— Я в этом не очень уверен, — сказал Себастьян. — Если вы знали, что у нее есть деньги и она не желает платить долги, вы всегда могли прийти к ней домой и забрать долг самолично. После ее смерти.
Гордон опустил руку.
— Господи. Теперь я еще и вор в придачу к убийству?
Себастьян не сводил с него взгляда.
— Где вы были во вторник вечером?
— Здесь. Дома. Учил роль.
— Один?
— Мне лучше работается в одиночестве. — Актер снова бросил взгляд на часы на каминной полке. — Слушайте, у меня спектакль в семь начинается. Мы только вчера открылись, и я должен…
— Успокойтесь. — Себастьян медленно, многозначительно улыбнулся. — Времени у вас достаточно.
Гордон пристально посмотрел на Себастьяна.
— Вы ведь никакой не кузен Рэйчел, верно? — Брови его сдвинулись. — Кто вы такой? Вы от тех легавых из конторы на Боу-стрит?
Себастьян улыбнулся.
— Вроде того.
В каком-то смысле это было так. Он действительно бегал от легавых из конторы на Боу-стрит.
Гордон шагнул отдернуть шторы, задвинутые из-за холода.
— Рэйчел была необычной женщиной, — внезапно сказал он, не отпуская тяжелой ткани, словно ему трудно было выразить свои мысли словами. — Она мало чего на свете боялась. Как-то она сказала мне, что страх делает человека уязвимым. Но в последнее время я стал замечать, что она сделалась какой-то нервной, беспокойной, словно над ее головой сгущались тучи и она не знала толком, как выйти из этого положения.
Себастьян смотрел на актера. Тот отвернулся от окна.
— Из какого положения?
— Честно говоря, я уж начал предполагать, что Рэйчел передает какую-то информацию тому французу.
— Французу? — Уж чего Себастьян меньше всего ожидал, так это подобного поворота. — С чего вы так решили?
— Да посмотрите на мужчин, которых она выбирала. — Хью Гордон сложил руки, как Моисей, проповедующий толпе, и Себастьян понял, что эта подчеркнутая откровенность — игра, что эту информацию — правдивую или нет — Хью Гордон выдает ему нарочно, возможно, чтобы отвести от себя подозрения. — Обычно у женщин есть своя система. Одни охотятся за мужчинами с деньгами, другие любят хорошеньких мальчиков, денди и щеголей, а третьи сходят с ума от титулованных особ. А Рэйчел выбирала мужчин, так или иначе связанных с Министерством иностранных дел, как сэр Альберт. Или очень близких к королю, ироде лорда Граймса. А как-то раз она поймала в свои сети даже адмирала, адмирала Уорта. Себастьян слышал, как о нем вместе с сэром Альбертом и лордом Граймсом шептались па улицах. Прокрутив в голове эти имена, он понял, что знатные любовники Рэйчел Йорк сходились в одном — они обладали информацией, которая может оказаться весьма опасной, попади она не в те руки.
— Вы не скрывали, что разделяете республиканские убеждения Рэйчел, — сказал Себастьян. — А к вам французы никогда не подъезжали?
Он ожидал гневных отрицаний, патриотической риторики. Но Гордон спокойно выдержал вопросительный взгляд Себастьяна и просто ответил:
— Сколько бы я ни жаждал перемен в этом государстве, я все же англичанин и никогда не предам свою страну.
— Но Рэйчел, по вашей мысли, могла?
Гордон дернул плечом.
— В ней было слишком много злости и ненависти. Все из-за того, как с ней обходилась жизнь и что происходило с другими людьми рядом с ней. Она один день в неделю добровольно служила в приюте Сент-Джуд. Вы знали об этом? И часто говорила, что, хотя Наполеон и предал революцию, французам все равно живется лучше, чем большинству народа здесь.
Себастьян смотрел на красивое лицо актера. Хью Гордон зарабатывал себе на жизнь, заставляя людей поверить в вымысел. Себастьян ни на секунду не забывал об этом. Но, несмотря на всю театральность, в его словах все же сквозили искренность и та ужасная правдивость, что вдруг проявляется, когда непрошеная истина вырывается наружу.
Порыв ветра бросил в окно горсть снега с такой силой, что стекло неестественно громко задребезжало в тишине комнаты. Себастьян вдруг осознал, что Гордон смотрит на него сузившимися, оценивающими глазами.
— Вы ведь не верите мне, да? Но сейчас-то вы уже точно успели проверить, что тогда я рассказал вам правду насчет того, что за квартиру Рэйчел платит Лео Пьерпонт.
— А в чем вы пытаетесь меня уверить? Что Лео Пьерпонт работает на Наполеона?
— Ну, это уж слишком просто. Лео Пьерпонт, как я думаю, руководитель шпионской сети, как это принято называть.
Себастьян встал.
— Семейство Пьерпонтов потеряло всё двадцать лет назад во время революции.
Гордон еле заметно улыбнулся.
— Пьерпонт сбежал от революции и республики. Но ведь Франция больше не республика.
Гордон попал в точку. Кровавые, безумные дни республики и девяносто второго года ушли в прошлое. В последнее время все больше и больше эмигрантов примирялись с новым французским императором, давали клятву верности новому правительству и требовали вернуть себе прежние имения. Себастьян оценивающе смотрел на актера.
— Обвинять-то легко. А доказательства?
— Люди вроде Пьерпонта следов не оставляют.
— Верно. Но когда я в последний раз разговаривал с вами, вы уверяли меня, что Лео Пьерпонт любовник Рэйчел.
Улыбка Хью Гордона стала шире и презрительнее.
— Мне помнится, я просто посоветовал полиции попристальнее рассмотреть его связь с Рэйчел. Не помню, чтобы я говорил, что он ее любовник. Так что это наши собственные домыслы.
ГЛАВА 32
Визит графа Гендона сильно помог сэру Генри Лавджою преодолеть свои сомнения по поводу виновности виконта Девлина. Но Лавджой был человеком методичным, а потому в субботу днем он решил посвятить несколько часов тому, чтобы окончательно разобраться в отношениях капитана Толбота и миссис Толбот.
Капитан, как выяснил Лавджой, был человеком высоким, красивым, чуть старше тридцати лет. Младший сын мелкого девонширского землевладельца, став офицером Конной гвардии, имел многообещающее будущее, пока не совершил ошибку, сбежав с богатой наследницей по имени Мелани Перегрин. Его начальство косо посмотрело на эту романтическую авантюру. Карьера капитана Толбота зачахла, а отец Мелани был настолько взбешен, как он говорил, вероломством своей дочери, что оставил ее без гроша и запретил переступать порог своего дома.
Когда Лавджой добрался до узкого кирпичного жилища Толботов неподалеку от Аппер-Юньон-стрит в Челси, густо валил снег. Дом был маленьким и явно съемным, но парадная дверь радовала веселым вишневым цветом, отполированное дверное кольцо ярко блестело, и кто-то с несомненным художественным вкусом поставил по обе стороны от входа горшочки с розмарином. Лавджой отметил эти детали и отложил для дальнейшего анализа. Это все как-то не вязалось с нарисованным сэром Кристофером образом рыдающей, избитой мужем женщины.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
