Вожди фрименских племен, суровые мужчины с обветренными лицами, прибыли из тайных селений, разбросанных по всей пустыне. Сиетч Красной Стены был идеальным местом сбора. Располагая разветвленной сетью пещер и переходов, сиетч мог вместить всех прибывших, которые привезли с собой воду, пищу и постели.
Прибывшие будут жить в сиетче несколько дней, а может быть, и недель, словом, столько, сколько потребуется для принятия согласованного решения. Лиет будет держать их здесь, даже если для достижения согласия их придется сталкивать лбами, чтобы заставить сотрудничать. Люди пустыни должны скоординировать свою борьбу, решив вопрос о тактических задачах и стратегических целях. Поправившийся, но все еще слабый Тьюрок расскажет гостям о том, как барон жертвует добытчиками пряности ради того, чтобы украсть лишнюю тонну. Потом Стилгар опишет, что он и его воины обнаружили в священных пещерах Сиетч-Хадита.
Делегаты прибыли сюда кто верхом на червях, кто пешком, проделав большие расстояния. Были и такие, кто прилетел на похищенных у Харконненов орнитоптерах, которые по прибытии были замаскированы или спрятаны в пещерах. Одетый в официальную джуббу, Лиет лично приветствовал каждого гостя, когда тот проходил через запечатанный вход в собственно сиетч.
Рядом с Лиетом стояла темноволосая жена Лиета с грудной дочкой и ползунком сыном — Лиет-чихом. В шелковистых локонах Фарулы были видны водные кольца, показатель благосостояния и значения ее супруга. Она стояла рядом с Лиетом, приблизившись к нему ровно настолько, насколько позволяли правила фрименского этикета.
Солнце, принимая оранжевый оттенок, стало клониться к закату. Над дюнами наступал ранний вечер. В зале собраний сиетча женщины, по традиции, приготовили вождям сиетчей общий ужин, который должен был предшествовать открытию совета. Лиет сел за низкий стол рядом с наибом Хейнаром. В окружении наибов Лиет провозгласил тост в честь сурового старика. В ответ тот покачал седой головой, отказавшись произносить речь.
— Нет, Лиет. Настало твое время. Мое же осталось в прошлом.
Он крепко сжал ладонь зятя своей рукой, на которой не хватало двух пальцев, память о былой дуэли на ножах.
После ужина, пока суровые вожди занимали свои места в зале совета, Лиет успел подумать о многих вещах. Он хорошо подготовился к собранию — но захотят ли люди сотрудничать и сопротивляться Харконненам, мобилизовав объединенные силы Дюны? Или они еще глубже зароются в песок, продолжая бороться с Харконненами поодиночке? Самое худшее случится, если фримены, как это не раз бывало в прошлом, перегрызутся между собой, вместо того чтобы вместе драться с общим врагом.
На этот случай у Лиета был план. Он поднялся на балкон, возвышавшийся над залом. Рядом с ним встала Рамалло, старая сайаддина в черной накидке. Темные глаза старухи блестели из глубоких впадин глазниц.
В зале собрались сотни людей, закаленные бойцы, ценой крови и тяжкого труда возвысившиеся в своих сиетчах. Все они уверовали в зеленое будущее Дюны, все почитали память уммы Кинеса. Не имевшие права голоса собрались на карнизах и балконах, выступавших из высоких стен. Воздух наполнился кислым запахом немытых тел и острым ароматом пряности.
Сайаддина Рамалло протянула вперед покрытые старческими пятнами руки и благословила собравшихся. Толпа притихла, головы склонились. На соседний балкон вышел одетый в белое фрименский мальчик и высоким сопрано запел скорбную песнь на древнем языке чакобса. В песне говорилось о тяжких странствиях предков фрименов Дзенсунни, которые в незапамятные времена бежали на Дюну с Поритрина.
Когда мальчик закончил песнь, сайаддина незаметно отошла в тень, оставив Лиета одного. Все глаза устремились на Кинеса. Настал его час.
Под сводами зала с великолепной акустикой загремел голос Лиета:
— Братья, для нас наступило время великих испытаний. На далеком Кайтэйне я рассказал императору Коррино о злодеяниях, которые творят Харконнены здесь, на Дюне. Я рассказал ему о разрушении пустыни, об эскадрах Харконненов, которые ради забавы охотятся на Шаи-Хулуда.
По толпе прошел ропот, но это было лишь напоминанием о том, что и так было хорошо известно собравшимся.
— Выступая в роли имперского планетолога, я просил императора прислать сюда ботаников, химиков и экологов. Я молил его о поставках жизненно необходимого оборудования. Я требовал, чтобы он заставил Харконненов прекратить преступления и бессмысленное разрушение.
Он помолчал, усилив напряжение среди присутствующих.
— Но меня попросту выгнали из зала, прервав аудиенцию. Император Шаддам Четвертый не пожелал меня слушать!
От негодующих криков пол балкона под ногами Лиета содрогнулся. Независимые и гордые фримены никогда не считали себя подданными императора. Они рассматривали Харконненов как негодяев, вмешавшихся в чужие дела, как временных оккупантов, которых в один прекрасный день сменят, чтобы посадить на шею фрименам правителей из другого Дома. Но неизбежно настанет день, когда фримены будут сами править своей планетой. Это было предсказано в многочисленных легендах.
— На нашем великом собрании мы, как свободные люди, должны обсудить наши действия. Мы сами должны будем защитить наши обычаи, наш образ жизни, не оглядываясь на императора и его глупую политику.
Произнося пламенные слова, ища основу для взаимопонимания, чувствуя, как загорается его сердце, Лиет все время ощущал воодушевляющее присутствие Фарулы, которая, внимая каждому его слову, придавала мужу новые силы.
~ ~ ~
Грязные берега истории усеяны обломками упрямых попыток человека овладеть вселенной.
Роспись театра в Ичане, столице Жонглера
Яркий, безвкусно и чрезмерно украшенный пассажирским салон транзитного корабля для массовых перевозок компании «Вэйку» напомнил ему сценическую постановку сюрреалистической пьесы с пышными дешевыми декорациями и слишком яркой подсветкой. Анонимный пассажир салона второго класса, Тирос Реффа, сидел в отсеке один, зная, что его жизнь никогда больше не станет прежней. Ободранные кресла, кричащие плакаты и резкие прохладительные напитки, как это ни странно, действовали на него успокаивающе, это был смазывающий неприятные видения отвлекающий ветер, заглушающий боль белый шум.
Он улетал с Зановара, из мира Талигари, желая бежать от своего прошлого.
Никто не обратил внимания на имя Реффы, никому не было дела до цели его поездки. Судя по тому, как безошибочно и полно было уничтожено имение, по тому, как внимательно и упорно преследовали его императорские шпионы, можно было догадаться, что даже кровавый император Коррино не сомневается в том, что его незаконный сводный брат сгорел вместе со своим домом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
