Иначе… могло сложиться, будь там шестой – на одной из окрестных крыш. Повезло. Впрочем, на это везение он рассчитывал. Найти пятерых, или даже больше, жадных полудурков не так уж сложно. А вот разыскать за тот же срок хорошего снайпера и, что куда важнее, убедить его рискнуть…
Тогда, около вокзала, все прошло как надо, «по нотам» – стремительный танец и пять не очень подвижных мишеней. Проще, чем он опасался, – перед ним оказались не профи и даже не полупрофи, а обычные шпанюки, «крысы», у которых глупость и неуклюжесть успешно соревновались с их же собственной алчностью. И страхом. Эти неуделки хоть и остаканились «перед делом», но алкоголь приглушил им лишь рефлексы, страх же, наоборот, выпустил из глубин подсознания наружу. Шедшие от пятерки флюиды ощущались так четко, что при желании можно было стрелять по их сигналам почти как на звук, а когда одного из «крыс» облаяла мелкая шавка, повода для сомнений не осталось.
Тогда прошло как надо. А сейчас?
Мысли скользили, будто жуки-водомерки – по поверхности. Задумываться всерьез, загружать мозг работой было нельзя, ведь он не чувствовал конкретной опасности, не мог определить и оценить степень угрозы, вероятное направление атаки. Сейчас Швейцарец мог лишь ждать – с пустой от лишнего мусора головой и расслабленными мышцами. Дешевая тряпичная кукла, готовая в любой миг взлететь, подброшенная мощной пружиной капкана – и те доли мгновения, которые расходуют медлительные синапсы на «переключение», запросто могли бы стать решающими.
Он ждал. Секунды, вначале казавшиеся неимоверно длинными, понемногу складывались в минуты – и ничего не происходило.
К исходу пятнадцатой минуты Швейцарец все же решился проанализировать свои ощущения. Рискованное дело – но риск в данном случае был оправдан, – последние минут пять Швейцарец все четче понимал, что ощущает не отсутствие направления предполагаемой вражеской атаки, а отсутствие опасности вообще.
Это было что-то новенькое. Впрочем, однажды он уже побывал в похожей ситуации. Точно также проснулся, не понимая из-за чего. Добрых полчаса, судорожно сжимая пистолет, изображал из себя сонную колоду. А затем его вдруг резко отпустило, и он провалился в сон, едва успев спрятать «210-е».
В тот раз ответ нашелся утром, когда за кустом в трех метрах от своего спальника Швейцарец обнаружил крупные отпечатки кошачьих лап. Пантера или снежный барс. Хищник стоял довольно долго, переминаясь с лапы на лапу, поигрывая когтями, но прыгнуть так и не отважился, уйдя, в конце концов, на поиски менее подозрительно выглядящей добычи.
Мысленно Швейцарец чертыхнулся – есть, есть что-то… неуловимое, словно распадающаяся при малейшем касании паутинка. Что-то, мелькающее на краю сознания, не мысль, нет, намек на мысль… упрямо маячащий в отдалении – стоит лишь попытаться рассмотреть его пристальнее, как он вмиг пропадает. Исчезает, растворяется, оставляя за собой только пылинки – горсточку белых искорок, самозабвенно пляшущих в лунном свете под неслышимую музыку.
…неслышимую музыку!
Поймал!
Выделенная им комната без особой натяжки могла претендовать на титул каморки – кроме двух кроватей, в нее вмещался лишь разделяющий эти лежбища метр – с весьма куцым хвостиком – некрашеного пола. Расстояние, вполне достаточное для того, чтобы превосходно различать не только храп, но и обычное дыхание соседа…
…и подсознательно среагировать, когда оно становится непохожим на ритм спокойно спящего.
ШЕМЯКА
Пока что шли они ходко – за последние двадцать минут остановиться пришлось только раз, когда Анна разглядела впереди черный ручей. Масляно-черный, он неторопливо вытекал из подвального окна, пересекал мостовую и, разбившись на два более мелких ручейка, втекал в подвалы на противоположной стороне. Дождь к тому моменту уже стих, потому шелест и пощелкивание люди четко расслышали метров с пятидесяти, а ближе подходить не рискнули.
«Огнемет бы мне, – в приступе яростной брезгливости подумал Сергей, – и не ручник, ручником тут хрен справишься, а такой, чтобы позади на машине стоял здоровый бак, до краев полный смеси. Чтобы точно хватило всех этих тварей к чертовой матери… выжечь, выжечь, выжечь…»
Он даже не сразу понял, что бормочет это вслух, судорожно стиснув автоматную ложу. Впрочем, Анне и Энрико было сейчас не до него – на черный «ручей» они пялились куда более зачарованно, чем сам Айсман.
– Часто они… так?
Сергей скорее догадался, чем расслышал вопрос Энрико, – респиратор превращал обычный хриплый шепот скуластого в почти неподдающееся расшифровке бормотание.
