Из Булони на французском берегу, куда они наконец благополучно приплыли, был немедленно отправлен гонец к королю Франции с уведомлением о прибытии, и вскоре уже от имени короля к ним явился отряд рыцарей, чтобы приветствовать их и сопровождать к французскому королевскому двору.
Все шотландцы, приехавшие с королем, испытали большое облегчение, не говоря уже о радости, когда увидели и ощутили дружескую теплоту, с которой их здесь приняли.
К этому времени Филипп VI уже начал доказывать силу и умение править государством, в отличие от трех предшественников, сыновей Филиппа IV Красивого. У его подданных появились надежды на улучшение дел в стране, на то, что с нее будет снято наконец проклятие рыцарей-тамплиеров, — оно ведь относилось к королевской династии Капетингов, а теперь на престоле король из рода Валуа.
С самого начала его правления всем стало ясно, что новый король человек сильный. Он сразу принялся вытаскивать страну из болота, приструнил поднявших голову фламандцев, а также велел молодому Эдуарду Английскому прибыть к нему как к сюзерену и присягнуть в верности. Этот акт прошел, впрочем, не слишком гладко — мальчишка Эдуард не выполнил все условия присяги и, кроме того, не скрывал притязаний на французский престол. К тому же Эдуард был женат на Филиппе из графства Эно, что, несомненно, сблизило Англию с Низинными странами. А совсем недавно королю Филиппу стало известно, что молодая английская королева, та самая Филиппа, пытается наладить с этими странами серьезные торговые отношения. Что тоже вряд ли может пойти на пользу Франции…
— Она дочь торговца? — вопрошал король.
— В этих провинциях все пробавляются торговлей, — отвечали ему с презрительной ухмылкой.
За юным английским королем нужен глаз да глаз, думал король Филипп: он кое-чего достиг, после того как избавился от Мортимера и начал править сам, и становится влиятельным у себя на острове.
Совсем не плохо, что он снова занялся борьбой с шотландцами. Она отвлечет его внимание и силы, этот юнец, вне всякого сомнения, увязнет там, и ему будет уже не до безрассудных мыслей о французском престоле… Но каков! Прыткий мальчик…
Филиппу сейчас не нужны военные действия — даже во имя того, чтобы доказать, кто имеет больше прав на французский трон, — но и спокойно смотреть, как этот наглец делается все сильнее и настойчивей, он тоже не будет: из таких вот и вырастают опасные противники, каким был, к примеру, Эдуард I — воинственный дед воинственного англичанина. Поэтому нужно с вниманием отнестись к мальчонке-королю из Шотландии. Пока еще тот всего лишь игрушка в чьих-то руках, но его следует многому обучить, и тогда — кто знает? — польза от него может быть довольно велика…
Король Филипп выехал на коне из дворца навстречу отряду рыцарей, сопровождавшему добровольных изгнанников-шотландцев в Париж. Он по-отечески обнял Джоанну и выразил восхищение ее красотой. С Давидом обошелся, как с настоящим королем. Могущественным королем. Конечно, дети были в восхищении и сразу же возлюбили короля Франции.
Он сказал, что на торжественном приеме, который вскоре последует, они окажут ему большую честь, если сядут по обе стороны от него.
Торжество было великолепным. Таких блюд, которые там подавали, шотландцы вовек не едали. А музыка! А грациозные танцы!.. Джоанне и Давиду французский королевский двор казался под стать седьмому небу. Ну разве могли они не полюбить такого короля?!
Им отвели роскошные покои, не похожие на скудно обставленные комнаты в Шотландии и даже, пожалуй, более величественные, чем многие из тех, какие Джоанна видела в Англии.
Казалось, не было ничего, чего не сделал бы король Филипп для того, чтобы они чувствовали себя покойно и удобно.
— Бедные дети, — говорил он, нежно обнимая их, — как я рад, что могу предоставить вам достойное убежище.
— А вы поможете мне остаться королем? — спрашивал Давид, ни на мгновение не забывавший, кем он был недавно.
— От всего сердца, милорд, — отвечал Филипп. — Я наслышан, каким гордым государем вы были. Конечно, я предложу вам помощь, но не захотите же вы, гордые люди, брать ее безвозмездно, не так ли? Следовательно, и вы в ответ будете должны чем-то помочь мне. Верно ведь?
— Конечно, — охотно соглашался Давид.
— Тогда обещайте мне только одно, — говорил ему король Франции, — и мы запишем это в нашем соглашении… Обещайте никогда не заключать мир с Англией, не уведомив меня и не получив моего согласия. Только это. Больше ничего… Ведь я прошу не столь уж много, не так ли? Если бы вы не были таким гордым, полным собственного достоинства молодым королем, я бы ни за что не попросил вам об этом.
— Охотно обещаю, сир, выполнить вашу просьбу, — отвечал Давид.
— А теперь, мой дружок, я с удовольствием преподношу вам деньги и собственность, чтобы вы, находясь в моем королевстве, могли жить так, как того требует ваше звание.
— Сир, ваша доброта не знает пределов!
— О, не говорите так. Вы очень молоды, и я не хочу, чтобы первые шаги в чужой стране принесли вам разочарование, а также чтобы вы попали под чье-то вредное влияние. А эта прелестная леди, — король Филипп повернулся к Джоанне, — должна сохранить красоту и веселость, свойственную ее возрасту, во все дни пребывания на земле Франции…
Ну где еще можно было найти такого великодушного, такого доброго и благожелательного человека?..
Король сказал, что отводит им замок Гейяр, выстроенный на высокой скале еще королем Ричардом Львиное Сердце. Тот им очень гордился. При короле Иоанне Безземельном замок перешел к французам и с тех пор находится у них в руках. Иногда его использовали для содержания узников, но он, Филипп, надеется, что с водворением туда юной королевской пары там будут царить только радость и веселье.
Про себя он подумал, как забавно, что шотландские изгнанники станут жить во Франции в замке, построенном английским королем.
Филипп оказал честь, лично сопроводив их к новому месту пребывания, и сказал, что не будет возражать, если они устроят торжество по случаю приезда туда и пригласят его и сопровождающих рыцарей принять в нем участие.
Давид был в восторге от этого предложения. Джоанна тоже отдала должное любезности короля, и единственное, что мешало ей открыть ему всю душу, — это мысль о том, что Филипп как король Франции не может не быть врагом брата, которого она продолжала любить, хотя понимала, что тот бросил ее в беде, мало того — пошел войной на ее страну… Все-таки прав, наверное, Давид, который постоянно твердит, что такого человека, будь он хоть сто раз братом, любить невозможно…
