– Но ведь здесь все просто. Продажа незаконна. Вы можете вернуть ему деньги и принудить отдать картину.
– Именно. Но тогда не обойтись без суда и скандала, а мой клиент этого не потерпит. Он скорее откажется от картины, чем предаст дело огласке. Дебенхэм может лишить сына содержания, но не чести. Одна беда: старик непременно хочет вернуть картину. Я должен заполучить ее во что бы то ни стало. Сэр Бернард дал мне карт-бланш и, кажется, готов подписать пустой чек. Он и Крэггсу предлагал вписать любую сумму, но тот порвал бумажку. Старики стоят друг друга. Ума не приложу, что мне делать.
– Поэтому вы дали объявление в газету? – поинтересовался Раффлс все тем же сухим тоном.
– Да, это моя последняя надежда.
– И вы хотите, чтобы мы выкрали картину?
Сказано это было с неподражаемой интонацией. Адвокат покраснел до корней волос.
– Я знал, что вы не те люди! – простонал он. – Я же не думал, что откликнутся люди вроде вас. Но ведь это не кража, – горячо возразил он, – а возвращение украденного! Кроме того, сэр Бернард заплатит ему пять тысяч, как только получит картину. Поверьте, Крэггсу огласка нужна еще меньше, чем Дебенхэму. Нет-нет, это смелое предприятие, авантюра, если угодно, но не кража.
– Вы сами говорили о законе, – пробормотал Раффлс.
– И о риске, – добавил я.
– За это мы и платим, – напомнил Адденбрук.
– Но недостаточно, – покачал головой Раффлс. – Мой дорогой сэр, подумайте, что поставлено на карту. Нас могут не только вышвырнуть из клуба, но и посадить в тюрьму, как простых воров! Деньги нам нужны, не скрою, но рисковать ради такой суммы не имеет смысла. Удвойте ставки – и я возьмусь за это дело.
Адденбрук колебался:
– Вы считаете, что справитесь?
– Мы попробуем.
– Но у вас нет…
– Опыта? А вы как думали!
– И вы действительно готовы пойти на риск ради четырех тысяч фунтов?
Раффлс взглянул на меня. Я кивнул.
– Готовы. И будь что будет!
– Мой клиент не станет столько платить, – уже тверже заговорил Адденбрук.
– Тогда мы не станем так рисковать.
– Вы серьезно?
– Абсолютно.
– Три тысячи в случае успеха.
– Четыре – вот наше последнее слово, мистер Адденбрук.
– Тогда в случае провала вы не получите ничего.
– Все или ничего? – вскричал Раффлс. – Вот это по-нашему! По рукам!
Адденбрук открыл было рот, привстал, но потом снова уселся и посмотрел на Раффлса долгим, пристальным взглядом. Меня там словно не было.
– Я видел вашу подачу, – задумчиво произнес он. – Когда у меня выдается свободный часок, я хожу на “Лордс”[30] и много раз видел, как вы побеждали лучших игроков Англии и брали викеты, когда все было против вас. Прекрасно помню последний матч джентльменов и игроков[31]: я был там. Нет такого приема, которым бы вы не владели… Я склонен думать, что если кто и может выбить старика австралийца, то это вы!
Сделку заключили в “Кафе-Рояль”, куда Беннетт Адденбрук пригласил нас на шикарный обед. Помню, он пил шампанское легко, бокал за бокалом, как пьют в моменты крайнего внутреннего напряжения, и, уж конечно, я составил ему компанию; но Раффлс, всегда являвший собой образец воздержания, едва притронулся к бокалу и по большей части молчал. Как сейчас вижу его: уставился в тарелку и все думает, думает. Адвокат нервничает, смотрит то на Раффлса, то на меня, а я всячески стараюсь успокоить его взглядом. В конце обеда Раффлс извинился за свою рассеянность, попросил принести расписание поездов и заявил, что намерен отбыть трехчасовым в Эшер.
– Прошу прощения, мистер Адденбрук, – сказал он, – у меня есть мысль, но пока я бы предпочел не обсуждать ее ни с кем. А вот с сэром Бернардом мне очень надо поговорить. Вас не затруднит написать ему пару слов на вашей карточке? Разумеется, если вам угодно, вы можете поехать со мной и присутствовать при нашем разговоре, но я не вижу в этом особого смысла.
Как обычно, Раффлс добился своего, хотя Беннетт Адденбрук и выказал некоторое недовольство, когда мой друг ушел. Я и сам был немало раздосадован. Раффлс по природе своеволен и скрытен, объяснил я, но более смелого и решительного человека мне встречать не доводилось; я бы ему доверился без оглядки и дал полную свободу действий. Больше ничего я говорить не стал, хотя и чувствовал, какие сомнения терзали адвоката, когда мы расстались.
