Быстрый Ник Картер почти не почувствовал, как его загрузили в полицейский фургончик. Несмотря на то, что инспектор Ньюман запинал и забил его до бессознательного состояния, легавые Сассекса решили не рисковать с этим печально известным мятежником. В Лондон Картера должна была сопровождать целая группа вооруженных полицейских. Все время он будет пристегнут наручниками, по крайней мере, к одному полицейскому. Кроме этого в эскорт входили две обычных полицейских машины, две машины без каких-либо номеров и четыре мотоциклиста. Бесстрашные люди, которые пошли на это задание, представляли себе, что они тонкая синяя линия, защищающая британский народ от реальной опасности того, что Быстрого Ника отобьет банда фанатиков, разделяющих его антиобщественные взгляды.
«Черная Мария» выехала на улицу, и Ник услышал шум машин. Конвой мчался, удаляясь от Брайтона. Хотя в Лондон перевозили несколько других заключенных, никто из них не принялся сдержанно материться, бросив последний взгляд на приморский курорт. Всех остальных, в целях их же собственной безопасности, перевозили в другой машине, которая через пару двинется в сторону Лондона. Считалось, что Картер слишком важный и опасный заключенный, чтобы перевозить его вместе с обыкновенными злодеями.
Ник был в прекрасной физической форме, он быстро пришел в себя после почти двадцати четырех часовой беспрерывной пытки в лапах инспектора Джеймса Ньюмана. На самом деле он оклемался задолго до того, как открыл глаза и увидел мчащийся за стеклом пейзаж Южного Даунза. Несмотря на глубоко укоренившуюся привычку к городской жизни, способность к восприятию прелестей природы у Ника ни в коем случае не была атрофирована. Он умел наслаждаться видом полей и лесов из окна поезда или автомобиля. В деревне не было абсолютно ничего плохого, он просто ненавидел деревенщину, которая там живет.
– О, спящая красавица просыпается! – пошутил полицейский, к которому Быстрый Ник был пристегнут.
– Расстегни браслеты! – приказал Картер. – Я хочу потянуться.
– Даже не надейся, сынок, – констебль, который был, по меньшей мере, на десять лет моложе Ника, ошибочно предполагал, что в его голосе прозвучал при этом металл. – Ты – опасный человек, и я здесь для того, чтобы ты не представлял угрозы для общества.
– Либерал, – усмехнулся Картер.
Поля превратились в предместья. Несмотря на то, что Быстрый Ник в данный момент был пленником коварного репрессивного государства, он почувствовал, что на сердце стало теплее, когда конвой проносился через Кройдон. Казалось, что ряды сплюснутых красных домов ему подмигивают. Викторианские призраки, населявшие город и предместья, шептали Картеру, что ему с ними никогда не расстаться. Ник хотелось, чтобы эта поездка никогда не кончалась. Пока он мчался по аорте, ведущей к центру города, он был свободен. Темные аллеи манили его тайнами и обещаниями любви, но суммарный вектор местной психогеографии тянул одинокого странника на север, туда, где сходятся все дороги урбанистической Валгаллы. Картер стремился хоть одним глазом увидеть Темзу и провести часок-другой на грязных улицах Сохо.
Конвой полз через Стритем, и на какое-то время Нику показалось, что он застрянет во все возрастающем потоке дорожного движения. Потом раздался вой полицейских сирен, и машины расступились, чтобы пропустить микроавтобус. Картер пялился на девушек в коротких юбках и на толкающих по улице коляски молодых матерей. Ему нужно было от них так немного. Ник оглядел дорогу в поисках чего-нибудь, что могло бы остановить безжалостно ползущий по направлению к Брикстон-Хилл конвой. Несколько лишних минут по эту сторону мрачных ворот значили сейчас так много для нашего нигилиста.
Но «Черная Мария» не стала ждать: она задрожала и остановилась. Картер наблюдал, как тюремщики расступились, давая машине дорогу. Он видел злобные ухмылки на их лицах. За считанные секунды связь между свободой и необходимостью была разорвана навсегда. Тем не менее, Ник молча поклялся самому себе, что эти подонки никогда не сломят его духа. Он скорее умрет, чем даст людям, сознание которых извращено государственной идеологией, сломить себя.
