Как странен феодальный замок, увиденный глазами современника изящного XVIII века. Сохранив суровую простоту средневековья, он не воспринял «века Просвещения»: но, может быть, он прав, это — один из путей забвения.
Благородное и древнее поместье Гранж-ан-Бри впервые упоминается в XVIII веке. Во времена башен и замков оно принадлежало роду Куртене, тому самому, которому удалось заполучить императорскую корону в Константинополе. Потом оно перешло к герцогам Де ла Фейад, потом — роду Агессо. И наконец, к хрупкой молодой женщине, которая однако оказалась достаточно смела, чтобы пронести через два континента двойную тяжесть знаменитого имени и великой любви, подобную которой найти трудно: речь об Адрианне де Ноай, маркизе Лафайет.
Она прожила там всего пять лет, единственные спокойные годы в ее жизни, тогда как ее разносторонний супруг умудрился прожить в этом замке целых двадцать семь лет после ее смерти. Но ее нежная тень поселилась там, такая живая и внимательная, что именно ей мы посвятим эти строки. Может быть, еще и потому, что без нее Лафайет не стал бы тем, кем он стал..
Для нее все началось 11 апреля 1774 года, в особняке ее родителей на улице Сент — Оноре, среди цветов и зажженных канделябров. В этот день Адрианна стала супругой Жильбера де Мотье, маркиза Лафайет. Она была счастлива! Ему минуло лишь семнадцать лет, ей — всего только четырнадцать, но сердце ее уже всецело принадлежало расхлябанному и неловкому юноше, этому рыжеватому овернцу, на которого она смотрела с восхищением, И в простоте своего детского сердца она поверяет ему в тени одного из переходов свою тайну:
— Отныне я всецело ваша…
Это были не праздные слова, но клятва души, произнесенная вслух, клятва, которую Адрианна пронесла через все тяготы своей жизни. Одному Богу известно, что «герой» ничем не облегчил ее ноши!
Он был влюблен в нее, но при этом оставался способным любить многих женщин одновременно. Мадам Лафайет знала об этом, но была неспособна на жалобы. Она привыкла к ожиданию, и долгие годы, за которые она родила троих детей, будет продолжаться это ожидание…
Ожидание, когда остынет любовь Жильбера к прекрасной Агле д'Гунольстейн, очаровательной провансал-ке, чьим любовником считался герцог Орлеанский. Ожидание писем с постоянными просьбами о деньгах, когда он устремился на помощь американским повстанцам и посвятил тело, душу и состояние этой захватывающей битве. Ожидание конца войны за независимость и возвращения героя… Ожидание, когда угаснет другое увлечение, искрой зароненное в сердце ее легко загорающегося супруга чарами красавицы графини де Симиан…
О, это возвращение из Америки! С какой радостью Адрианна оказалась рядом с мужем, и какие надежды только не посетили ее душу! Весь королевский двор был у их ног несколько дней подряд; юная маркиза Лафайет была даже приглашена в карету самой королевы. Это было подобно солнечному лучу в сером ряду дней вечного ожидания. Солнце зашло очень быстро. Появилась мадам Симиан, а потом тяжелые тучи волнений заволокли ее небо, когда Лафайет в безумстве принялся подталкивать повозку революции, грозящую не только разлучить их, но и погубить тех, кто им был дорог…
Тучи собрались, и начался дождь горя и бедствий: Жильбер отправился на защиту границ Франции и попал в плен к австрийцам, которые очень обрадовались тому, что в их руках оказался человек, по их мнению, виновный в смерти Людовика XVI и Марии-Антуанетты. Потом разразился Террор: арест семейства Ноай, их гибель на эшафоте. Адрианна видела, как уходили на смерть ее бабушка, мать, ее юная сестра. И мужчины тоже… Ее саму «забыли»в зловещей тюрьме де ла Форс.
Забытая благодаря тому, что отправить на эшафот жену Лафайета не осмелились. Теперь вспоминали только второе ее имя, скромно пряча имя Ноай. Но, выжив в тюрьме, Адрианна оставила там свое здоровье. Вечером 22 января 1795 года, старый кузен де Шампетьер, придя встречать ее к дверям тюрьмы, был поражен: красивое некогда лицо осунулось, нежные лазурные глаза выцвели и потускнели. В тридцать пять лет мадам Лафайет выглядела лет на десять старше…
Но она сохранила энергию. В первую очередь позаботилась о детях. Сын? Живет в Лондоне, где он нашел приют во время революции. Дочери? В Оверни, в замке Шаваньяк, принадлежащем семейству Лафайет, под присмотром старой тетушки де Шампетьер. А Жильбер? В крепости Ольмутц, под строжайшей охраной. Было известно, что в октябре он пытался бежать, но все кончилось для него плачевно: падение с лошади, приведшее к болезни почек, плохо выбранное укрытие, где его предали… Но теперь ему уже ничего не грозило, и Адрианна должна была позаботиться о себе. Надо было присоединиться к дочерям в Шаваньяке, отдохнуть, дать свежему воздуху восстановить ее подорванное здоровье!