Кстати, о маске… Шемяка ослабил ремешок и, сдвинув респиратор на шею, медленно, с видимым наслаждением, вздохнул полной грудью. Эх, закурить бы еще…
Пока что, благодаря карте, все шло на удивление гладко – прицепленный к куртке драгоценный индикатор, на который Шемяка по въевшейся в плоть и кости привычке скашивал глаза каждые пять секунд, выглядел в точности так же, каким был взят из заветного пенала. Даже когда они, обнаглев, решились короткой перебежкой пересечь вытянувшийся поперек улицы отросток фиолетовой кляксы. Повезло – Зона то ли поменяла контур, то ли попросту протухла. Дюжина причин могла сыграть, а лезть на дно рюкзака в поисках счетчика и проверять, которая из этих причин реальна, – благодарю покорно, но, увы и ах, нас зовут дела поважнее.
Пока что карта их не подводила, но лучше было не рисковать – скелет жил по своим законам. Будь даже эта карта нарисована по самым свежим данным вчерашнего вечера – к текущему часу в бывшем городе наверняка случилось множество изменений. Незначительных, но любого из них вполне хватит, чтобы угробить дурака, пожелавшего безоглядно довериться бумажному обрывку. Что угодно… даже просто шальной ветер, который, со свистом проскакивая полуобвалившийся чердак, загребет в невидимую ладонь пригоршню ядовитых пылинок и, хохоча, развеет их над улицей.
– Редко.
– Чего ты маску снял? – Анна следовать примеру Сергея не стала, чем заработала еще один плюс в его личной таблице успеваемости. Предмет – выживание, тема Урока: «Большую часть того, что позволяет себе следопыт, остальные могут делать лишь по его команде».
– Тараканы, – Айсман мотнул головой в сторону «ручья», – твари мерзкие, но умные. Зуб даю, они для миграции выбрали самое безопасное время на полгода вперед. Так что можно спокойно подышать, а заодно, – добавил он, опускаясь на потрескавшийся асфальт, – ногам роздых дать.
– Я тут не сяду. Не-е-т… рядом с этими…
– Садись! – повысил голос Шемяка. – Перестань дурью маяться и садись! Им сейчас до нас дела нет.
Поколебавшись секунды две-три, она все же послушалась его – но, судя по бледности, далось ей это нелегко.
– 3-заразы… ненавижу. Теперь ни в один здешний дом…
– И трястись перестань, – Айсман стянул капюшон и, задрав голову, посмотрел на небо – разрывов между тучами прибавлялось с каждой минутой, и все шло к тому, что солнце вот-вот начнет вновь наяривать в полную силу. Жаль, ну да грех, в общем-то, жаловаться – дождик и так подарил им куда большую фору, чем выходило по Шемякиным расчетам.
– Возьми себя в руки, – сказал он. – Ну, тараканы… подумаешь. Яд у них слабый, с ног сразу не валит, если не хлопать ушами, то удрать всегда сумеешь. А в какую-нибудь здешнюю хибару нам нужно будет занырнуть в ближайшие минут семь-десять, потому как на охоту выйдут куда более опасные твари.
– Крысы?
– Угу. Крысы. На двух ногах.
ШВЕЙЦАРЕЦ
Первая его мысль была простая – спросить, почему она не спит. Вернее, он сначала убрал пистолет, а потом подумал – проще взять и задать вопрос, чем лежать и гадать.
А еще мгновением позже решил, что можно и погадать.
Тогда, в их первую совместную ночь, она была похожа на… Швейцарец озадаченно нахмурился – банальное «натянутая струна» казалось ему неточным, по крайней мере, не до конца точным. Ответ пришел пару секунд спустя и заставил его довольно улыбнуться – детонатор! Именно так – она тогда лежала вроде бы колода-колодой, но любое неверное… а, скорее всего, и просто любое движение могло спровоцировать ее шайтан знает на что.
Ведь она так хотела поверить – и еще больше боялась.
«В таком случае… сомнительно, чтобы она поверила мне, – подумал Швейцарец. – Скорее всего, просто устала бояться».
Следующую ночь занял их безумный лесной марафон…
…а через сутки он проснулся за миг до ее крика.
Агеев бы не поверил, мысленно усмехнулся Швейцарец, в жизни бы не поверил, что после снотворного его выделки человек может проснуться из-за кошмара. Как он тогда сказал? Динозавра свалит? Что ж, в динозавра я тоже верю – безмозглым ящерам сны не снятся, разве что спинномозговые.
Лишь на четвертую ночь мы научились с этим справляться, вспоминал Швейцарец, – если это можно назвать таким словом. Ложиться вместе, чтобы я мог чувствовать ее – и будить в самом начале приступа. Никаких чувств, голый рационализм – так она лучше высыпалась, и, кроме того, в лесу по ночам прохладно, даже в нынешнем лесу.