В тот день я больше не видел Раффлса, но, одеваясь к ужину, получил от него телеграмму: “Будьте у себя завтра после полудня и отмените все дела. Раффлс”. Телеграмма была отправлена с вокзала Ватерлоо в 6.42.
Значит, Раффлс был в городе. Случись это прежде, когда мы были не так хорошо знакомы, я бы отправился его разыскивать. Теперь я сразу понял, в чем смысл телеграммы: я ему не понадоблюсь ни сегодня вечером, ни завтра утром, но в указанное время он не замедлит появиться.
И действительно, на следующий день около часа он был у меня на Маунт-стрит. Я видел в окно, как он резво подкатил к дому и выпрыгнул из кэба, ни слова не сказав кучеру. Минуту спустя я встретил его у лифта, и он буквально втолкнул меня обратно в квартиру.
– Пять минут, Банни! – закричал он с порога. – Ни секундой больше!
Он сбросил пальто и рухнул в ближайшее кресло.
– Я жутко спешу, – выпалил он, – весь день в бегах! Только не перебивайте, пока не дослушаете. Я составил план операции вчера за обедом. Первым делом надо было втереться в доверие к Крэггсу; нельзя просто вломиться в “Метрополь”, тут надо действовать изнутри. Проблема первая: как подобраться к старику. Предлог – что-нибудь связанное с его драгоценной картиной, чтобы выяснить, где он ее прячет и все такое. Не мог же я заявиться к нему и, якобы из чистого любопытства, попросить показать картину. Выдать себя за второго представителя сэра Бернарда я тоже не мог. Оттого я и просидел весь обед молча, все ломал голову, что бы придумать. И придумал! Если бы мне удалось заполучить копию полотна, я бы смог попросить позволения сравнить ее с подлинником. Тогда я отправился в Эшер, чтобы узнать, существуют ли копии. Проведя полтора часа в Брум-холле, я выяснил, что там копий нет, но вообще они должны быть, так как сам сэр Бернард (вот уж экземпляр!), приобретя картину, позволил нескольким художникам срисовать ее. Он нашел их адреса, а я потратил вечер, отыскивая самих художников. Но они работали на заказ: одна копия покинула пределы страны, за второй я сейчас охочусь.
– Так вы еще не виделись с Крэггсом?
– Виделся и подружился; пожалуй, из них двоих он больший оригинал, хотя оба старика по-своему любопытны. Сегодня утром я взял быка за рога, пошел к австралийцу и лгал, как Анания[32]. Еще чуть-чуть – и было бы поздно: старый разбойник уплывает завтра домой. Я сказал, что мне предложили купить копию знаменитой “Инфанты Марии Терезы” Веласкеса и я поехал к владельцу подлинника, но узнал, что картина продана Крэггсу. Надо было видеть его лицо, когда он услышал это! Его злобная физиономия расплылась в самодовольной ухмылке. “Сам старик Дебенхэм признал акт покупки?” – спросил он, и когда я повторил свои слова, он посмеивался минут пять.
Он был так доволен, что не удержался, как я и рассчитывал, и показал мне великую картину – к счастью, она не так уж велика, – а также футляр, где она хранится. Это железный футляр для карт, в котором он привез планы своих земель в Брисбене. Кому придет в голову искать там полотно старого мастера, похвастался он. Однако для верности он установил замок фирмы “Чаббс”. Пока Крэггс любовался картиной, я занялся ключом. У меня в ладони был кусочек воска, так что сегодня будет готов мой дубликат ключа.
Раффлс взглянул на часы и вскочил, заявив, что уделил мне на минуту больше положенного.
– Кстати, – вспомнил он, – сегодня вечером вы ужинаете с ним в “Метрополе”!
– Я?
– Да, вы. Нечего так пугаться. Мы оба приглашены: я сказал, что должен был ужинать с вами. Приглашение я принял за нас двоих, но меня там не будет.
Он многозначительно и лукаво посмотрел на меня.
Я стал умолять его объяснить, что он задумал.
– Вы будете ужинать в гостиной в его номере, соседняя комната – спальня. Вам нужно как можно дольше развлекать его, Банни, и не давать разговору угаснуть!
Тут меня осенило.
– Вы собираетесь завладеть картиной, пока мы будем ужинать?
– Вот именно.
– Что, если он вас услышит?
– Исключено.
– И все же?
Меня пробила дрожь при мысли об этом.
– Если услышит, будет стычка, вот и все. Револьвер, пожалуй, брать не стоит – ведь мы в “Метрополе”, – но я непременно надену защитный жилет.
– Но это просто ужасно! – вскричал я. – Беседовать как ни в чем не бывало с абсолютно незнакомым мне человеком и знать, что вы тем временем пытаетесь украсть его картину!
– Две тысячи на брата, – негромко произнес Раффлс.
– Честное слово, мне кажется, я не справлюсь.