К тому же она боялась, что Сандра действительно начнет делать ей куннилингус. Правда, она обещала, что не будет, но вдруг она передумает и решит сыграть всю сцену более реалистично? Линн уже чувствовала, как женщина занимает под одеялом нужную позицию и ее горячее дыхание овевает ее наружные губы. Линн была возбуждена, но если она хочет контролировать выражение своего лица, не следует слишком увлекаться. Все должно продлиться ровно двадцать секунд, и ни секундой больше.
Поэтому, когда режиссер снова дал команду «Мотор!», Линн начала про себя считать: «Одна тысяча, две тысячи, три тысячи…» Все это время она извивалась и стонала, но, хотя волосы Сандры касались ее бедер, голова Линн оставалась совершенно ясной. На счете «пятнадцать тысяч» она решила изобразить оргазм и, откинув назад голову, громко испустила протяжный стон и страстно пробормотала: «О Боже!» Когда послышался возглас «Снято!», Линн почувствовала величайшее облегчение, но сразу же начала молиться о том, чтобы все это не пришлось повторять снова.
– Прекрасно! – сказал Крис.
Смеясь, Сандра высунула голову из-под одеяла:
– Нечего сказать, хорошая работа! Я там чуть не задохнулась!
Они заняли исходное положение для съемок последней на сегодня сцены. Они лежат в обнимку, но если Пенни довольно воркует о том, как ей было хорошо, то Кэрол терзают сомнения. Эпизод кончается тем, что Кэрол молча глядит на фотографию Эндрю, которую Пенни забыла убрать со своего туалетного столика. «Как удачно!» – подумала Линн.
К концу дня Линн почувствовала себя совершенно измотанной. На коврике у двери ее ждало письмо от адвоката – дата слушаний по делу о разводе была наконец назначена. С Ником они договорились, что ничего не скажут своим поверенным о том, что пытались воссоединиться – тогда слушания пройдут быстро и гладко.
Дело шло к ночи, и в доме становилось все холоднее, поэтому Линн решила разжечь камин. Жизнь снова казалась серой и унылой. Важный эпизод фильма уже позади, а тут еще этот развод! Позвонив Джонатану, Линн попросила его немедленно приехать – она отчаянно нуждалась сейчас в его обществе. Он появился через час, держа в руках большую пиццу.
Когда они принялись за еду, Линн призналась, что беспокоится за свое будущее.
– Не знаю, сколько продержусь в «Ночных совах», Джон. Не могу забыть, как выкинули Хейзел и появилась я – можно сказать, за одну ночь. Со мной могут легко поступить точно так же.
– Могут, но сомневаюсь, что действительно так сделают. По крайней мере в ближайшее время. Они не любят, когда действующие лица часто меняются. Готов поспорить, что если бы у Хейзел не возникло проблем с пьянством, ее бы продержали еще долго.
– Ну, а потом еще мы, – нерешительно продолжала Линн.
– А что мы? У нас ведь все идет прекрасно, не так ли?
– Да, но развод опять выбил меня из колеи. Мы с Ником считали, что предназначены друг для друга, а видишь, как все обернулось.
– Ты всегда чувствовала себя так неуверенно?
– Неуверенно? – Линн задумалась. – Наверное, да. Но история с Ником совсем меня добила.
– Как и история с твоим отцом.
– Да, это было ужасно!
– Ничего удивительного. Ты должна была его просто возненавидеть.
– Ну что ты! У меня нет к нему ненависти.
– Разве? А у меня была бы. Или же я возненавидел бы свою мать. Так ведь и случилось, Линн?
– Я не знаю.
– Ты когда-нибудь задумывалась над тем, что чувствуешь? Или все это похоронено глубоко внутри?
Линн пожала плечами:
– Ну, я ни с кем не делилась своими чувствами, если ты это имеешь в виду.
– Даже с подругой или родственницей?
– Нет, я никому об этом не говорила. Мне было стыдно. Я огорчилась, когда в школе об этом узнали от маминой подруги, но так как к концу года я уходила из школы, то не слишком переживала.
На минуту задумавшись, Джонатан сказал:
– Линн, сядь пока вон там.
– Что? Зачем?
– Увидишь. Мне просто нужно, чтобы между нами было некоторое расстояние.
Нахмурившись, она сделала то, что он просил, и села в противоположное кресло.
– Хорошо. Теперь представь, что я твой папа. Что бы ты хотела мне сказать?
– Эй, подожди! Я не хочу об этом говорить.
– О твоем отце я не прошу тебя говорить. Я предлагаю тебе поговорить с ним. Просто представь, что я – это он, вот он вошел в эту дверь и вернулся в твою жизнь. Что бы ты тогда сказала?
– Я бы, наверное, сказала… Ой, это невозможно!
– Да попробуй же!
– Ладно. Привет, папа! – нарочито небрежным тоном начала она. – Вот не ожидала встретить тебя снова! Так почему же ты ушел от нас?
– А ты сама как считаешь, почему?
– Ну конечно, я много думала об этом. Я знала, что вы с мамой не ладите, вы всегда ссорились. Я часто лежала в постели, подслушивая ваши разговоры, а иногда прокрадывалась на лестничную площадку, чтобы лучше слышать.
– Мы хотели тебя поберечь, Линн.
– Ну и ничего хорошего из этого не получилось. Я была даже больше расстроена, потому что не знала в точности, что происходит. А когда ты ушел, я была просто в отчаянии.
– А что твоя мать сказала об этом?
– Совсем немного. Помню, я спросила ее, не замешана ли здесь другая женщина. Она сказала, что не может ответить. Я так и не узнала, что это означает – что она не может сказать или что просто сама не знает.
– Ваша жизнь сильно изменилась после того, как я ушел?
– Мои занятия в школе сильно пострадали, я сдала только три экзамена. И еще я отдалилась от подруг. Я очень боялась, что они узнают о том, что случилось у меня дома.
– Но у тебя был парень?
– Да. Когда я стала жить отдельно, то встретила Ника. Мы поженились через день после того, как мне исполнилось восемнадцать. Мне кажется, я искала в нем опору, которой лишилась.
– Значит, это я виноват в твоем неудачном замужестве?
– Возможно.
– Тогда ты должна очень сердиться на меня.
– Да. Да, так оно и есть! – Старая боль вернулась, Линн вновь почувствовала прежнее горькое разочарование. – Многие месяцы я ждала, когда ты появишься. Я говорила себе, что ты ушел из-за мамы, а не из-за меня. Каждый раз, когда звонил телефон или приносили письмо, я говорила себе: «Это он!», но мои надежды никогда не оправдывались. Вот этого я не могу тебе простить – что ты оставил и меня, а не только маму.
– Так что бы ты хотела со мной сделать, Линн?
– Я хотела бы тебя ударить!
– Хорошо, давай. – Джонатан выставил перед своим лицом подушку, и Линн отвесила ей тяжелый удар. – Еще, Линн! По одному за каждую ночь, когда ты просыпалась и вспоминала, что меня здесь нет!
Линн нанесла по несчастной подушке серию ударов, гадая, как долго та сможет выдержать ее гнев. Она продолжала до тех пор, пока не запыхалась окончательно. Каждый раз, когда Линн останавливалась, Джонатан подзадоривал ее:
