Марат издавал газету сам, на собственный счет, не получая ни от кого ни субсидий, ни финансовой или иной помощи.
Эту ежедневную газету подготавливал, составлял и выпускал — словом, «делал» от начала до конца всего-навсего один человек. Он был и единственным автором, и «литредом», и главным редактором, и директором, и издателем ее.
Каждый день в течение многих лет выходила газета на восьми страницах in octavo, то есть в одну восьмую бумажного листа. Иногда она выходила сдвоенной — за два дня, но тогда в ней было двенадцать или шестнадцать страниц; нередко строки на типографской странице сжимались, и число их значительно увеличивалось.
Сейчас может показаться невероятным, как мог один человек выполнять такую титаническую работу, которая, казалось бы, требовала напряженных усилий нескольких десятков квалифицированных работников разных областей. Но это «чудо» было будничной реальностью:
«…Когда мне стал ясным преступный замысел вражеской партии, состоявший в том, чтобы пожертвовать нацией в интересах государя, а общественным благосостоянием — в интересах шайки честолюбцев, всякие сомнения испарились, я видел теперь лишь опасность, грозящую отечеству, и его спасение стало для меня высшим законом: я счел своим долгом забить тревогу, так как усматривал в этом единственное средство воспрепятствовать низвержению нации в пропасть».
Так в «Исповедании веры редактора», напечатанном в № 13 «Друга народа», объяснял Марат причины, побудившие его отдать все свои способности и силы изданию этой газеты.
Понятно, что новая газета, подготавливаемая и выпускаемая одним человеком, к тому же стесненным в средствах, не могла прельстить своим внешним видом. На оформлении газеты сказывалось также и то, что Марату приходилось часто менять типографии: то муниципальные власти оказывали противодействие и собственники типографии не хотели с ними ссориться, то у хозяина словолитни подвертывался более выгодный заказ, то ему не нравилось содержание газеты.
Неудивительно, что «Друг народа» в смысле своего внешнего оформления оказывался нередко хуже весьма многих газет того времени. И, перелистывая сейчас эти газетные страницы почти двухсотлетней давности, вы не можете не обратить внимания прежде всего на то, как они разнятся друг от друга. Одни из них — и таких больше всего — желтоватого цвета, другие — серого, третьи отливают синевой; на одних из них строки лежат ровно и текст читается вполне отчетливо, а рядом с ними — как бы сбившиеся в одну кучу строки; прямые буквы перемежаются с косыми, наклонными, и порою печать кажется стертой долгим временем.
А между тем «Друг народа» не только не был единственной газетой тех лет, но и должен был оспаривать и отвоевывать себе читателей у великого множества конкурентов.
Начало революции открыло век газеты во Франции. На смену брошюрам и листовкам пришла периодическая печать.
В короткий срок в Париже и Версале, а затем и в провинциальных городах возник ряд газет. Среди них было немало приобретших сразу же большое политическое влияние и завоевавших широкие круги читателей.
С мая 1789 года начал выходить «Журнал Генеральных штатов», издаваемый Мирабо. Знаменитый трибун был не только лучшим оратором своего времени, но и блестящим публицистом. Преследования, которым подверглась с первых дней газета Мирабо, лишь привлекли к ней интерес. «Курьер Прованса», как она стала позже называться, стала одной из наиболее читаемых газет.
Ловкий и изобретательный Бриссо сумел наладить издание большой газеты «Французский патриот». Несколько позже стала выходить газета Камилла Демулена «Революции Франции и Брабанта». Демулен по праву считался одним из лучших журналистов тех лет. Его легкая, живая речь подкупала своей непринужденностью. Демулен был остроумен, насмешлив, легкомыслен, он был непостоянен в своих политических симпатиях. Но парижане прощали ему эти недостатки и с увлечением читали статьи автора, обладавшего одним из лучших талантов — талантом никогда не быть скучным.
Левая демократическая газета «Парижские революции», редактируемая Лустало, приобрела громадное влияние. Эпиграфом к газете было: «Великие мира кажутся нам великими только потому, что мы стоим на коленях. Встанемте!» Этот призыв был услышан. Французский народ после тысячелетнего гнета хотел подняться на ноги, встать. Газета в короткий срок приобрела свыше двухсот тысяч подписчиков: по тем временам это был беспримерный тираж.
Большая официозная газета «Монитер», орган социального клуба «Буш де фер» («Железные уста»), «Аннал патриотик» («Патриотические летописи») Карра и ряд иных газет хлынули потоком на читателей французской столицы.
А сколько же появилось одновременно газет противоположного направления — газет «черных» — роялистов, сторонников старого режима! Некоторым из них, как. например, «Деяниям апостолов» Ривароля или «Парижской газете» Дюрозуа, нельзя было отказать в литературном таланте.
Сразу же, как по мановению волшебного жезла, Париж оказался наводненным великим множеством газет самых различных политических направлений, и в этом пестром и разнородном сонме соперничавших талантов нелегко было пробиться и привлечь внимание читателя.
«Другу народа» суждено было стать лишь одной из многих газет, предлагаемых парижанам. Сумеет ли он привлечь к себе внимание соотечественников? Дойдет ли его голос до народа? Или он будет заглушен громкими голосами противников и так и заглохнет, не услышанный родною страной?
* * *
Прошло меньше месяца с тех пор, как «Друг народа» — газета Жана Поля Марата начала выходить в свет.
И — странное дело! — за этот короткий срок эта внешне столь непривлекательная газета, которой, казалось, суждено было затеряться среди многих других больших, красиво оформленных газет, издаваемых знаменитыми политическими деятелями — а среди них были и такие, как Оноре Мирабо, Пьер Бриссо, Камилл Демулен, — приобрела сразу же такое политическое влияние, стала такою силой, что уже вскоре подверглась правительственным репрессиям.
Уже 8 октября 1789 года издание «Друга народа» почти на месяц было прервано, а его редактор, подлежащий аресту, должен был уйти в подполье.
5 ноября «Друг народа» начал снова выходить в Париже, но уже в начале января 1790 года власти вновь пытались арестовать Жана Поля Марата, ион должен был снова бежать — на этот раз в Англию — и лишь в мае смог вернуться в Париж.
В чем же был секрет этого быстрого, можно даже сказать внезапного успеха новой газеты, заслужившей сразу же столь почетное для нее преследование властей?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
