В ночь на 24 января мы с ходу ворвались в г. Кратошин. Прошли его быстро, упорного сопротивления со стороны немцев не было, так, кое-где постреливали. Они смертельно боялись наших танков с десантом. В Польше мы часто проходили небольшие населенные пункты быстро, не спешиваясь, ведя огонь с танков, отбрасывали противника с пути. 25 января мы с боем вошли в г. Гернштадт.
Хорошо, что авиации противника не было, поэтому мы теперь двигались и днем и ночью. Как правило, ночью останавливались один раз часа на 2–3. Мы старались попасть в дом, в тепло. Днем же остановок почти не было, а если были, то короткие, не более одного часа. Лишь изредка мы останавливались на длительный привал для обогрева солдат. Пищу мы принимали лишь утром и вечером – если кухня поспевала за нами, то из котла. Поэтому, чтобы не чувствовать голод в середине дня, мы запасались трофеями – в основном мясными консервами и немецкими галетами. Иногда попадалась маленькая буханочка черного хлеба в целлофане, этот хлеб был не очень черствый, но безвкусный. Он нам не нравился, но ели и его. На морозе и наш хлеб замерзал в солдатских вещмешках, если вовремя его не съесть.
В одной крупной деревне мы остановились почти на всю ночь. Наша рота расположилась в доме бывшей деревенской школы. Как положено, выставили часовых и завалились спать. Мне даже есть не хотелось, да не только мне, но и некоторым из бойцов – устали мы зверски. Утром после завтрака (кухня с нами еще была) мы стали подходить к танкам для посадки на них, и смотрю – на нашем танке лежит туша свиньи. Спрашиваю Савкина: «Ты что, мародерствуешь?» Он божится – это не наша туша, а танкистов. Ну и черт с ней, с этой свиньей, танкистов так танкистов. Хозяев все равно не было.
Почти весь день мы продвигались без боя. Вроде забрались в тыл немецкой армии, а немецких войск нет, весь день ни одного выстрела. Такие дни бывали редко, и мы были им рады, тем более что и авиация противника не появлялась. В предыдущих боях мы несли потери от немецких самолетов, и хотя они были небольшими, но самолеты сдерживали наше продвижение. Наконец мы остановились, поставили танки около стен хаты, чтобы они сливались с очертаниями дома и не были так заметны с воздуха. Ко мне подошел офицер-танкист и говорит: «Бессонов, мой спирт, а твоя свинья!» И показывает танковый бачок для воды, который был наполнен спиртом. Я отвечаю: «А что, разве свинья не ваша, как сказал Савкин?» На мою реплику танкист ответил: «Ты на ребят не обижайся. Зная тебя и что им от тебя достанется, они сказали, что свинья наша».
Ну что делать? Не повезешь же ее обратно за 70 километров! Я подозвал Савкина и показал ему свой кулак. Он говорит: «Виноват!» Да что там – есть хотелось. «Эх, – говорю, – жарь и побыстрей, а то не ровён час последует команда „по машинам“. Короче говоря, нажарили отбивных на печке в доме (хозяев не было). И сами „от пуза“ наелись, и накормили командира батальона с его окружением, и танкистов. Ели свинью и кормили всех, кто ни приходил. Готовил еду мой солдат Шамрай – партизан из-под Львова, на гражданке повар. Жаль, погиб он в Потсдаме. А тут как раз и команда „по машинам“. И опять на большой скорости мы пошли вперед.
Были у меня случаи, когда я так крепко спал ночью, что не просыпался при прохождении некоторых населенных пунктов с боем. Солдаты, жалея меня, не будили, командиры отделений справлялись – при необходимости стреляли, не покидая танка. Днем нам попадались гужевые обозы. Все обозники и охрана обоза были одеты в немецкую форму. Среди них были, как правило, солдаты всех национальностей, кроме русских, – калмыки, узбеки, татары, казахи, кавказцы, поляки. Русским, видимо, немцы не доверяли служить в обозе. Мы относились к ним по-разному, но жестокости не проявляли, не свирепствовали, тем более не расстреливали. Кажется, один раз мы раздавили обоз, состоявший из калмыков и солдат других национальностей, но они пытались оказать сопротивление – одурели, стрелять в нас начали, а это моим бойцам не понравилось. Война есть война. Русских и украинцев я в обозах не встречал, но с «власовцами» в бою встречался не один раз. Они оказывали упорное сопротивление, да еще обидные слова выкрикивали, поносили нас матом. Они знали, что пощады им не будет, и мы ее не давали – пленных из них никогда не было, да они в плен и не сдавались – это не немцы.
Иногда танки из-за поломок останавливались для производства мелкого ремонта. В таких случаях с танком оставался, как правило, десант. Но если танк останавливался для длительного ремонта, то десант уходил с другим танком. Один из наших танков сломался, и сержант Николай Савкин остался с отделением в какой-то деревне. Отступающие фрицы уже после нас вошли в эту деревню и в бою сожгли танк. Погиб сам Савкин и его солдаты: Беспалюк, Полищук и другие... Вот так, хотя крупных боев и не было, во взводах оставалось все меньше бойцов...
С боями мы прошли всю Польшу. Иногда противником оказывалось упорное сопротивление, а порой наше появление в том или ином городке или селе для немцев было неожиданным. В одном населенном пункте было еще электрическое освещение и даже находился полицейский на перекрестке. Сначала он не понял, чьи танки идут, и только когда мы подошли ближе и он увидел, с кем имеет дело, то удрал со своего поста – как ветром сдуло. Я уже говорил, что немцы бегали очень быстро.
Вспоминается и такой случай. Мы остановились после марша около отдельных домов, и в один из них бойцы решили зайти погреться. В доме было тихо, и света в нем не было. Только ребята, человек пять, вошли в дом, как вдруг раздались выстрелы. Бойцы выбежали из дома, один из них был легко ранен, кровь текла по лицу. Я стоял рядом с домом у танка, и бойцы мне сообщили, что произошло. Я приказал забросать дом гранатами, но затем мы передумали – можно было поразить и своих. Ворвавшись в дом, открыли огонь из автоматов и осветили его ручными фонариками. В доме мы обнаружили двух мужчин и женщину, поляков, и спросили у них, кто стрелял. Они ответили нам: «швабы», то есть немцы, и показали на чердак. На чердаке мы нашли двух немцев, которые были убиты в перестрелке. Поляки сообщили, что один подполковник, а второй капитан. Подполковник был комендантом городка, а капитан его помощником. Поляки заявили мне, что они побоялись нас предупредить, так как немцы им пригрозили расстрелом. Солдаты остались в доме, а я покинул дом и разбираться с ними не стал, тем более что поступила команда «по машинам», и мы снова двинулись вперед, на запад.
Вообще, действия нашего батальона и бригады в глубоком тылу немцев зимой 1945 года оказались удачными в боевом отношении. Не знаю, как в других ротах, но наша рота больших потерь не несла. Бригада на танках поддерживала высокий темп, в результате мы оторвались от наших общевойсковых частей на значительное расстояние. Из-за этого создавались определенные трудности – в частности, усложнялось снабжение танков топливом и боеприпасами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
