повздыхал, повозился под курткой, спрятал лицо и проговорил тихонько:
— Ты совсем точно знаешь, что Игнатик умер?
Яр не ответил. Что он мог ответить? Он положил руку на Алькин затылок, и так они долго плыли молча. Яр провожал глазами огни встречных пароходиков. Потом он сказал:
— Поспал бы ты, Алька.
— Ладно. Только я тут, с тобой.
Он и правда уснул, приткнувшись к Яру. А Яр со страхом понял, что к нему явственно, вплотную подходит память о прошлом вечере. О свечах, пылающих в сумерках, о колыбельной. Колыбельная зазвучала так, будто совсем рядом пел в темноте слаженный хор.
Тогда Яр сделал усилие и переключил память на другую песню.
Когда мы спрячем за пазухи
Ветрами избитые флаги
И молча сожжем у берега
Последние корабли…
Тоже грустная песня, но все же в ней не было такой безнадежности. Это была песня повстанцев.
Так, под эту песню, Яр и просидел всю ночь. До яркого золотого рассвета.
Утром они позавтракали хлебом и огурцами из Алькиного рюкзачка. И скоро, раньше, чем ожидал Алька, потянулись по правому берегу предместья Орехова.
— Ой, смотри, вон труба старой пекарни! — шептал Алька. — Только она обугленная, и верхушка обвалилась… А водонапорная башня целая…
Еще не было видно самого города и обрушенной крепости, они скрывались за поворотом. Но Алька сказал, что туда плыть и не надо. Они пристанут к берегу раньше, сразу за старой баржей.
Потом он вдруг притих, печально съежился на краю плота.
— Ты что, Алька?
— Я думаю, как там мама…
Как можно бодрее Яр пообещал:
— Все будет в порядке, не грусти.
Алька, видимо, поверил. Улыбнулся.
Плот прошел вдоль скользкого от зелени борта полузатопленной баржи. И сразу Яр подогнал его к берегу — к желтой песчаной полоске. Алька подхватил рюкзачок, прыгнул на песок и пошел, нетерпеливо оглядываясь на Яра.
Мимо кривых заборов с колючей проволокой наверху, мимо штабелей старых ящиков, мимо куч железного хлама они вышли на обширную поляну, поросшую сурепкой.
Посреди поляны стоял ствол тополя с растопыренными вверху, обломанными сучьями. Это было сухое дерево.
Под деревом сидел с книжкой Чита.
2
Чита положил в траву книгу. Снял очки. Хотел пойти навстречу спокойно, только не выдержал, побежал. Облапил сразу Яра и Альку. Потом оторвался, сказал немного сердито:
— Ну, наконец-то! Теперь уже четверо. Только Тика нет.
Яр отвел глаза. Алька своим брезентовым башмаком стал пинать траву.
Чита посмотрел на того, на другого, насупился и объяснил:
— Он еще не приходил, в дупле нет его записки. Но он все равно придет.
Яр сказал через силу:
— Не придет Игнатик…
Пока Чита слушал про все, что случилось, у него было странное лицо. Не печальное, а напряженное: будто он не мог что-то понять. Или что-то вспомнить. Потом он сказал:
— Непонятно это.
— Что, Вадик? — мягко спросил Яр.
— Непонятно, почему он погиб. Тут что-то не увязывается.
— Это всегда не увязывается, Вадик.
Чита обмяк, растерянно завертел очки. Видимо, наконец поверил.
— А у Данки мама погибла. Тогда, при нашествии, — сказал он.
«Сами-то вы как уцелели?» — хотел спросить Яр. И не стал. Потом как-нибудь… Он спросил:
— А что с Данкой?
— Живет одна теперь. Ничего…
Алька сказал запинаясь:
— Чита, а моя мама… Ты не слыхал?
— В порядке твоя мама, — грубовато, как-то не по-своему ответил Чита. — Только извелась вся. Ты давай беги к ней.
— Ага, я побегу! Яр…
— Беги, беги…
— Потом приходи к Данке, — сказал Чита. — Хотя постой. Надо оставить в дупле записки, твою и Яра. Что вы тоже пришли.
— Для кого? — спросил Яр. — Мы пришли уже все четверо. Больше некого ждать.
У Читы досадливо шевельнулись брови.
— Все равно… так надо. У нас такой обычай.
Он достал из нагрудного кармана карандашик и свернутый листок. Оторвал две бумажные полоски.
— Яр, напиши свое имя. Надо, чтобы ты сам… Алька, напиши… Вот, я книгу подставлю, пишите на ней…
Книга была «Рассказы» какого-то А. Рысина. Яр и Алька на ней, как на столике, приладили бумажки и написали имена. Яру было не по себе. Очень грустно и непонятно: что же будет дальше?
Алька умчался, уже не оглядываясь на Яра. Понятное дело — к маме. Что ему теперь Яр?
Чита поразительно ловко, не помяв отглаженных брюк, забрался по бугристому стволу до первого сука, торчавшего, как одинокая лапа. Сел на него.
— Здесь дупло…
Он, перегнувшись, сунул руку в глубь ствола. И как-то странно замер.
Казалось бы, долгое ли дело положить записки? Но Чита сидел целую минуту, словно что-то нащупывал в дупле. Потом прыгнул с трехметровой высоты.
— Вот странная штука, — сказал он с напряженной улыбкой. — Там в дупле внизу мох и труха всякая, и мне всегда казалось, что под ней что-то круглое, только было лень раскапывать. А теперь раскопал. Смотри… — Он протянул на ладони синий мячик с тремя белыми полосками. — Вот куда залетел…
«Неужели тот самый?» — подумал Яр.
Мячики так похожи друг на друга… И прошло столько лет…
Яр все же улыбнулся. Даже сказал:
— Вот здорово…
Чита поднял из травы книгу и надел очки.
— Пошли к Данке, Яр.
Он зашагал впереди, читая и в то же время играя мячиком: стукнет им о натоптанную тропинку и поймает… Яр опять подумал: как много дел может делать Чита, не отрываясь от книги. Да и читает ли он? Может, просто прячет за книжкой то, что думает и чувствует?
— Вон Данка идет навстречу, — сказал Чита.
И Яр увидел на краю пустыря Данку.
Она была подросшая, похудевшая, в каком-то сером печальном платьице. Яр такой и ожидал ее увидеть.
Данка заулыбалась навстречу.
— Ой, Яр… Здравствуй, Яр! Наконец-то… Яр, ты один?
— С Алькой. Он к маме побежал… Яр говорит, что Игнатик погиб, — сразу сказал Чита. Ну и правильно, что сразу.
У Данки погасли глаза.
— Я будто чувствовала…
Она медленно повернулась и пошла по тропинке. Яр и Чита — по сторонам от нее, по шелестящей траве. Так они дошли до переулка с кривыми домиками. Некоторые домики были обугленные, без крыш.
