67. Такой конец имела для римлян вторая война против карфагенян, начавшаяся с Иберии и кончившаяся в Ливии таким договором относительно самого Карфагена. У эллинов в это время проходила сто сорок четвертая олимпиада.[494] Массанасса полный гнева на карфагенян и уверенный в дружбе римлян, захватил значительную часть земли карфагенян, как принадлежавшую некогда ему. Карфагеняне просили римлян помирить их с Массанассой. Римляне послали третейских судей, которым было велено содействовать, насколько могут, Массанассе. Так Массанассе была прирезана часть земли карфагенян, карфагенянами было заключено соглашение и с ним, которое продолжалось около пятидесяти лет.[495] За это время Карфаген, пользуясь спокойно миром, достиг большого могущества и многолюдства благодаря плодородию земель и выгодному положению у моря.
68.[496] И тотчас, как это случается в счастливых обстоятельствах, одни стали склоняться на сторону римлян, другие — на сторону демоса, некоторые же выражали свои симпатии Массанассе. Предводительствовали же каждой из этих группировок люди, выдающиеся по славе и доблести: сторонниками римлян Великий Ганнон,[497] избравшими сторону Массанассы был Ганнибал, прозванный Скворцом, сторонниками же демоса — Гамилькар, которому было прозвище Самнит,[498] и Карталон. Они,[499] выждав время, когда римляне воевали с кельтиберами,[500] а Массанасса пошел на выручку сына, которого окружили и держали в осаде другие иберы,[501] убеждают Карталона,[502] бывшего боэтархом и объезжавшего в силу этой власти страну, напасть на подданные Массанассы, живших в палатках на спорной земле. И он убил некоторых из них, угнал добычу и бывших там в полях ливийцев возбуждал против номадов. Много и других военных столкновений произошло у них друг против друга, пока от римлян не пришли другие послы для разбора их споров, которым также было велено незаметно помогать Массанассе. И послы закрепили за Массанассой все, что захватил он раньше, следующим хитрым способом. Они ничего не сказали и никого не выслушали, чтобы Массанасса не потерпел какого-либо ущерба, как это произошло бы при правильном суде, но, став между ними обоими, протянули руки, разделяя их: и это было у них приказание, обращенное к обеим сторонам, примириться. Немного позже Массанасса поднял распри из-за так называемых великих равнин[503] и из-за области пятидесяти городов, которую они называют Туской.[504] Из-за этого карфагеняне вновь прибегли к римлянам. Римляне обещали им на этот раз отправить послов для решения спора, но затянули отправку, пока можно было уже считать, что дело карфагенян в большей части проиграно.
69. И тогда римляне отправили послов и среди них Катана,[505] которые, прибыв на спорную землю, потребовали, чтобы обе стороны предоставили им право решения относительно всего. Массанасса, конечно, как уже захвативший большую долю и всегда твердо полагавшийся на римлян, им это право предоставил, карфагеняне же отнеслись к этому предложению подозрительно, так как знали, что прежние послы судили недобросовестно. Итак, они сказали, что договор, заключенный при Сципионе, не нуждается ни в каком разбирательстве, ни в каком исправлении; надо только, чтобы из него ничего не нарушалось. Но послы, не желая произносить своего решения, удалились и стали осматривать страну, тщательно обработанную и имевшую большие источники доходов. Войдя в город, они увидели, насколько он стал могуществен и насколько увеличилось его население после бывшего незадолго перед тем истребления, причиненного ему Сципионом. Вернувшись в Рим, они говорили, что не столько зависть, сколько страх вызывает у них положение Карфагена, города враждебного и столь значительного, соседнего и так быстро растущего. И особенно Катон говорил, что никогда у римлян даже свобода не будет прочной, пока они не уничтожат Карфагена. Сенат, узнав об этом, решил воевать, но сперва пользовался предлогами, а свое решение держал скрытым. И говорят, что Катон с того времени в сенате постоянно повторял свое мнение, чтобы Карфагена не существовало, Сципион же Насика[506] требовал противоположного, чтобы Карфаген был оставлен целым, на страх, как он думал, для римлян, уже тогда начавшим отступать от сурового образа жизни.
70.[507] У Карфагенян же сторонники демократии изгнали заботившихся о делах Массанассы, которых было около сорока; они провели голосование об их изгнании и заставили демос поклясться никогда их обратно не принимать и не позволять никому вносить предложение об их возвращении. Изгнанные бежали к Массанассе и стали побуждать его к войне. Он же, и сам желая того же, послал в Карфаген двоих из сыновей, Голоссу[508] и Миципсу,[509] требуя принять назад изгнанных из-за него. Перед ними, подходившими к городу, боэтарх запер ворота, боясь, как бы родственники изгнанных не разжалобили демос слезами. А на Голоссу, уже возвращавшегося домой, напал Гамилькар Самнит и некоторых из его спутников убил, самого же его привел в страх, вследствие чего Массанасса, сделав это себе поводом для нападения, стал осаждать город Героскопу,[510] подступив к нему в нарушении условий договора. Карфагеняне двадцатью пятью тысячами пехотинцев и четырьмястами городских всадников под начальством Гасдрубала, бывшего тогда у них боэтархом,[511] ополчились на Массанассу. Когда они приблизились, Асасис[512] и Суба,[513] таксиархи Массанассы, из-за чего-то поссорившиеся с сыновьями Массанассы, перешли на их сторону, ведя за собой шесть тысяч всадников; благодаря этому Гасдрубал воспрянул духом, переместил лагерь ближе к царю и в нескольких стычках имел успех. Массанасса, устраивая ему засаду, понемногу отступал, как будто убегая, пока не завел его на большую и пустынную равнину, которую отовсюду окружали крутые холмы, где было полное отсутствие продовольствия. Тогда он, обратившись против неприятелей, стал лагерем на равнине: Гасдрубал же поднялся на холмы, представлявшие как бы своего рода укрепления.
71. На следующий день они собирались вступить в бой, Сципион же Младший,[514] взявший впоследствии Карфаген и бывший тогда легатом Лукулла, воевавшего с кельтиберами,[515] явился в это время к Массанассе, посланный просить у него слонов. Навстречу ему Массанасса, сам занятый своим вооружением, как человек готовящийся к битве, послал всадников и некоторым из сыновей приказал принять явившегося. Сам же он на рассвете выстроил войско, так как, несмотря на то, что ему было восемьдесят восемь лет, он был еще хорошим всадником и скакал на неоседланном коне, как это в обычае у номадов, одновременно и командуя, и сражаясь, как рядовой воин. Из ливийцев номады самые сильные, и хотя все они отличаются долголетием, номады самые долголетние. Вероятно, причина этого в том, что зимой у них не бывает сильных морозов [от которых гибнет все], а лето не очень жаркое, как у эфиопов и индийцев. Поэтому в этой земле и из зверей водятся самые могучие, а люди всегда находятся под открытым небом и в трудах. У них мало вина, а пища у них простая и полезная. И вот Массанасса, вскочив на коня, стал устраивать войско, а Гасдрубал вывел против него свое в значительно большем количестве, так как уже и к нему пришли многие из страны. Сципион смотрел на сражение с высоты, как в театре. И часто позднее он говорил, что, участвуя во всевозможных сражениях, он никогда так не наслаждался; ибо, говорил он, на одно это сражение, где сошлись на битву сто десять тысяч мужей, он смотрел беззаботно. И, применяя несколько возвышенный тон, он говорил, что только двое до него видели подобное зрелище во время Троянской войны. Зевс с горы Иды и Посейдон с Самофракии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
