И еще одно маленькое наблюдение. Пробегая по бесчисленным сайтам и форумам, где женщины рассуждают о знакомствах, я четко усвоил одну мысль: женская инициатива — явление невероятно редкой событийности и высочайшей отваги. Девушки, трубящие о том, что они нашли в себе силы «даже улыбнуться» понравившемуся молодому человеку, явно претендуют на отображение на доске почета у здания префектуры по месту жительства. Настоящий гражданский подвиг — вот как это воспринимается по сей день в нашем обществе. Смелая, прогрессивная женщина, скажут про такую. Но представьте, что понравившийся молодой человек взял да и не остался в долгу. Взял и улыбнулся ей в ответ. Почему бы не расцветить этот мир положительными эмоциями? Но что скажут про такого? Тормоз! Более того, столкнувшаяся с зеркальной реакцией девушка потом наверняка на всю жизнь заречется быть такой щедрой на знаки внимания мужчинам. Поторопится нырнуть обратно в когорту стоически крепящихся, которые не позволяют себе подобных вольностей. Не будет даже улыбаться, чтобы избежать такой наглости, как ответная улыбка мужчины, не подкрепленная никакими действиями.
Помнится, я получил такое электронное сообщение от дамы: «Кирилл, может, встретимся?» Далее — с нового абзаца и заглавными буквами: «О БОЖЕ! Я САМА ПРЕДЛАГАЮ ВСТРЕТИТЬСЯ!» Для женщины, воспитанной в нашем моральном контексте, проявление инициативы по редкости и силе ощущений сравнимо с чувствами космонавта Алексея Леонова, первого человека, вышедшего в безвоздушное пространство. Впрочем, по риску получить пожизненную инвалидность самолюбия в случае отказа мужчины — это тоже сверхгероическое предприятие. Столько адреналина… Черт, даже завидую!
Похмельные блуждания завели нас с Филей одним хмурым воскресным утрода в супермаркет на водопой. Алчно высаживая по полбутылки минералки одним глотком, мы вышли, икая, обратно на свет божий. Там, на божьем свете, жила-была и курила у входа блондинка примерно нашего возраста. Разговорились. Разговор наш ограничился пятью минутами, так как Филиппу пора было двигать в сторону метро, да и сама блондинка Снежанна тоже спешила. Что делает похмельный джентльмен, если ему не дали выговориться от души? Он ищет возможности возобновить беседу чуть позже, когда этому ничего не будет препятствовать.
— Снежанна, давайте не останавливаться на достигнутом, — предложил я. — Давайте продолжим наш разговор, допустим, завтра?
— Давайте! — приветливо поддержала меня она. — Но как? Ведь телефон я не скажу.
Что пил — что не пил, ей богу. Мозг мой, получив такую подсечку, тут же вытряхнул из себя остатки альдегидов и принял трезвую боевую стойку.
— Ну, — сказал я, — порассуждаем! Телефон вы свой не даете.
Кивок.
— Но продолжить со мной общаться вы хотите.
Кивок.
— А как же нам в таком случае быть?
Кивок.
— Я ведь сейчас восприму это как приглашение в гости.
— Это еще почему?
— Ну не телепатически же мы будем общаться? А телефон вашей милостью исключен.
— Ну-у-у… Эт-та…
— Или вы хотели сказать, что назначаете мне свидание на этом же месте через двадцать четыре часа?
— Ну, возможно. Только я не обещаю, что приду.
— А я вам обещаю, что позвоню. Только давайте избавим друг друга от этого никчемного жеманства.
— Так вам телефон, что ли?
У меня хватило сил только улыбнуться.
— Ну, запишите.
— Я запомню.
— Да ладно?
— Это несложно.
И тут, друзья мои, нам никак не обойтись без такой диковинной категории, как инкорпорирующие или полисинтетические языки. Для языков этого вида свойственно включение одних слов или их частей в состав других. Морфемы не просто пристыковываются друг к другу по принципу «префикс — корень — суффикс — окончание», слова не просто выстраиваются в синтаксическом порядке, а буквально проникают, врастают друг в друга. Получаются невообразимые мутанты, длиною запросто в сто букв. Такие стратегии согласования характерны для языков народов крайнего севера и индейцев. Если попытаться привести пример, то представьте себе, что вместо понятного вам «мама мыла раму» эта же мысль будет передана вот так: «Мамырламу». И вот со мной, с доброжелательным улыбчивым человеком, к тому же страдающим абстинентным синдромом, Снежанна заговорила на языке ацтеков. Ее номер прозвучал следующим образом:
— Восемдевясодвашессемсодинтрипянодва.
