— Ты напугал меня, Никита.
— Прости, я не хотел…
— Что такое, ты так смотришь, я настолько лохматая, да, прости, но голова очень устала от шпилек.
— Глупышка, ты чудесна, я всегда мечтал, чтобы ты ходила вот так, с распущенными волосами.
Восторженный взгляд немного успокоил девушку, но в комнате по-прежнему витало напряжение.
— Что ты принес? — девушка постаралась спросить как можно беззаботнее.
— Это превосходное токайское, я достал его в городе, когда искал кольца и еще смотри настоящие хрустальные бокалы, а еще я захватил яблоки на закуску, все-таки свадьба, надо же и нам наконец отметить.
Белое полусладкое вино пилось легко, но пригубив девушка поставила бокал. Ничего сейчас не могло заставить ее не думать о том, что должно произойти между ними. Неизвестность пугала, да и Никита явно был не в своей тарелке. Он все понимал и от этого было еще хуже. Елизавета встала, вышла на крыльцо, окунулась в прохладу ночи и звездное небо над головой. А Никита был уже рядом и прижимал ее спину к себе, обвив руками и нежно шепча:
— Я так люблю тебя, ангел мой. Я до сих пор не могу поверить, что это не сон и ты теперь моя, только моя, — его губы нежно коснулись ее шеи, виска, волос. И Лиза наконец решилась заговорить, это неловкость была уже невыносима.
— Я боюсь, — тихо прошептал она в ночную темноту, — мне страшно, я тебя боюсь, понимаешь!
— Милая моя, нежная, желанная, успокойся, ведь это же я. И я люблю тебя больше самой жизни. Помнишь наш охотничий дом, ведь тогда тебе было хорошо?
— Никита, не надо, у меня щеки уже пылают, хорошо, что темно, и ты не видишь…
— Ответь тебе было хорошо со мной тогда? — его руки сильнее обхватили ее.
— Да.
— А наше ночное купание, тогда мы забыли обо всем на свете.
— Да, но тогда все было так естественно, я ничего не ждала, ты просто… просто целовал меня и, — она глубоко вздохнула, — и мне хотелось, чтобы это никогда не кончалось.
— Милая родная моя, я знаю тебе страшно, нужно успокоиться, я принесу вина.
Они пили вино, закусывая яблоками прямо на ступеньках крыльца под звездами. Долго молчали. Как ни странно Елизавета первой нарушила тишину ночи.
— Идем в дом, Никита, я замерзла.
— Ну что что мне сделать, чтобы ты успокоилась? — он с тревогой заглянул в ее лицо, — давай, отложим все, пока… пока не наступит подходящий момент.
Она посмотрела на него таким взглядом, что у Никиты отлегло от сердца.
Его нежный вкрадчивый шепот успокаивал и девушка поверила ему, улыбнулась в ответ, — А сейчас я проверю как ты справишься с моим корсетом. Ну же попробуй.
У Никиты перехватило дыхание, когда она повернулась, откинула волосы, и его взору предстал нежный затолок и линия спины. Его руки не слушались и предательски подрагивали, шнуровка путалась и никак не хотела поддаваться, а Елизавета смеялась, и скоро сам Никита успокоился и подтрунивал над своей неловкостью. Это позволило разрядить обстановку и успокоиться обоим.
— Ну наконец — то, я уже думала придется резать шнуровку, а теперь отвернись, я переоденусь в ночную сорочку.
— Помощь не нужна?
— Нет, лучше погаси лампу и так луна светит, предательница моя, ведь светло как днем.
Уже через несколько минут Елизавета стояла у окна в тончайшей ночной сорочке, окутанная шелком волос и мягким лунным светом. Сердце Никиты выскакивало от нетерпения, он бредил ей четыре долгих года, не смея и мечтать и вот теперь.
Он бережно уложил ее на кровать, даже в лунном свете, видя, что ее глаза полны страха и смущения. Никита старался быть нежным и сдержанным, не пугать ее и не спешить, хотя это было чертовски трудно. Особенно, когда тонкая сорочка наконец скользнула с ее плеч и Никита увидел в молочном свете луны ее грудь и дотронулся до нее сначала рукой, потом поцелуем.
Она не знала сколько времени прошло и с трудом понимала, что происходит, но не перечила Никите ни в чем, просто доверилась его рукам и губам, стараясь не подавать виду, что противная тянущая боль обрушилась на нее. Но сквозь слезы, невольно выступившие на глазах она видела его лицо, таким каким оно не было еще никогда и за это его счастье она готова была пережить все снова, только, чтобы ему было вот так же хорошо.
А Никита уже нежно шептал слова прощения, обещая, что совсем скоро все будет по-другому и она, как и он, сможет наслаждаться любовью, и Елизавета снова верила ему.
А потом он принес ей горячей воды, нагретой заранее, когда он ходил за вином, помог подняться и чтобы не смущать, оставил жену одну. Елизавета привела себя в порядок, тело немного ныло, но в целом все было не так уж и страшно, а сначала вообще замечательно.
— Никита, — позвала она, — давай спать, я так устала.
— Конечно, мой ангел, — он нырнул в постель, обнял ее, — скажи, тебе было очень больно?
— Нет, мне было хорошо, только ты всегда будь рядом со мной!
Так в его объятиях она мгновенно заснула, в отличие от Никиты, не верящего, что все это явь и боящегося пошевелиться, чтобы не разбудить ее.
Все кончено
А в сером предрассветном тумане, влюбленных разбудили раскаты орудий и выстрелов.
— Никита, что это? — девушка сладко зевнула сквозь сон, — что это за звук?
Молодому человеку понадобилось лишь мгновение, чтобы сообразить. Он вскочил с постели и быстро оделся. Елизавета с трудом узнавала своего нежного и трепетного любимого. Его движения стали резкими, отрывистыми, голос твердым и жестким.
— Лиза, быстро вставай, одевайся, собирай вещи. Черт, ну почему именно сейчас, ведь все же было проверено. Эта чертова война, когда же наконец все это кончится!
— Никита, что происходит? Что это за звуки?
— Это орудия бьют, и совсем рядом, нападение на полк, но откуда черт возьми они взялись?
Все еще сонная Елизавета смотрела на мужа большими испуганными глазами.
— Что же теперь будет, Никита, ты уходишь, куда, не бросай меня одну, — она вскочила, забыв, что полуодета, бросилась на шею супругу:
— Я не пущу тебя.
— Елизавета, — молодой человек слегка встряхнул ее за плечи, — Елизавета, послушай меня внимательно, я сейчас уйду совсем ненадолго, нужно узнать, что же все-таки случилось, а когда я вернусь, ты будешь готова, поняла, бери все самое необходимое и я умоляю тебя никуда не уходи.
Она не успела возразить, даже опомнится, как Никиты уже не было. Он за все эти годы привык к такой жизни, к необходимости быть всегда готовым к бою, она нет. По-настоящему девушка еще никогда не видела сражения. Пожалуй, только в монастыре, когда она была ранена.
