— Да почему Наталья Михайловна должна была мне звонить? — пробормотала изумленная Алёна. — По какой причине? Она и координаты мои не знает.
— Знает, знает! Я ей вашу визитку отдал! — сообщил Андрей радостно. — Вы мне нечаянно две дали, они друг к дружке приклеились. Я Наталью Михайловну вчера в гостинице «Октябрьская» встретил. Пришел туда насчет своих постеров, смотрю — она около стойки администратора стоит, а та ей говорит, мол, этого человека трудно застать, он много ездит, но вы можете оставить ему записку, а я передам, и он вам позвонит. Они там еще что-то о времени говорили, но я особо не слушал. Потом Наталья Михайловна повернулась — и мы столкнулись. Я ей сказал, что вы ее ищете, визитку передал… Она так удивилась, что вы писательница…
— Да, — сухо сказала Алёна. — Я ее понимаю.
Так, значит, у Натальи Михайловны еще вчера был ее телефон. Однако она не позвонила.
Хотя нет, кто-то же звонил поздним вечером…
Она? Не она? Выяснить можно, только найдя черный «Форд». Однако сейчас Алёне не до его поисков. До «Октябрьской» ходу десять минут, и даже «подниматься и опускаться» не понадобится.
Она вошла в вестибюль и подошла к стойке:
— Извините, вы не подскажете, в каком номере остановился господин Шведов? Кирилл Шведов.
1918 год
Аглая собралась с силами и дернула за шнурок. Прокатился отдаленный звон, и на уровне ее лица приотворилась малая щелочка. Мелькнул острый карий глаз, прозвучал голосок Глаши:
— Кто там?
— Вам нужна кухарка?
— Ах! — раздалось за дверью радостное, послышался знакомый грохот засовов, запоров, задвижек, замков, а потом перед Аглаей показалось счастливое Глашино лицо:
— Вы в кухарки?
И тотчас на лице горничной мелькнула некая оторопь.
— Не похожи на кухарку-то…
Вот этого Аглая и боялась. Еще в прошлый раз боялась. От того и пошли все ее неприятности!
— Ну, проходите покуда, — не слишком решительно пригласила Глаша. — Пойду узнаю, когда госпо… то есть товарищ доктор смогут тебя… вас принять, чтобы обсудить жалованье… и вообще…
Глаша еще запирала замки, когда дверь приемной доктора отворилась — и на пороге появился высокий, атлетически сложенный господин (назвать мужчину товарищем язык не поворачивался!) с очень красивым, чеканным лицом и тщательно подвитыми усами а la empereur Wilhelm. Его каштановые волосы лежали гладко под шелковой сеткой, бархатный халат сиял атласными отворотами. Кого-то он очень сильно напоминал Аглае, этот незнакомец, вроде бы она совсем недавно видела очень похожего человека…
— Что за шум, Глашенька? — спросил господин приветливо, устремляя взгляд не на горничную, а на Аглаю.
Глаша торопливо зачирикала, объясняя. А доктор смотрел на Аглаю поверх Глашиной головы, и во взгляде его вдруг вспыхнул насмешливый огонек:
— Ну что ж, будем надеяться, вы сумеете сварить порядочный суп из селедочных голов.
— Как прикажете, господин доктор! — пробормотала Аглая, смущенная его взглядом.
— Ну-ну, мадемуазель, зачем уж так официально? — проворковал Лазарев. — Во-первых, зовите меня «товарищ доктор», это более в духе времени. А впрочем, можете обращаться ко мне попросту — Иван Григорьевич.
— Как прикажете, — кивнула она и сделала книксен, после чего взгляд ярких, карих, очень красивых глаз доктора Лазарева мигом переместился в не слишком глубокий, но все же имеющий место быть вырез ее платья.
— Впрочем, не принимайте мои слова насчет селедочных всерьез, — сказал он, снова поглядев в ее глаза. — От души надеюсь, что мы никогда не доживем до поры, когда станем варить столь экзотические супы. На обед сделайте мне баранье рагу. Я вообще большой охотник до баранины, хотя нынче добывать это мясо становится все труднее.
Аглая опять сделала книксен.
— Но до обеда еще далеко, — продолжал доктор Лазарев своим бархатным голосом, — сейчас пройдите в мой рабочий кабинет, я бы желал побеседовать с вами о вашем здоровье. Понимаете, мне нужны в моем доме только здоровые люди. Я массажист и отлично знаю, какое значение для выносливости и работоспособности, для общего самочувствия имеет здоровая спина, шея, плечи. Я хотел бы сначала проверить вашу спинку, плечики, может быть, немного их размять. Прошу, переоденьтесь. А я приму ванну и вернусь! Вы, Глаша, можете идти.
Глаша убежала. Доктор удалился куда-то по коридору, в глубь приватных помещений.
Аглая улучила момент и метнулась в меховые джунгли под вешалкой, где скоро нашла свои вещи. Все было в целости.
