хватило. Так что не беспокойся.
— Что значит не беспокойся! Андрей, ну скажи ты ему!
— Анют, — вступает отец, — а чего я ему скажу? Парень взрослый. Заработал матери на сапоги. Ну, молодец, сын. Я тобой горжусь. Единственное, что я могу добавить, очень сожалею, что пропустил несколько лет его взросления. Ну, я каждое утро себе это говорю, когда просыпаюсь. И когда спать ложусь, тоже. Я эти годы выжечь хочу из себя, понимаешь? Каждый день, когда был не с тобой, Ань. Хочу, чтобы вы оба знали.
— Андрей… — голос у матери начинает дрожать. — Ну… Ну, ты… Я ж не про это.
— А я про это. Я про другое не могу. Знаю, ты меня простила, а я себя ещё нет. Так что молодец, Егорка, что о матери в первую очередь думаешь. Держи пять.
В общем, спасибо, папа. Разборки из экономического русла перетекают в мелодраматическое. Ну, и… респект, батя, и уважуха, как говорили в дни моей типа молодости. Я б так, наверное, не смог, а ты вот могёшь.
— Мам, вот слушай что мужчина говорит, — улыбаюсь я. — Примерь уже.
— Ой, ты-то помалкивай. Мужчина говорит.
Она сокрушённо качает головой, но достаёт из коробки чёрные сапожки. Шикарные, ничего не скажешь.
— Берет прекрасен, — цитирую я Каневского из «Трёх мушкетёров» и прикрываю глаза рукой, словно боюсь ослепнуть от этой красоты.
Действительно хорошо. Впрочем, я уже две примерки сегодня лицезрел. Всем сёстрам по серьгам, как говорится. Только Таня у меня без сапожек осталась. Давно я её не видел, кстати. Надо бы навестить. Я смотрю на маму. Эффект новизны утрачен, но что хорошо, то хорошо. Сапоги сидят идеально.
Я ужинаю и принимаюсь за доклад. Завтра утром школа отменяется. Комсомольская работа не терпит помех, всё ненужное должно быть отринуто ради светлой цели. Какой? Известно, какой. Наша цель — коммунизм.
Ничего, что восьмидесятый уже наступил, а его пока ещё не построили. Какие наши годы. От каждого по — способностям, каждому по — потребностям. Эх, что мне стоило перенестись туда, где этот лозунг уже реальность? Вот бы жизнь началась. Как говорил Василий Иванович в анекдоте, и тут мне как начало везти…
Работа над докладом тянется до поздней ночи. Родители уже ложатся в постель, а я всё сижу в спальне и чахну над страницами текста. Зато утром прибегаю в горком раньше всех и уже перед началом рабочего дня стою у дверей машбюро.
— Барышня, умоляю, это лично для Ирины Викторовны, сделайте, пожалуйста, в первую очередь, иначе нам всем не сносить голов.
Барышня предпенсионного возраста недовольно смотрит на меня поверх очков, но принимает исписанные листы и молча начинает стучать по клавишам.
— Брагин! — окликает меня Новицкая, когда я иду по коридору. — Ты почему опаздываешь?! Лена тебя обыскалась уже! Я же велела быть как можно раньше! Ты доделал доклад?
— Доброе утро, Ирина. Викторовна. Доклад уже допечатывают. Через полчаса будет у вас на столе.
Она останавливается и внимательно меня осматривает.
— А ты молодец, — наконец выносит она свой вердикт. — Хорошо, раз так. Как будет готов — немедленно ко мне.
— Слушаю и повинуюсь.
Она смотрит без улыбки, строго и даже будто чуть разгневанно, но ничего не говорит. Потом, чуть качнув головой, поворачивается и идёт дальше по своему маршруту, а я бегу к Ленке Ивановой.
— Ну ты где! — набрасывается она на меня. — Тебя Новицкая с потрохами съест. Где доклад?
— Печатается. Скоро будет уже.
«Раз, два, три — хорошая погода!
Посмотри, снежинок миллион.
Раз, два, три. Почему я счастлив?
Потому что я в тебя влюблён», — едва слышно напевает радио.
— Ну ладно тогда. Надо было сначала мне показать, а то вдруг ты там накуролесил чего-нибудь.
— Лен, ты «Приключения Васи Куролесова» читала?
— Дитя, совсем дитя, — качает она головой. — А погляди ж, доклад первому секретарю пишет.
— Лен, — продолжаю я, — а у тебя парень есть?
Она ржёт в голос.
— Нет. У меня муж есть. Так что, ты поосторожней со мной.
— Муж объелся груш.
— Откуда ты взялся такой, а?
— Из того же места, что и все берутся, — говорю я серьёзно. — Ты в курсе, как это происходит?
— Так, всё, ты настоящий член бюро. Доказал. А теперь возвращайся к машинисткам и не смеши меня больше. Мне ещё работать.
И я возвращаюсь. Беру доклад и бегу к Новицкой. Секретарь не пускает. Могучая дама лет пятидесяти, полная жизни и жизненных соков. На голове у неё волосяная нашлёпка, как у учительницы первых классов. На носу маленькие очки. Для чтения.
— Мне нужно передать доклад. Это архиважно. И неимоверно срочно.
— Оставляйте, я передам, — говорит секретарша безо всяких эмоций.
Что делать, я отдаю ей один экземпляр и сажусь на стул для посетителей.
— Идите, молодой человек, — заявляет она.
— Но я хочу дождаться, когда вы занесёте бумаги, — проявляю я настойчивость.
— Занесу, когда закончится совещание. Идите, не мешайте работать.
— Но Ирина Викторовна велела, чтобы я лично доставил бумаги сразу, как они будут напечатаны.
— Доставим.
— Чтобы я лично доставил.
— Слушай, парень, — не выдерживает она, — шуруй отсюда! У нас тут каждая бумага важная. А я вот сейчас вызову дежурного и он тебя взашей вытолкает. Доходчиво объясняю?
— Простите, а вас как зовут?
— Меня не зовут. Понял? Лучше не зли.
В этот момент раздаётся звонок и секретарша снимает трубку с большущего ящика с кнопками.
— Слушаю, Ирина Викторовна… Брагина? А где… Да, поняла, у Ивановой. Хорошо…
Не дожидаясь, пока всё прояснится, я подхватываю свой доклад со стола и двигаю прямо к двери Новицкой.
— Куда?! — громогласно взывает ко мне секретарша.
Я останавливаюсь, прикладываю руку к сердцу и склоняюсь в лёгком полупоклоне.
— Разрешите отрекомендоваться, — говорю я. — Егор Андреевич Брагин. Всегда к вашим услугам.
Секретарша стоит у своего стола, уперев кулаки в крепкие бока.
— Ну, Брагин, — говорит она, качая головой. — Ну, проныра. Заходи. Ждут тебя.
Я открываю дверь и вхожу в огромный кабинет, отделанный полированными мебельными панелями. Стены украшены портретами вождей. За столом восседает Новицкая, а по сторонам длинного стола для совещаний, с важными лицами сидят строгие дяденьки и тётеньки. Все они внимательно на меня смотрят.
— Брагин, — обращает на меня сердитые очи первый секретарь. — Сколько можно ждать?
— Ирина Викторовна, — уверенно парирую я. — Я уже полчаса в приёмной нахожусь. По первому зову я здесь.
— Давай, — говорит она и протягивает руку. — Оставайся в приёмной. Понадобишься ещё. Будь там.
Буду, как не быть… Выхожу и снова усаживаюсь на стул.
— И что ты за Брагин такой? — спрашивает суровый секретарь. — Чьих будешь?
— Новый член бюро, —
