчего тот даже пришел в некоторое недоумение и насторожился. Но весь этот внутренний междусобойчик отступил на второй план, когда в Саду, как раз во время их очередного совместного завтрака, появился Беноль.
— Я обдумал ваше предложение, — тихо начал он, усевшись и отхлебнув из чашки, которую принес с собой.
Земляне, прекратившие жевать, едва только фигура ученого нарисовалась во входной арке, подобрались, ожидая продолжения.
— И я согласен с вашим предложением, — все так же тихо закончил Беноль.
Над столом пронесся шумный вздох облегчения. Четверо землян обрадованно переглянулись.
— Однако я должен обставить свое согласие некоторыми дополнительными условиями, — слегка охладил их пыл ученый.
Земляне снова напряглись, но уже по-разному. Если взгляд американца сделался жестким, настороженным, то напряжение японца можно было уловить лишь по тому, что над его переносицей пролегла тревожная складка, лицо же осталось безмятежным и озаренным все той же радостной улыбкой, которой он встретил согласие Беноля на сотрудничество.
— Мы очень внимательно слушаем вас, — вежливо сказал Ямамото.
— Я понимаю — то, что вы собираетесь делать, является для вас единственно возможным способом достижения цели.
Четверо землян, не сговариваясь, кивнули.
— Я также понимаю, что все ваши действия будут выглядеть с точки зрения моральных и нравственных основ нашей цивилизации… чудовищными.
И снова ответом стали четыре кивка, хотя на этот раз они перемежались быстрыми испытующими взглядами, которыми обменялись земляне.
— Но я думаю, никто не станет оспаривать, что среди нас пятерых, причастных к зарождению общей тайны, лишь я один способен хотя бы теоретически оценить, не выходят ли осуществляемые вами изменения за пределы того, что может выдержать наша цивилизация, окончательно не обрушившись.
