в сторону! Так… — Рудис еще что-то ищет. — Если фрак, то и остальное должно быть по высшему разряду. Вот, брюки…
Он находит белую рубашку, белую жилетку, белую бабочку и черные носки.
— Туфли… где у него туфли? Не в лаковых же он уехал грязь месить. А, вот они где. Примерь, подойдут ли. Вот еще… — Рудис роется по ящичкам трюмо, открывает шкатулочки, пока не находит то, что искал. — Не золотые, но будут в самый раз, — он подает мне запонки с жемчужинами.
Ух! Страшновато надевать такую красоту. Перво-наперво иду в ванную и только потом прикасаюсь к белоснежной рубашке. Пока одеваюсь, Рудис с видом знатока оценивающе ходит кругами, отряхивает пылинки с лацкана, поправляет бабочку, похлопывает по спине, чтобы я выпрямился. Туфли великоваты, но с ног не сваливаются.
— Ну, старик, прямым ходом к королю Георгу. Надо бы немного мясца нарастить, а в остальном — отлично, — друг, отступив на пару шагов, улыбается. — Посмотрись в зеркало.
Ого-го! Такой утонченный господин, сам себя не узнаю. Готовый апаш во фраке. Все выглядит роскошно, и все-таки настолько непривычно, что хочется поскорее снять хвостатый костюм.
— Уже снимаешь? Постой! — восклицает Рудис. — Потерпи немножко, к фраку нужно привыкнуть. Через час будешь чувствовать себя, как настоящий аристократ, уж поверь мне. И ничего другого уже не захочешь.
— Именно это меня и пугает. Советский человек не должен привыкать к капиталистическим тряпкам. Они приводят к моральной деградации и подрывают стремление строить коммунизм… Не понимаю, что тут смешного. Мне кажется, я уже начинаю привыкать. Пожалуйста, подайте мне сигары и бренди! — элегантным движением откинув в стороны полы фрака, я опускаюсь в мягкое кресло. — И побыстрее!
— Да, милорд. Разумеется, пиво и фрак несовместимы. Посмотрим, что у него тут есть.
Рудис, похохатывая, проводит ревизию буфетных полок.
— Простите, сэр, но сигар нет. Вспомнил, хозяин этого дома не курит. Зато есть настоящий арманьяк.
— Как это — нет сигар? — бросаю на Рудиса осуждающий взгляд. Почему мне вдруг кажется, что с ним что-то не так? И тут же понимаю, в чем дело. — Слушай, а у твоего дяди нет еще одного фрака? Мне кажется, вы слишком неприлично одеты, чтобы пить коньяк в одном помещении со мной.
— Ты смотри-ка, действует! Я же сказал, что быстро освоишься.
— А в самом деле! Если б ты тоже нарядился, мы бы провели этот вечер, как два джентльмена. Правда, тут уже какие-то цыпочки из предместья не подойдут, придется искать настоящих леди.
— Ха-ха-ха… посмотрим, — Рудис еще раз пересматривает шкаф и вытаскивает смокинг. — Как насчет этого?
— Ну… конечно, не так торжественно, но все же лучше, чем пиджачок цвета паштета.
— Как вы суровы!
— Такой уж я. Тем более во фраке.
Рудис переодевается в одежду дяди только частично. А брюки на нем весьма сносные, да и дядины вряд ли бы подошли — Рудис плотнее. Смокинг маловат, но налезает, и потом — для такого кривляния больше и не требуется. Забавно, однако, опустив глаза на белые манжеты и жемчужные запонки, чувствую себя торжественнее, хочется говорить неспешно и достойно, а напиток смаковать неторопливо, по глоточку, по капельке…
К двум бутылку прикончили, я начинаю задремывать, но через мгновение снова просыпаюсь.
— Ты уже носом клюешь, — шепелявит Рудис. — Давай на боковую.
Расслабившись, глубоко утопаю в кресле, похоже, вряд ли смогу подняться на ноги. А уж добраться до кровати в другой комнате кажется так же трудно, как Антыню забраться на Стеклянную гору[46]. Да и как тут было не выбиться из сил, когда столько приключений в один день. Довольно часто доносится шум машин, причем совсем неподалеку. Поначалу удивляюсь, но потом вспоминаю — мы рядом с улицей Бариню, где оживленное движение не затихает ни днем, ни ночью. Но все-таки — уже далеко за полночь.
Из дремы нас вырывает скрип тормозов. Этот звук мы уже слышали, поэтому вскакиваем как ошпаренные. Снаружи раздаются звуки, которые не сулят ничего хорошего. Рудис бросается к окну, я — за ним. Успеваем разглядеть только грузовой фургон и красноармейца, хлопает входная дверь и на лестнице слышен топот. И через мгновение уже настойчивый стук в нашу дверь. Рудис на секунду замирает, и этого хватает, чтобы принять решение.
— Шевелись! — он хлопает меня по плечу, и мы мчимся через всю квартиру.
Вбежав в хозяйскую спальню, Рудис распахивает окно и вскакивает на подоконник.
— Прыгай за мной!
Не думая, следую за другом. Всего-то второй этаж, но теряю равновесие и падаю на все четыре.
— Цел?
— Да.
Мы бежим через двор к сарайчикам, которые соседствуют с территорией соседнего дома. Поленницы невысоки, помогая друг другу, быстро забираемся на крышу. С перепугу не могу думать связно, но руки сами находят, за что ухватиться, а ноги, как оттолкнуться. Спрыгнув в соседний сад, на миг замираем.
— Стой! Стрелять буду! — до нас доносится возглас.
Не видно, но, похоже, кричащий стоит у окна, через которое мы только что сбежали. Вот же громилы, даже дверь им не преграда!
— Быстро к сараям, им больше негде спрятаться! Бабы далеко не убегут, — командует кто-то другой.
Клянусь прахом предков, эту глотку я уже слышал раньше. Да, двух мнений быть не может, это тот бородач, который напал на Колю с ножом и к горлу которого я потом прижал тот самый тесак. Вот так совпадение — в течение суток два старых врага появились поблизости. И каждый в новом обличье. Кто бы мог…
— Слышал? Бабы, — Рудис толкает меня локтем. — Они пришли за Лидией и Байбой… за Ульбертом. Не нас они ищут.
— Все равно, сматываемся. Не найдут их, так скрутят нас.
— Пожалуй. Они нас не видят, но нельзя, чтоб услышали.
На цыпочках добираемся до забора, который граничит с улицей Талсу. За спиной остается грохот рассыпанных поленниц и брань преследователей. Перемахиваем через забор и, вжимаясь в стены домов, быстрым шагом направляемся в сторону улицы Нометню. Время от времени делаем передышки, вбегаем в подворотни, замирая в нишах или за стволами деревьев. Убедившись, что опасности нет, спешим дальше.
— Куда мы бежим?
— Мы еще не бежим куда-то, мы бежим от.
— Тогда побежали в Торнякалнс, а не в другую сторону.
— Хорошо. Но Агенскалнский рынок все-таки обойдем стороной, слишком уж открытое место.
По улице Пилсоню достигаем улицы Вентспилс, потом сворачиваем влево на улицу Марупес, по которой можно наяривать не сворачивая до самой железной дороги. Правда, улица широковата и хорошо просматривается, и по ней то и дело проносятся легковушки и грузовики. Поскольку неясно, кто в них разъезжает, решаем, что