Мартин Смит не производил впечатление счастливого человека. Звонить ему начали уже после девяти утра. Смит отключил телефон, потому что не мог уже больше слышать об этой жуткой фальсификации, которая именовалась Еврейский Национал-Социализм! Казалось, что каждому долбаному патриоту в этой страны выслали эту злобный пасквиль. В результате миниатюрная Национал-Социалистическая Партия Новых Лейбористов теряла членов на левом и правом фланге, и даже в центре. Это был воистину черный день для Британии, потому что подрывным элементам удалось уничтожить единственную организацию, имевшую потенциал для того, чтобы спасти страну и отвоевать назад каждый дюйм потерянной империи. Несколько позвонивших хулителей даже угрожали убить Мартина, и обвиняли его в том, что он главная спица в этом колесе. Все это зашло слишком далеко! Хотя Смит только недавно вновь открыл в себе патриотические идеалы, которые спали в нем с детских дней, даже в те годы, когда он был боевиком-троцкистом, он оставался яростным антисемитом!
– Кто ответственен за это безобразие? – бранился Мартин, размахивая в воздухе копией работы «Еврейский Национал-Социализм»! – Мы должны вооружиться и убить тех, кто распространяет эту наглую ложь!
– Майн фюрер, – прошептал Дэйв Браун, – до того как мы убьем этих подонков, мы сначала должны узнать кто они такие.
– Я, блядь, знаю, кто это, – грозился Смит, – поэтому перестань доставать меня деталями! На колени, мужик! Я хочу, чтобы ты проглотил меня целиком!
Дэйва долго уговаривать не пришлось. В этой жизни он любил всего две вещи – свою Родину, и сосать хуй. Браун расстегнул ширинку и вынул амурный мускул вождя. Он потеребил любовный отросток, с удовлетворением наблюдая, как тот разбух в полную длину. Потом Дэйв провел языком вдоль и игриво прикусил кончик зубами.
– Как только я захвачу контроль над страной, – гнал Мартин, – я организую команду подростков-телохранителей. Они будут моим мотоциклетным эскортом, когда в машине с открытым верхом я буду въезжать в Вестминстер. Толпы будут ликовать, а я буду ерошить волосы физически безупречного экземпляра арийского мужчины, сидящего рядом со мной.
Браун не ответил, он был слишком занят работой с членом Смита. В любом случае его фантазии сильно отличались от помпезных видений друга. Дэйв представлял себе, что он находится на доисторических грязевых равнинах. Дэйв был первой амфибией, встретившей своего партнера в жиже, которая еще не была сушей, но уже не являлась морской лагуной. Перед ним лежала терра инкогнито – мир, который предстояло завоевать для ебли и созданного ею потомства. Долгие мили болот, пригодных для колонизации теми, кто вышел из моря и ищет свое место под солнцем. Амфибия проложит дорогу, ведущую прямо к будущей сексуальной культуре. Обмен жидкостью будет продолжаться вечно, потому что он создан для удовлетворения потребностей возбужденной мужской плоти, возникшей за миллионы лет до начала истории.
– О, детка, детка! – распалялся Мартин. – Давай, давай!
Потом будущий фюрер замолчал, он только стонал и хрипел, потому что в недрах его тела собирались и разбирались генетические коды миллионнолетней давности. Всесильная ДНК захватила контроль над кортексом головного мозга Смита, в то время как эндорфины парализовали его мозги. Браун почувствовал во рту предшествующий эякуляции привкус, и тут генетическое богатство Мартина начало фонтанировать прямо в рот хуесосу. Дэйв проглотил сперму, которая была для него на вкус слаще нектара. Смит сжимал и разжимал кулаки. Он чувствовал себя Новым Человеком, он переродился! Постепенно спазмы наслаждения утихли, и двое мужчин повалились на пол, где упали друг другу в объятия. На несколько минут можно было забыть о ждавшей их работе по перестройке нацистского движения после удара, нанесенного анонимным автором работы «Еврейский Национал-Социализм»! Они хранили свою связь в глубокой тайне, потому что, будучи нацистскими ублюдками, оба считали ее «любовью, которая не смеет произнести своего имени».
Как только захлопнулись двери тюрьмы, Быстрого Ника Картера вытащили из «Черной Марии» и в наручниках, защелкнутых за спиной, отвели к начальнику тюрьмы. Картера встретил человек, которому было лет пятьдесят с хвостиком, и характер которого был серьезно испорчен жизнью, проведенной на службе в тюрьме, а так же верой в Христа. Когда Ника втащили в комнату, начальственный мудак сидел, склонившись над какими-то бумагами. Несколько минут царило молчание. Наконец, начальник оторвал взгляд от стола и заговорил с Картером.
– Так вот, – провозгласил начальственный мудак, – я, – начальник Уильямс и пока ты здесь, ты должен вести себя соответствующим образом. Суд еще не постановил, что ты в чем-либо виновен, но то, что ты получишь пожизненное заключение – это лишь вопрос времени, поэтому не выпрашивай у меня никаких поблажек.