Думать так — значило плохо понимать нашу героиню. Конечно, она отправилась в Шаваньяк, но только, чтобы забрать оттуда дочерей. Потом отправляется в Австрию. И так как мадам де Шампетьер принялась протестовать, она объясняет ей своей план: она собирается броситься в ноги к императору, он должен ее услышать! Она принадлежит к благороднейшим семьям Франции. Она — одна из рода Ноай, а их род был истреблен, подобно королевскому.
И она отправляется. Буасси д'Англа достает ей паспорт для поездки в Гамбург, где от американского консула она получает другой, с именем «мадам Мотье», американской гражданки, направляющейся в Вену. Приехав в столицу австрийской империи, Адрианна была вынуждена долго ждать аудиенции императора.
Император Франциск II был молодым человеком двадцати семи лет, милым и элегантным, но мадам Лафайет не нашла в нем сочувствия: освободить столь опасного человека, зачинщика революции? Об этом не может быть и речи. Вполне возможно, его и считают великим человеком во Франции, но Австрия гораздо менее снисходительна. Он останется в крепости.
Тогда Адрианна просит о другом: пусть ей позволят вместе с дочерьми присоединиться к пленнику в крепости. Все трое хотят разделить его судьбу, раз уж они не могут его освободить. Император призвал всю свою деликатность, чтобы убедить это героическое создание: но нет, она желает быть запертой в крепости вместе с мужем, и ей должны позволить отправиться туда. И император уступает: мадам Лафайет с дочерьми могут отправиться в верхнюю Моравию.
Несмотря на всю смелость, она испытала приступ слабости при виде серых стен старой крепости, сохранившихся еще со времен турок. Дочь Анастасия, без сомнения обладавшая таким же характером, вернула ей твердость:
— Идемте, матушка, вы не должны падать в обморок теперь, когда мы наконец сможем жить одной семьей!
Странная «семейная жизнь». Три женщины содержались как заключенные, и были лишены всего, что имели, несмотря на письмо императора, привезенное Адриан-ной… Но для нее все это неважно: она наконец вновь увидела своего мужа. Он был в жалком состоянии, постаревший, худой, сгорбленный. При виде ее он разразился рыданиями: «Вы, душа моя? Я брежу».
Но нет, встреча была реальной и продолжалась до октября 1797 года. Но какое страшное существование! Пленников немного кормили, всего же другого катастрофически недоставало. До такой степени, что Адрианна серьезно заболела. Все же она отказалась покинуть Ольмутц, зная, что в этом случае обратный путь будет закрыт для нее. Она предпочла умереть на месте.
Ее героизм сломил одного из стражников. Он согласился передать письма, написанные копотью при помощи деревянной палочки. Письма в Европу, в Америку… Вскоре появились защитники, поднялся шум, и Австрия была вынуждена отпустить пленников. Появилось время, чтобы вылечить мадам Лафайет… Переехали в Голландию, к мадам Тессе, сестре Лафайета. И наконец, в 1802 году, перебрались в Гранж-Блено, где Адрианна получила несколько месяцев счастья и покоя.
Увы, слишком мало! Здоровье ее было окончательно подорвано, и она смогла дотянуть только до Рождества 1807. Безмятежно встретила она свой конец, — ее рука покоилась в руке Жильбера. — Как Вы добры и как я Вас люблю! — сказала она с последним вздохом и добавила тише: «Я буду ждать вас там, наверху». Опять ожидание? И вот через двадцать семь лет после того дня, в мае 1834 года, Лафайет умер в Лагранже, — покинув его, чтобы присоединиться к Адрианне…
ДЬЕП. Приключения герцогини де Лонгвиль
Женщины всегда необычайны:
Они либо превосходят,
Либо уступают мужчинам.
Ла Бруйер
В ночь с 19 — го на 20 января 1650 года несколько экипажей без гербов, один за другим, соблюдая дистанцию, въезжают через Пашуазские ворота Парижа. В этих каретах сидят женщины в масках, мужчины, одетые как женщины, а на козлах расположился полуодетый молодой человек, укутанный в толстую накидку, полностью скрывающую его. В действительности же его зовут Франсуа де Ларошфуко, принц Марсильяк, и в данный момент он просто-напросто пытается помочь своей любовнице, очень красивой герцогине де Лонгвиль, покинуть столицу, где она была в опасности.
