Я провел целых двадцать четыре часа в Париже и сделал неожиданный визит мадам де Мартенвиль, которая была ему ужасно рада. Затем я вернулся в Брест и в большой тайне сел на судно «Фендант», находившееся под командой маркиза де Водрель. Наша маленькая эскадра состояла из двух линейных судов, двух фрегатов, нескольких корветов и дюжины разных транспортов.
Противный ветер однако задержал нас еще целых две недели на рейде, и все это время я не смел даже думать о том, чтобы сойти на берег. Я получил здесь анонимное письмо, в котором говорилось, что де Сартин, подкупленный моими врагами, нарочно дал мне такое поручение, исполнить которое было невозможно, и вряд ли я вернусь живым из этой экспедиции; как доказательство правдивости подобного извещения, указывалось на то, что на эскадре нет многого, необходимого для успешного исполнения возложенного на меня поручения, что списки, данные мне Сартином и присланные затем еще на рейд, также не вполне точны. Меня жалели, хвалили мое мужество и мою кипучую деятельность, но в то же время удивлялись моей неосторожности. Я был настолько хорошего мнения о Сартине, так был уверен в его дружбе, что не придал никакого значения этому письму, отослал его ему и сам поехал дальше.
Мы принуждены были зайти к мысу Белому, чтобы принять на наши транспорты много необходимых предметов и орудий, без которых мы не могли атаковать Сенегал. И тут к своему ужасу я убедился в том, что в анонимном письме говорилось много правды, не знаю, по небрежности ли, или по злому умыслу, но очень многого из того, что было мне обещано Сартином и внесено в списки, теперь не оказалось налицо; лоцманы, присланные мне морским министерством, оказались полными невеждами в своем деле. Де-Водрель, напуганный этим, предложил мне бросить всю эту затею, но я на это не согласился. Мне казалось, что я сумею пристать к берегу без помощи лоцманов, не рискуя при этом загубить королевские суда, и если береговая отмель не защищалась батареями, расположенными на понтонах; я еще имел некоторый шанс выиграть дело, но если там были понтоны, тогда, конечно, пришлось бы пробираться вперед с оружием в руках и много народу должно было погибнуть при этом.
Суда наши пришли без всякой задержки к самой отмели, я сел в лодку с одним из морских офицеров, и мы хорошенько освидетельствовали всю отмель, а затем въехали также и в реку и нигде не заметили понтонов. Мы снова проехали по отмели и вернулись на борт своего судна.
На другой день погода была великолепная, мы расположили весь десант на шестнадцати мелких судах и проехали ту же отмель с маленькими затруднениями, но все же вполне счастливо, и нигде не заметили и следов понтонов, а на другой день, 30 января 1779 года, мы находились уже против форта, который и сдался нам после пушечных выстрелов. Я занялся устройством везде порядка, постарался успокоить жителей, особенно торговцев и вообще всячески заботился о своих пленниках. Все здесь было гораздо спокойнее через двадцать четыре часа после моего прихода, чем за двадцать четыре часа до него. На другой день я послал фрегаты и корветы вдоль берега к следующим фортам.
Я написал маркизу де Бодрелю, что я больше пока не нуждаюсь в его помощи, так как все кругом спокойно, и он может плыть дальше к Мартинике, где он должен был соединиться с д'Эстенгом. Он ответил мне, что сначала должен запастись всем необходимым на берегу для себя и своих больных, число которых увеличивалось с каждым днем. Так как было весьма вероятно, что тотчас после ухода эскадры меня неминуемо атакуют, я хотел устроить себе род понтона и отдал приказание, чтобы один из корветов был введен в реку и служил бы нам защитой своими пушками. Де-Водрель и его офицеры были того мнения, что корвету не пройти по отмели. Я поехал тогда сам на рейд, хорошенько исследовал всю отмель и благополучно провел корвет в реку. Де-Водрель, вовсе не желавший служить под начальством д'Эстенга, стал изыскивать всевозможные способы, чтобы как можно дольше не уходить от нашего берега. Сначала он потребовал от меня огромного количества провианта, без которого как будто не решался выходить в море. С огромными затруднениями мне удалось исполнить его требование, и провиант был доставлен; тогда он пустился на следующую хитрость: он устроил госпиталь на берегу, в самом нездоровом месте, и поместил туда четыреста человек больных, те, конечно, взбунтовались, к ним присоединились также аборигены и мне пришлось усмирять всех, де Водрель же объявил мне, что не может выходить в море без матросов.
Тогда я отдал ему решительно всех людей, без которых мог обойтись, и послал ему их, а сам заявил, что займусь его госпиталем и позабочусь о нем. Последнее чуть не погубило меня, так как нам самим не хватало провианта и приходилось питаться испорченной рыбой. Видя, что однако и после этого де Водрель все еще не уходит, я приказал собрать ему военный совет и через три дня сниматься с якоря. Ему пришлось таким образом уйти и он поспел соединиться с Эстенгом вовремя, так что еще участвовал в бою при Гренаде.
Я тогда, наконец, успокоился и с удовольствием стал изучать страну, столь отличную от Европы. Меня посетило несколько местных царей по соседству, с которыми я и заключил различные договоры. Я вскоре узнал о том, что взяты также Гамбия и несколько других фортов. И тотчас же я отправил во Францию одного из моих офицеров с донесением о моих столь легко давшихся победах, но я хотел остаться до тех пор, пока не укреплюсь окончательно в захваченной мною земле, мне это удалось настолько хорошо, что когда английский адмирал, направлявшийся в Индию, вздумал по дороге туда осадить мой форт, чтобы отобрать его у меня обратно, он после десятидневной безуспешной атаки должен был ехать дальше, ничего не добившись.
Когда, наконец, все было кончено, я начал вооружать одно купеческое судно, на котором я решил вернуться обратно в Европу вместе с своими пленниками. Но в это время мне пришлось пережить очень неприятные минуты. Дело в том, что я хотел оставить гарнизону денег на житье, но казна отпустила мне такую небольшую сумму, что у меня положительно ничего не оставалось; тогда мои пленники-англичане были настолько великодушны, что предложили мне располагать всем их наличным капиталом. И я уехал, напутствуемый самыми искренними сожалениями и добрыми пожеланиями всей нашей колонии. Я хотел сделать всем добро и мне удалось расположить к себе этих людей человечным обращением, к которому они не привыкли со стороны начальствующих лиц.
Переезд наш длился тридцать шесть дней, и мы во время прибыли наконец в Лориан, так как у нас не было больше ни провианта, ни воды. Меня приняли не особенно хорошо в Версале, когда я прибыл туда. Де-Морепа не ладил с Мартином, экспедиция моя в Сенегал очень понравилась королю, и это возбудило неудовольствие его министров, они дулись на меня; король под их влиянием тоже отнесся ко мне очень сухо и в первый день не говорил со мной. Мне не дали ни повышения, ни знаков отличия. Де-Сартин хотел мне выдать денежную награду, но я, конечно, отказался от нее. Многое переменилось за время моего отсутствия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
