охватывало беспокойство. Он часто приходил на волнолом, глядел на покрытую льдом бухту, на далекий горизонт, прислушивался к ветру и понуро возвращался домой. После таких прогулок он не смотрел Марте в глаза. Она замечала это, но ничего не спрашивала. Она все понимала.
Наконец наступил день, когда Алек решил сказать ей о том, что мучило его, не давало спокойно жить. Во время обеда он отложил ложку и, виновато взглянув на Марту, тихо проговорил:
— Я, наверное, скоро уплыву. Ну, ты знаешь, о чем я говорю…
— Я знаю, Алек. Ведь ты моряк, вольная птица, — спокойно и грустно сказала Марта. — Я давно знала, что так будет, и готовила себя к этой минуте.
— Ты не сердись. Я очень люблю тебя. Но…
— Я не сержусь. Мне было хорошо с тобой, милый. Но счастье не бывает вечным. Я боялась сегодняшнего дня. — В ее глазах сверкнули слезы. — Не обращай на меня внимания. Мне хотелось, чтобы ты остался со мной навсегда, но я понимаю, что это невозможно. Ты человек другого мира.
— Спасибо тебе, Марта, за все. Я никогда не забуду тебя. Может быть, у меня в жизни больше никогда не будет таких счастливых месяцев… — Он взял маленькую, загрубевшую от работы руку и поцеловал.
Больше об уходе Алека не говорили до тех пор, пока в порт не пришел первый в этом сезоне пароход. Это был английский угольщик из Кардифа. Он привез в Сен-Пьер полный груз угля.
Судно было грязное, на всем толстым слоем лежала угольная пыль, но Алек с наслаждением вдыхал запах угля, горячего машинного масла, свежей олифы. Корабельные запахи… Он стосковался по судну.
Алек остановил боцмана и спросил у него, нет ли свободной вакансии матроса.
— А ты что, наняться хочешь? — удивленно прищурил глаза боцман, высоченный рыжебородый шотландец. — Места у нас нет. Команда полная.
— Жаль, — невесело сказал Алек. — Мне надо в Европу. А может быть, я смогу дойти до Англии как пассажир? Буду работать за харч.
— Поговори со старпомом.
— А он ничего?
— Ничего. Хороший человек.
Алек разыскал старпома, предложил ему свои услуги. Иметь на борту лишнего матроса в течение трех недель было слишком заманчиво, старпом подергал себя за подбородок и сказал:
— Я согласен. Что скажет мастер. Приходи завтра.
Домой Алек вернулся радостный. Марта заметила это.
— Что-нибудь новое? — спросила она с деланной улыбкой, а в глазах вспыхнула тревога. — Был на «англичанине»?
— Был. Возможно, уйду на нем в Европу. Завтра скажут.
Она вздохнула:
— Вот и приходит конец нашей жизни…
— Ну, это еще не наверняка. Они могут не согласиться, — утешил ее Алек.
На следующий день, когда Алек пришел на судно, старпом объявил ему, что он может принести свои вещи. Будет работать матросом без жалованья, за кормежку. Капитан согласился. Вопрос был решен.
Дома он сказал об этом Марте.
— Я так и думала. Что ж, давай рассчитаемся.
— Ты о чем?
— Я должна заплатить тебе за то время, что ты работал у меня.
— Мне не нужно денег. Наверное, я останусь твоим вечным должником.
— Не обижай меня. Ты работал и должен получить свое жалованье, иначе наша любовь примет совсем другую окраску… Понимаешь?
Марта достала конторскую книгу, просмотрела какие-то записи, открыла кассу.
— Вот. Тут все, что тебе причитается за вычетом стола, жилья и того, что ты уже взял. Бери, мой дорогой, не упрямься. Деньги тебе еще будут очень нужны. Ты вспомнишь меня добрым словом.
Она отсчитала ему довольно крупную сумму.
Ночью он прощался с Мартой. Она не плакала, губы ее улыбались, только глаза не могли скрыть внутреннего напряжения, муки и страдания, которое она испытывала.
— Я не пойду тебя провожать. Не могу… Не хочу, чтобы на меня глазели матросы. Я не выдержу… Ты простишь меня? — сказала она, когда Алек, закинув свой мешок за спину, собрался уходить.
— Да. Так будет лучше и мне. Прощай, моя любовь.
Он в последний раз обнял ее и, не оглядываясь, вышел из магазина. Если бы он оглянулся, увидел ее лицо, прижавшееся к стеклу двери, ее глаза, с тоской глядевшие ему вслед, неизвестно, хватило ли бы у него воли продолжать свой путь в порт. Но он заставил себя не оглядываться, хотя ему очень хотелось.
Он тяжело вступил на палубу угольщика, прошел в Кубрик, бросил мешок на чью-то койку, сел к столу, уронил голову на руки. Сердце его разрывалось. Правильно ли он поступил? Может быть, нужно было забрать Марту с собою? Ведь он оставлял дорогого ему человека, совсем в сущности не думая о том, как будет жить она. Чего стоит для нее разлука с ним? Он понимал, что ее внешнее спокойствие обманчиво, и знал, как она страдает сейчас… Ах, как плохо все, черт возьми! Ну, куда он мог взять ее, что предложить, сам бездомный бродяга!
7
Пароход поднимался по Темзе. Алек помнил Лондон по своим первым плаваниям на «Бируте», но сейчас город казался ему незнакомым. На палубе было холодно и сыро. Стоя на баке, он чувствовал, как промозглый воздух забирается к нему за воротник. Алек неприязненно глядел на проплывающие мимо закопченные дома и склады. Моросил мелкий дождь, и от этого они выглядели еще мрачнее.
Было уже далеко за полдень, а солнце все никак не могло пробиться из-за туч. Пароход вошел в шлюз. Два маленьких чумазых буксирчика завели его в закрытый бассейн. Переговариваясь между собою тоненькими, писклявыми свистками, они ловко поставили судно к причалу и, отдав буксиры, дружно побежали на помощь следующему пароходу, пришедшему с моря.
Пароход пришвартовался. Причал был огромным, с длинной эстакадой, на которую вползали вагонетки с углем. С грохотом, поднимая густые облака пыли, они начали опрокидываться и высыпать уголь прямо в трюмы.
Алек распрощался с командой. Никто не пожалел об его уходе, никто не провожал, да и сам он покинул судно без сожаления, не успев как следует сойтись с людьми.
Он стоял на стенке набережной. Куда идти? Алек не торопился, раздумывал. В кармане лежала порядочная сумма денег, которую заплатила ему Марта. При воспоминании о ней кольнуло в сердце. Марта, Марта…
Во время рейса на угольщике Алек пришел к твердому убеждению, что ему надо получить английский диплом штурмана, иначе он никогда не вылезет из матросской шкуры. Стажа у него теперь больше чем достаточно, по-английски он говорил почти свободно. Остается сдать экзамены. Где? Как? Он спросил об этом у старпома, когда они вместе стояли на вахте.
— Не очень сложно, — сказал англичанин. — В Лондоне
