согласитесь.
— Извините, я…
Она хотела сказать очередную резкость, колкость, но в его глазах промелькнуло новое выражение, расшифровать которое не удалось. Этот не особо красивый, но статный, будто подсвеченный изнутри опытом и — она была уверена в этом — чувствами мужчина просто смотрел ей в глаза, слегка изогнув густую бровь. А она распадалась на части, даже не подозревая, как ей все это время было тяжело.
— Ты имеешь полное право меня ненавидеть, дочка, — чуть слышно проговорил он, и на обращении Ада дернулась, будто он ее ударил. Но не отошла. — Но не надо делать вид, что мы чужие люди.
— А мы чужие, — борясь с выступившими слезами, заговорила она. — Я была подростком, когда ты ушел. Ты все еще с ней? Или выбрал еще кого-нибудь? Помоложе?
Злые слова срывались с губ сами собой, Адарель практически их не контролировала. На удивление, стало чуточку легче.
— Нет, — он почему-то улыбнулся, — мы вместе.
Ада фыркнула.
— Удивительное дело.
— Мы с твоей мамой прожили пятнадцать лет без любви. Не знаю, любила ли ты когда-то, знаешь ли, что это такое. Но ты исследуешь убийц, а они часто убивают из любви или из-за любви. Может быть, позже ты меня поймешь.
— Мать умерла от тоски.
— Твоя мать умерла от рака печени, — с неожиданной резкостью ответил Даниэль.
На глаза навернулись слезы, Ада быстро заморгала. Нельзя, чтобы ее увидели такой. Нельзя!
— Прости. — Он поднял руку, чтобы коснуться ее плеча, но не решился. — Ты сама заговорила про маски. Я прошу лишь не снимать маску на работе. Ты себя выдаешь. Это может вызвать вопросы и навредить тебе.
— Как будто ты обо мне заботишься, — фыркнула она, сделав шаг в сторону.
Кор сбросил пепел в пепельницу и грустно покачал головой.
— Мне уже не нужно никому ничего доказывать, я здесь работаю больше двадцати лет. А ты в начале пути. Смотрят на все. И каждый раз, когда ты напрягаешься в моем присутствии, это замечает Грин. И точно — Карлин.
— Ой, да ладно…
— Не ладно, — оборвал Даниэль. — Поверь мне, оба обратили внимание на твое поведение. Тебе это нужно? Чтобы интересовались твоими отношениями со мной? Или ты все-таки хочешь, чтобы, глядя на тебя, они видели не обиженную девчонку, а перспективного специалиста?
Ада вспомнила озабоченный взгляд Карлина, вспомнила, как Грин следил за ней своими немигающими синими глазами, и поняла, что отец прав. И от этого стало жутко обидно. Буквально до слез. Снова. Зажмурившись, она медленно выдохнула.
— Ладно. Но мы не друзья. И я тебя не простила.
— Как знаешь.
Он больше ничего не сказал, развернулся и ровным шагом направился внутрь, чтобы приготовить Перо к последней встрече с семьей. А Адарель вдруг подумала, что, наверное, ему больно и страшно видеть в ее глазах только неприятие. Наверное, это она запуталась в своих масках, выстраивая границы, которые никогда не были нужны. А у него все просто: эту не люблю, ту люблю. И как он ей братика или сестричку не заделал? Так легко было бы свалить разрыв семьи на чужого ребенка. А не получалось.
Впрочем, Ада не понимала, чем эта выскочка Грант лучше ее матери. Не понимала! Она даже не красива.
В чувства ее привел телефонный звонок. Сообщили о приезде Кристиана и Жаклин Бальмон. Ада набрала воздуха в легкие, снова задержала дыхание, будто только так могла проветрить голову и выбить оттуда лишние переживания, потрясла руками, распрямила плечи и отправилась встречать.
Кристиан Бальмон поразил ее своим видом. От него веяло духом старой аристократии. Зрелый мужчина лет сорока — сорока пяти держался отстраненно. Идеально ровная спина, мягкая, но отчужденная забота о дочери — нескладном беловолосом подростке (явно осветляет и без того соломенные волосы) с пронзительными лазурными глазами. Девочка была бледной как смерть и худой как скелет. Большие наушники перекрывали половину головы. А месье Бальмон казался спокойным как удав. Только его холодные серо-стальные с бирюзой глаза внимательно ощупывали помещение.
— Здравствуйте, месье Бальмон, — заговорила Ада по-французски. — Меня зовут офицер Адарель Розенберг, я профайлер, работаю с доктором Марком Карлином. Спасибо, что прилетели в Треверберг! Сейчас я должна буду сопровождать вас на не очень приятную процедуру, но, к сожалению, регламентированную законом и необходимую. После этого с вами и мадемуазель Жаклин хочет поговорить руководитель следственной группы детектив Аксель Грин.
Бальмон выслушал эту тираду, произнесенную на одном дыхании, спокойно, даже не пытаясь вставить слово. Эта выдержка Аду восхитила. И ее тут же укололо чувство вины. И стыд. О, стыд! Она должна была остановиться после приветствия и дать ему возможность ответить!
Она всегда тараторит, когда волнуется. Непозволительно. Да-да, она еще только стажер, но уже закончила академию и должна вести себя соответствующе и не позорить Карлина. Не позорить наставника, альма-матер и… отца.
Ада улыбнулась, маскируя за улыбкой смущение. Прохладные глаза бывшего мужа Анны Перо наконец остановились на ее лице, и девушка замерла, пойманная в капкан его сдержанного обаяния. Он старше ее почти в два раза, но почему-то эта разница совсем не чувствовалась. Зато ощущалось другое. Этот мужчина пожил жизнь и точно знает, чего хочет. Знает, как добиться желаемого и что потом с ним делать.
Ада с трудом перевела дыхание, думая, какого черта Перо развелась с таким шикарным мужчиной, и, развернувшись, пошла по коридорам управления, чувствуя меж лопаток пристальный взгляд француза.
— Пап, а можно я тоже пойду? Я хочу увидеть маму.
Голос Жаклин оказался неожиданно уверенным и спокойным. Как будто она под транквилизаторами. Ада остановилась и поймала озабоченный взгляд Бальмона.
— На лице маска, — качнувшись к нему, негромко заметила она.
— Ты не узнаешь ее, моя девочка.
Жаклин насупилась, но упрямо пошла вперед.
— Ну и пусть. Я имею право хотя бы взять ее за руку! В последний раз.
Ее голос упал до шепота. Ада догнала