Она вошла в приемную и замерла, оглядывая знакомые рисунки на стенах приемной. Доктор велел переодеться. А узелок куда девать? Конечно, можно на стуле оставить, но вдруг придет кто-то из пациентов да и стащит вещички? А ведь там пусть и самые малые, но деньги…
Аглая огляделась — и сунула сверток в большой платяной шкаф, стоявший в углу приемной. Там лежали какие-то узлы, навалены были горой тонкие одеяла и полотенца.
И только она закрыла шкаф и расстегнула платье, готовясь исполнить приказ доктора, как вдруг дверь распахнулась — и в приемную вошла заспанная, с растрепанными волосами женщина в полупрозрачном пеньюаре. Аглая узнала ее с первого взгляда. Да еще бы ей не узнать Ларису Полетаеву!
— Мадам? — несколько опешила Лариса, уставившись на Аглаю, которая так и стояла в платье, расстегнутом до пояса. — Вы что… вы к доктору?
Аглая кивнула. А что ей оставалось делать? Тем более что это было чистой правдой.
— Не рановато ли? — испытующе глянула Лариса. — Девять утра. Насколько мне известно, у доктора прием с одиннадцати. Вы записаны?
Аглая кивнула, ничего не соображая от потрясения.
Заспанная комиссарша, подозрительно вглядевшись в ее лицо, вышла в прихожую и остановилась у столика, на котором, как помнила Аглая, лежала тетрадка, куда Глаша записывала клиенток Лазарева.
— Как ваша фамилия, мадам? — крикнула Лариса из прихожей и раскрыла тетрадь. И тут же, не дожидаясь ответа, воскликнула: — Да нет у него никакой записи аж до полудня! Кто вы такая и что тут делаете?
По коридору меленько протопали торопливые Глашины шаги, донося ее голосок:
— Ваше превосходительство, товарищ комиссар, не извольте беспокоиться. Это наша новая кухарка, она в приемную переодеться зашла. Я вот ей платье несу…
И, словно ангел-спаситель во плоти, в дверях возникла Глаша, которая и в самом деле держала на вытянутых руках темно-коричневое платье и такие же фартучек с наколкой, какие были надеты на ней.
— Ах вот что… — процедила Лариса, мигом теряя к Аглае всякий интерес. — Нашли место для переодеваний, однако. Вы бы еще в кабинете самого Ивана Григорьевича переодеваться решили!
— Как же возможно, ваше превосходительство? — с преувеличенным испугом воскликнула Глаша. — Никак невозможно!
Лариса хмыкнула и удалилась.
Глаша покачала головой, облегченно вздохнула и повернулась к Аглае:
— Ой, я уж думала, она тебе глаза выцарапает. Будь с Иван Григорьичем поосторожней — он ведь ни одной юбки не пропускает, ему все равно, что клиентка, что прислуга.
— И тебя не пропустил? — усмехнулась Аглая.
— Нет, обошлось! — Глашино хорошенькое личико так и расплылось в улыбке. — Говорит, я для него слишком проста. А мне и ладно. Больно нужно, чтобы товарищ комиссарша мне волосы повыдергала!
— А кому она их выдергивала? — с любопытством спросила Аглая. — Доктору? Дамам-клиенткам? Так это ж сколько волос!
— Ты думаешь, к нему только дамы ходят? — покровительственно поглядела на нее Глаша. — Нынешние-то барыни советские, жены теперешних начальников, командиров да комиссаров, они же чурки чурками! Они ж слова такого — «массаж» — в жизни не слышали. Им же скажи — перед доктором раздеться догола — они ж чеку сюда приведут! Нет, дурной нынче клиент, так сам доктор говорит. Народу у нас мало. Редко-редко кто из дам забредет морщины на мордашке разгладить, а то все по большей части мужчины — то радикулит кого разломит, то шею у кого сведет… И все вприпрыжку убегают, просто песни от счастья поют. У нашего доктора руки поистине волшебные, говорят, он вовсе обезножевших заставлял ходить. Что ему какой-то радикулит, в два счета вылечит! Да только мало платят, — Глаша вздохнула. — А если продуктами несут, то такой гадостью, что и в рот не возьмешь. У нас их барахлом целая кладовка заставлена. Ты туда не суйся, это только для блезиру, ежели с обыском придут, так пускай конфискуют. Там горох, керосин, селедка ржавая в газетах завернута… Я тебе потом другую кладовку покажу, потайную. Там и баранина, и мука белая, и масло сливочное, и сыры. Слава богу, господин доктор хорошо живет. Думаю, у него немалые сбережения сохранились от прежних времен. Сытно живет. И прислуге у него сытно!
— Сытно… — повторила задумчиво Аглая. — А все же прежняя кухарка отчего-то уволилась. Или ей товарищ комиссарша волосы выдирала, ревновала ее?
