Фаскраф перевел на меня взгляд, словно ожидал, что расскажу о планах подруги на счет малыша, и в глазах врача ясно отражалась надежда. Нет, конечно же, гинеколог ценил жизни маленьких пациентов. Но насколько я успела узнать его, за тот недолгий срок, что мы общались, Фаскраф предпочитал естественный исход. Если ребенку суждено погибнуть, он полагал, что так оно и должно случиться.
Я растерянно пожала плечами. Мелинда хотела ребенка, в нашу последнюю встречу. Но… подруга ведь тоже индиго. Эмоции Мелинды нестабильны, необычны, переменчивы. Еще недавно, узнав о беременности, она всерьез обсуждала аборт… Кто знает, чего захочет подруга, когда очнется, после того как «интересное положение» снова едва не убила ее.
Фаскраф понимающе кивнул.
— А-а-а… Мелинда выживет? Ну, если случится выкидыш? Вы же говорили, что аборт делать нельзя, ребенок убьет маму? — всполошилась вдруг я, припоминая ддавнюю беседу с гинекологом.
— Не беспокойтесь, — поспешил заверить Фаскраф, натянуто улыбаясь — то, что он говорил, явно не нравилось врачу. — Ребенок действует на организм матери… хм… агрессивным ядом, если его удаляют насильственно. Если же он не жизнеспособен или даже просто болен, то ничего такого не случится. Плод просто заснет и выйдет сам. Даже без чистки, как в случае беременности от землянина.
Я невольно издала облегченный вздох. Ощутила жгучий стыд от мысли, что вот так спокойно реагирую на гибель этого маленького существа, которое, единственное, ни в чем не провинилось. Но так я себя чувствовала. Мелинда! Вот чья жизнь была для меня сейчас важнее всего.
Рей понимающе погладил по плечу, и поднес к моему рту треугольник.
— Будем ждать, — озвучил всеобщее решение.
Фаскраф кивнул и принялся с аппетитом есть свои овощи.
Глава 15
Мы едва успели перекусить и выпить по чашке чая, когда в столовой появилась невысокая медсестра-мельранка. Девушка привставала на цыпочки и суетливо озиралась, словно искала кого-то. Заметив Фаскрафа, просияла довольной улыбкой, бросилась к нам и радостно выпалила:
— Она очнулась, — словно опомнилась, кивнула Рею, мне и поприветствовала: — Доброго утра господин Рейгард Саркатта, госпожа Елисса Саркатта, — И с явным удовольствием добавила: — Наша пациентка проснулась.
— С ней и ребенком все в порядке? — уточнил Фаскраф — кажется, он, как и я, боялся «праздновать» раньше времени, и оказался убийственно прав.
Медсестра снова улыбнулась — уже не так весело, скорее натянуто, пожала худощавыми плечами и нервно поправила белокурый пучок на макушке. Ее светло-голубые глаза смотрели как-то странно, не слишком уверенно:
— С ней да, — коротко сообщила медсестра и замолчала, переводя взгляд с Фаскрафа на нас с Реем. Врач нахмурился, потемнел лицом. Я ощутила, как ледяная волна прошлась вдоль позвоночника, сердце больно ударилось о грудную клетку и замерло. Рей приобнял, как умел только он и погладил по спине.
— А с ребенком? — задал Фаскраф тот самый вопрос, которого боялись все.
— С ребенком не очень хорошо, — медсестра потупилась, и ответила в пол: — Мы не уверены, что он выживет. Все решится в ближайшие сутки.
Сутки! Опять эти сутки! Какое-то заколдованное на Мельране время! Оно решает жить или нет, случиться ужасное или минует. Меня тряхнуло от страшного дежавю, плечи свело, в груди заболело. Рей обнял покрепче.
— Я поеду к брату, — сообщил так, словно все уже решил. — Я почти уверен, что знаю — где сейчас найти его.
Фаскраф кивнул, натянуто улыбнулся, и поднялся из-за стола.
— Я предлагаю нам всем успокоиться, — нарочито нейтральным тоном произнес врач. — Давайте вначале поговорим с Мелиндой. Возможно, она и не захочет оставлять ребенка.
Я собиралась возразить, но Фаскраф опередил.
— Елисса, я понимаю ваши чувства, — проронил как-то уныло и немного устало. — Но, поймите. Сохранить ребенку жизнь — еще полбеды. Мелинду ждет много тягот во время такой беременности. И начало ее не сулит ничего хорошего. Я предлагаю обрисовать ей ситуацию, рассказать прогнозы и там пусть решает. Выносить ребенка даже при лучшем исходе нынешней ситуации будет непросто. Мелинде придется соблюдать режим. Опасаться рецидивов. Постоянно следить за своим состоянием и самочувствием…
Я непроизвольно кивнула, хотя в груди все сильнее сжималось, тянуло и болело. Но… В словах Фаскрафа было слишком много правоты, слишком много правды, чтобы спорить. Мелинда должна знать — чего будет стоить ей выносить этого ребенка, даже если его удастся спасти. Может она и не захочет? Может все закончится так, как и должно было? Галлиас не признал малыша, не желает его рождения. В одиночку Мелинде будет сложно, даже с моей помощью… даже с помощью Рея.
Я тяжело вздохнула, нечаянный жених прижал еще крепче. На долю секунды повисла напряженная пауза. Медсестра тщательно изучала свои красивые белые туфельки — аккуратные, кожаные, на невысоком устойчивом каблучке. Фаскраф застыл, все больше хмурился и окидывал нас с Реем тревожным взглядом. А Рей… Рей впился в лицо синими глазами и, кажется, ждал моего предложения.
Я расправила плечи и с трудом выдавила:
— Что ж… давайте узнаем у Мелинды, чего хочет она.
* * *
Пока мы ехали в лифте, пока шли к палате Мелинды, у меня в голове вертелись тысячи слов, аргументов. Решимость била ключом.
Но стоило войти к Мелинде, все исчезло, как не бывало.
Подруга сидела на кровати — все еще бледная, даже с зеленоватым оттенком. Но глаза ее сияли. Мелинда держала руки на животе, как многие знакомые мне беременные и счастливо улыбалась. Я замерла возле двери, как и вчера. И пока Фаскраф с Реем несли стулья, усаживали на одно из них, слова не могла выдавить. Они застревали в горле, намертво прилипали к языку.
Почему-то особенно отчетливо вспомнилась фраза Мелинды, во время позавчерашней вечерней беседы.
«А может все и к лучшему? Я хочу этого ребенка. Люблю его…»
Фаскраф окатил всех усталым взглядом, Рей положил горячую руку на мою ладонь, и в палате зависла тишина — зазвенела, тяжелым бременем навалилась на грудь.
Я вздохнула, Рей крепче сжал ладонь, а Фаскраф резко встал, словно принял решение.
Я, думала, он начнет разговор о планах Мелинды на счет ребенка. Но вместо этого врач подошел к одному из аппаратов жизнеобеспечения. Сегодня он радостно мигал зеленым и желтым. Насколько я поняла, это был хороший знак. Не самый лучший, но неплохой. Вчера почти все лампочки горели красным и фиолетовым. А после того как мельранцы дали Мелинде своей крови, замигали, меняя цвет на зеленый и желтый. Тогда-то Фаскраф и расслабился, заметно успокоился.
