От звука ее голоса слезы едва не навернулись мне на глаза. И только когда мы начали разговаривать, меня осенило, что с их отлета домой прошло уже пять дней.
— Поверь мне, — сказал я, — мне очень хотелось позвонить тебе раньше. Я непрестанно думаю о тебе с того момента, как вы уехали. Мне хочется снова увидеть тебя, и как можно скорее.
Лиона сказала, что тоже этого хочет. Мне нужно только назвать время и место. Она рассказала, что побывала у своего адвоката со всеми полученными от меня бумагами. Ее отец остался весьма доволен тем, что я таким способом принимаю на себя ответственность за сына.
— Но, Тоби, меня все-таки кое-что беспокоит, — проговорила Лиона. — Твои кузены из Нового Орлеана знают, что ты жив?
— Нет, они не знают, — признался я. — Но, если я вдруг приеду в город, мне хотелось бы их навестить.
— Я пока еще тебе не говорила, но, думаю, тебе следует знать. Примерно три года назад, когда тебя признали…
— Официально мертвым? — помог я.
— Да, именно. Твой двоюродный брат Мэтт забрал тогда из камеры хранения оставшиеся вещи, зашел к нам и принес несколько твоих книг для Тоби, он знал, я сказала ему, что Тоби — твой сын.
— Это же хорошо, Лиона. Я рад. Меня нисколько не смущает, что Мэтту это известно. Я вовсе не стану тебя за это порицать.
— Но дело не только в этом. Ты ведь помнишь моего отца, помнишь, что он прежде всего врач, помешанный на своей профессии.
— И?
— Он попросил у Мэтта разрешение сделать анализ ДНК, используя образцы, которые были взяты в вашей старой квартире в ходе следствия. Отец сказал, что делает это по соображениям медицинским, хочет знать, были ли в семье проблемы со здоровьем, поскольку Тоби может…
— Да, я понимаю. — Я разом похолодел. И пришлось постараться, чтобы голос звучал непринужденно. — Все хорошо. Это вполне разумная мера, — солгал я. — Мэтти дал согласие, твой отец сделал анализ ДНК нашего семейства и анализ ДНК Тоби. — Это значит, что существует официально зарегистрированный образец ДНК, близкий к ДНК из досье Лиса-Счастливчика. Сердце заколотилось с удвоенной скоростью. — Надеюсь, ты не хочешь сказать, что имеются какие-то генетические отклонения…
— Нет. Я просто хочу, чтобы ты знал. Мы же думали, что тебя нет в живых, Тоби!
— Лиона, не переживай. Все нормально. И я рад, что вы сделали анализ. Твой отец знает наверняка, что Тоби-младший — мой сын.
— Да, и это тоже, — призналась она. — У него имеются доказательства «родового сходства», как это называется, и ему этого довольно.
— Послушай, любовь моя, — произнес я. — Меня ждет одна работа. Я должен переговорить со своим шефом. И когда уточню все сроки, то сразу же тебе перезвоню. Я буду сейчас пользоваться этим телефоном, номер у тебя определился. Звони когда захочешь.
— Нет, Тоби, я не стану тебя беспокоить, — возразила она.
— Если я не отвечу, это значит, что я попросту не могу, — сказал я.
— Тоби?
— Да.
— Я хочу, чтобы ты кое-что знал, но не хочу тебя пугать.
— Ну что ты, конечно, говори.
— Я люблю тебя, — сказала она.
Я испустил долгий вздох.
— Как же я рад это слышать, — прошептал я. — Потому что мое сердце в твоих руках.
Я повесил трубку.
Я был совершенно счастлив и до глубины души потрясен. Лиона любит меня! А я люблю ее, но в следующий миг в игру вступают разные мрачные истины, причем вступают даже быстрее, чем я успеваю узнать и назвать их. Никто из выслеживавших Лиса-Счастливчика ни разу не сумел заполучить образец его ДНК, теперь же Хорошему Парню известно, что Лис-Счастливчик и Тоби О’Дар — одно лицо, а образцы ДНК семьи Тоби О’Дара хранятся в полицейских архивах Нового Орлеана. Я же имел глупость сообщить Хорошему Парню, что родом из Нового Орлеана.
«У тебя имеются дела, которые необходимо исполнить», — Шмария выразил эту простую мысль в столь многих словах, но он был совершенно прав. Анализ ДНК я никак не могу уничтожить, да на самом деле не так уж он и важен, если учесть, сколько имеется косвенных улик. Зато кое-что я все-таки могу, и делать это надо быстро.
Я выписался из гостиницы и поехал в Лос-Анджелес.
В квартире все было так, как я оставил: двери широко распахнуты в патио, лепестки жаккаранды по-прежнему усыпают тихую улицу внизу.
Натянув на себя какое-то старье, я поехал в гараж, где уже года два-три держал грузовые фургоны, костюмы на все случаи жизни и прочее. Целых дна часа, надев обязательные перчатки и рабочий халат, я уничтожал улики.
Прежде всего я никогда не готовил смертоносные снадобья из тех препаратов, которые продают только по рецепту врача. Практически все ядовитые коктейли, составленные мною, были из самых простых лекарств, из цветов и трав, которые можно найти где угодно. Я использовал маленькие шприцы для диабетиков, которые продаются без рецепта. И все-таки набор предметов в гараже был набором улик, и я почувствовал себя гораздо лучше, когда содержимое последнего пузырька оказалось вылито, а последний сверток сожжен. Пепел отправился в канализацию. За ним последовал поток воды.
Я тщательно вытер кабины грузовиков изнутри, затем отогнал машины в разные районы на окраинах Лос-Анджелеса, где и бросил, оставив ключ в замке зажигания. Все страховки и номера были липовые, поэтому через них на меня никак не выйти. Бросив последний фургон, я прошел пешком шесть кварталов, уверенный, что все мои машины в скором времени угонят. Затем я взял такси и доехал до того района, где держал гараж.
Теперь в нем было пусто. Я не стал запирать двери, оставил открытыми.
Пройдет несколько часов, и бездомные явятся сюда в поисках пристанища или какой-либо поживы. Их личные вещи, отпечатки пальцев и образцы ДНК скоро будут повсюду, и гараж ждет закономерный финал, какой постиг уже множество гаражей, сослуживших свою службу Лису-Счастливчику.
Я поехал домой, чувствуя себя чуть менее уязвимым, ощущая, что Лиона с Тоби стали чуть менее уязвимы. Хотя, конечно, никакой твердой уверенности у меня не было. Просто я делал все возможное, чтобы не дать Лису-Счастливчику навредить им.
Меня снедала тревога, сильная и неукротимая. Я понял: в каких бы делах я ни участвовал вместе с Малхией и Шмарией, в этом мире я становлюсь Тоби О’Даром, а Тоби О’Дара до сих пор по-настоящему не существовало. Я ощущал себя голым, уязвимым, и ощущение мне не нравилось. Меня даже удивило, как сильно оно мне не нравится.
Ночью я улетел в Нью-Йорк.
И на следующий день проделал то же самое с нью-йоркским гаражом. Прошел почти год с тех пор, как я пользовался этой точкой, и мне вовсе не хотелось сюда возвращаться. Нью-Йорк вызывал во мне слишком много болезненных воспоминаний, а сейчас я стал слишком уж чувствителен к ним. Но я понимал, что сделать это необходимо. Я бросил машины в тех районах, где их наверняка угонят, а гараж оставил точно в таком же виде, как и предыдущий: его двери были открыты каждому, кто пожелает войти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