Ну совесть есть? Это было произнесено трескучей скороговоркой намеренно, чтобы наказать меня. Строгие преподаватели тоже применяют санкции в отношении тех, кто отказывается писать конспект. Женский Приоритет Противодействия призывает: если этот нахал не заметался в поисках салфетки и ручки, если он не бросился трясущимися руками забивать номер в сотовый, если он похваляется своей памятью, то пускай-ка он поработает дешифровщиком. Чтобы знал впредь, как надо себя держать в столь торжественный момент.
Но я запомнил ее номер. Вполне вероятно, что в прошлой жизни я был индейцем, привычным к языковому полисинтетизму. Мы потом довольно много общались по телефону. И каждый наш разговор она заканчивала одной и той же фразой: «Ты звони мне». Смешно, правда?
Давайте поразмышляем вот над чем. Включая заднюю передачу при виде ищущего контакта мужчины, женщина сама себя обрекает на лишние трудности. А трудности возникнут моментально, как только поблизости замаячит другая женщина. Да, самцы тоже воюют за самок, но они хотя бы последовательны в своем соперничестве. Интересна женщина — самец будет стараться, интересна не только ему — будет стараться вдвойне, чтобы захватить и удержать пальму первенства. Это просто более интенсивное продолжение одной и той же линии.
Все иначе в условиях «один мужчина — много женщин». Тут картина складывается куда более катастрофичная. Каждая женщина, движимая ЖПП, поначалу рванет от мужика прочь, но чуть только завидит конкурентку, мигом переложит рукоятку машинного телеграфа на «самый полный вперед» и стрелой ринется обратно. Несложно представить, что происходит, когда машины сначала рассредоточиваются, освобождая место для разгона, а потом летят очертя голову назад в эпицентр. Грохот, треск и искры! Хотя любая из них могла бы уберечь себя от вмятин, просто оставшись с мужчиной с самого начала и тем самым сняв само основание для конкуренции.
Филипп как-то задал одной своей знакомой такой вопрос: «Почему отдельную женщину порой очень трудно вызвать на взаимное проявление интереса, но так легко расстроить дружественную атмосферу внутри женского коллектива, всего лишь внедрив туда одного мужчину?»
— Да ты никак с Луны свалился! — ахнула та. — Это ж азбука, неуч! Так у нас, людей и, в частности, женщин, заведено. Цивилизованная женщина не позволит себе мгновенно растаять перед мужчиной, ведь это… неприлично даже как-то. Но и здоровое соперничество среди женщин никто не отменял.
Про «здоровость» женского соперничества за мужчин надо писать абсолютно самостоятельный труд. Это будет энциклопедия ненависти и злокозненности, сосуд со всепрожигающей кислотой. Но с чем я спешу вас ознакомить, дорогие цивилизованные, так это результаты профессиональных наблюдений за известными всем животными. Выдержка из статьи Игоря Труфанова, опубликованной в «Литературной газете»: «У волков свой брачный этикет. Во время гона одинокая волчица призывно воет, но на ответный зов самца не откликается, навстречу ему не идет. Это период знакомства. Зато, когда хищники сбиваются в большую стаю, волчицы про этикет ту! же забывают и грызутся со своими соперницами порой насмерть».
Выдрал! Я с волчьим хрустом выдрал лоскут газетного полотна с этим абзацем, ибо вот она — истина!
И пусть теперь вам женщина только попробует робко пискнуть про цивилизованность практикуемой ими поведенческой линии. Не дослушивая ее до конца, встаньте перед ней на четвереньки, запрокиньте голову и сделайте:
— У-у-у-у-у!!! — Тоскливо, дремуче, леденяще… Как настоящий волк.
Думаете, откликнется? Ха-ха. В лучшем случае, вызовет скорую. А вы говорите…
Я сам не люблю идти, слыша за спиной шаги. Хочется либо остановиться «завязать шнурок» и пропустить преследователя вперед, либо ускорить шаг и оторваться. Не по себе мне как-то бывает в такие минуты, томит что-то меж лопаток… Не думаю, что я один такой.
Поздним вечером, возвращаясь домой, я имел возможность убедиться, что я и в самом деле не одинок в своих фобиях. Впереди меня топала в направлении моего дома тетенька лет сорока. Когда между нами оставалось метров восемь, семенящая впереди фигура женщины вдруг как-то вся сразу напряглась спиной, пару раз быстро оглянулась на меня через плечо и наддала скорости ровно настолько, насколько ей позволяли отвисшие пакеты со снедью. Гонка продолжилась до самой двери подъезда и закончилась моим поражением: когда я тянулся к пипке домофона ключом, женщина молниеносно набрала на клавиатуре код и открыла дверь самостоятельно. Мы зашли внутрь.
