Никто не знает, то ли лагуна Тауфа всегда была так богата экзотической подводной жизнью, то ли это отдаленные последствие мутагенного действия двухсот ядерных взрывов, проведенных тут ВС Франции в 1966-68 годах по программе «Canopus». Нынешний проект «Caravella» практически не затронул островок. Алюминиевые платформы – фундаменты на ножках, и размещенная на них инфраструктура: АЭС, аэродром, морской терминал и бытовые модули, были построены в лагуне вдоль восточного барьера 20 лет назад, когда здесь работала каторжная тюрьма, а позже –опорный пункт морского патруля. Островок Тауфа использовался для размещения контрактного персонала и в те послереволюционные времена, и теперь, в проекте «Caravella» - когда возникла необходимость в достройке инфраструктуры.
Ранним вечером, как обычно после основной смены, примерно полсотни здешних контрактников (из почти двух сотен) собрались на восточном пляже островка, чтобы понырять, поймать и приготовить что-нибудь вкусное, перекусить, поболтать за чаем, поиграть в мяч, поплясать - короче: с толком побездельничать в хорошей компании. Большинство персонала составляли разнорабочие-конголезцы, бежавшие с родины в конце апреля, под влиянием слухов о зверствах армии зулу, вторгшейся в северо-восточное Конго. Каким образом они добрались до Туамоту (практически, на противоположную точку Земного шара), без гроша в кармане, без представления о географии, и без знания языка – не вполне понятно. Скорее всего, сыграла роль африканская воля к жизни во что бы то ни стало. Так или иначе, эти молодые люди угодили в меганезийский фильтрационный лагерь, были признаны «допустимыми хабитантами», и получили временную работу на Фангатауфа (где, вследствие сжатия графика «Каравеллы», возник дефицит рабочих рук)… Деревенские конголезцы из глубинки на современном постиндустриальном объекте – этим сможет управлять не каждый менеджер. Тут пригодился африканский опыт инженера Оскэ Этено, и особые знания его vahine Флер Хок-Карпини. Оскэ, Флер, и двое французов – Гастон Дюги и Доминика Лескамп – входили в немногочисленную высококвалифицированную часть контрактного персонала. А примерно через час им предстояло принять пополнение из двоих тиморцев: Эсао и Стэли Дарэ, операторов мобильно-погрузочных машин…
Гастон выразил определенные сомнения в достаточности 100-дневных курсов соц-тиморской школы рабочей молодежи для выполнения подобной работы на таком ответственном объекте, и сейчас выслушивал возражения инженера Этено.
- Ты, Гастон, у себя дома привык к работникам, которых не столько учили, сколько обтесывали под еврокультурный стандарт. На это и тратились два - три года. А на обучение профессии, как таковой – те же сто дней, если не меньше.
- Ты, Оскэ, опять ругаешь Европу, - проворчал француз, - Это не ответ по существу.
- ОК. Отвечаю по существу. У тебя есть претензии к работе моих негров?
- Знаете, - вмешалась Доминика, - Я не хотела трогать эту тему, но больше не могу! Давайте называть рабочих как-нибудь иначе. Выражение «мои негры» это как-то…
- ОК. Пусть будет: «наши негры», - перебил он, - Есть ли претензии к их работе?
Доминика всплеснула руками.
- Оскэ! Ты понимаешь, что это выражение унижает и рабочих, и тебя, и всех нас.
- Это чем же оно унижает? – удивился меганезиец.
- Так называли африканцев плантаторы-рабовладельцы, - пояснила она.
- Ну, ваще! – искренне удивился он, - Прикинь, Доми, у нас в стране последнего рабовладельца-плантатора поставили к стенке еще до моего рождения!
- Это в базисной Меганезии, - заметила Флер, - А на Западных Территориях их расстреливали по мере расширения Конфедерации.
- Да, - согласился Оскэ, - Но я, по-любому, видел рабовладельцев только в кино.
- Все равно, это унизительно, - сказала француженка.
Оскэ вздохнул, покрутил головой, и сложив ладони рупором, крикнул:
- Нгуту! Иди сюда, ОК?
- ОК, босс, - отозвался рослый молодой банту, одетый в своеобразную набедренную повязку из трех пластиковых карманов на ярком шнурке и, сделав несколько шагов оказался около них, - …Чего надо, босс? Или просто так?
- Типа, спросить, - ответил Оскэ, - Доми думает, что нельзя говорить: «мои негры», Спрашиваю: как ты думаешь, Нгуту?
- У! - произнес чернокожий парень, опускаясь на корточки, - Я думать так: миз Доми боится, что приходить злой колдун, как в Европа. Там если ты говорить «мое», то злой колдун говорить igbekela и все это отбирать. Он называться: адвокат. Но тут нет такой колдун. Можно говорить «мое», никто не отбирать.
- Адвокат? – недоуменно переспросила Доминика.
Нгуту звонко хлопнул себя по бедрам от удивления, и выпучил глаза.
- Миз Доми жить Европа и не знать адвокат? У! Это такой человек, ходить в галстук, говорить с полисмен и отбирать все, что твое. Дом отбирать. Машина тоже отбирать. Совсем все, да! И ты стать нищий. Но тут нет адвокат. Я сказать правда, босс Оскэ?
- Верно, Нгуту, - Оскэ кивнул, - В Меганезии нет адвокатов. Мы их выгнали, когда сделали Алюминиевую революцию.
- Правильно, да! – обрадовался Нгуту, и повернулся к Флер. – Можно просить один маленький дело? Очень надо помогать.
- Что случилось? – спросила меганезийка.
- Я немного побить моя женщина. Она обижаться.
Флер вздохнула и побарабанила пальцами по колену.
- Опять? О, Мауи и Пеле, держащие мир! Ты же взрослый, умный парень!
- Я приходить с работа, хотеть кушать, а нет, - объяснил он.
- Слушай сюда! – объявила Флер, - Если твоя женщина не приготовила тебе обед, то возможны три варианта. Или она тоже работала и не успела. Или она устала, легла отдохнуть и, опять-таки не успела. Или ты с ней не внимателен, и она не захотела. В любом варианте, ты сам виноват. Ты согласен?
- У-у… - растерянно ответил он.
- …В таком случае, - продолжала она, - попытка силового решения проблемы была ошибкой с твоей стороны. Тебе надо подарить ей подарок, чтобы она поняла, что ты понял. Но, чтобы она вообще стала с тобой разговаривать после такого ошибочного действия, придется применить магию. Встань и повернись пузом к солнцу…
Молодой банту выпрямился и развернулся лицом к западу, где солнечный диск уже приближался к линии прибоя на дальнем краю пляжа. Флер порылась в валяющейся рядом с ней на песке рабочей сумке, нашла там ядовито-зеленый люминесцентный маркер, подошла к парню и, подумав немного, начала рисовать на его коже.
Примерно через пять минут на груди и животе Нгуту красовалась композиция из огромного цветка подсолнечника с трогательным смайликом в центре, и силуэта несколько сонной кошки, прижавшейся к стеблю, обхватив его лапкой.
- Вот так! – заключила она, - После заката, но не раньше, иди к своей женщине. Она увидит эту светящуюся картинку, ей станет весело, а дальше как-нибудь постарайся создать ей совсем хорошее настроение. Это понятно?.. Ага. Вижу, что, понятно. И не забудь подарить ей подарок. Завтра же! Такое условие магии. Это тоже понятно?
- Ага! Maururoa, Флер! Я идти, ждать закат. Да!
Флер проводила взглядом быстро удаляющегося парня и фыркнула.
- Обормот! Прикинь, Ежик, он старше тебя, а таких простых вещей не знает.
- По ходу, он в школе не учился, вот и не знает, - ответил Оскэ, - Не он один, как ты, наверное, уже заметила... А что была за тема?… Вспомнил. Доми рассказывала про плантаторов-рабовладельцев. Но я так и не понял, как эта проблема касается меня.
- Никак, - ответила француженка, - Я зря перенесла сюда этот европейский штамп.
Оскэ махнул рукой, улыбнулся и вытащил из пачки сигарету и посоветовал:
- Не морочь себе голову, Доми. Просто у нас другая культура... Гастон, ты так и не ответил: есть ли претензии к работе моих негров?
- Претензий нет, но есть беспокойство. Они работают, не зная элементарных вещей. Просто копируют действия, которые ты, или еще кто-то из спецов, им показал. Как обезьяны, прошу прощения за неполиткорректную аналогию.
- Насрать на политкорректность, - сказала Флер, - и, по ходу, слово «как» - лишнее. Человек - это один из видов обезьян. Биологический факт. И человек, как и любая обезьяна, учится что-либо делать, в основном, путем подражания и фиксации тех коротких пояснений, которыми сопровождается работа в присутствии ученика. Это социально-психологический факт. В европейских школах 12 тысяч учебных часов в течение дюжины лет учебы, только 2 тысячи часов тратится на обучение чему-то, потенциально полезному для личной практики, включая работу. Остальные 10 тысяч часов - промывание мозгов. Это политический факт. В личной практической жизни европеец использует меньше четверти полученных в школе потенциально-полезных знаний. Это статистический факт. В остатке: 500 часов полезной информации. Это соответствует 85 учебным дням. У Эсао и Стэли по 100 учебных дней. Более, чем достаточно, чтобы работать квалифицированным оператором. Это я, как бы, вернула разговор к исходной проблеме…
