у костра и втягивали ноздрями шедший от котла запах.
— А теперь, — торжественно сказала мамаша Кожыпога, — тащите сюда Фэ-Мушра и этого, второго.
Сихмон и Айсбайн удалились, а остальные людоеды начали шептаться. Лица у них были точь-в-точь такими же, как у придворных перед появлением короля.
Сихмон и Айсбайн вернулись, ведя напуганных до полусмерти Виреля и Мисту.
Людоеды замерли. Кожыпога торжественно подняла свою ложку над котелком и посмотрела на гостей. Казалось, она с замиранием сердца ждет их вердикта.
Анушпар вытянул вперед шею и повел ноздрями. Людоеды в полном молчании обступили его. Старик еще раз принюхался и объявил очень громким и важным голосом:
— Ноздрям своим не верю! Это действительно Фэ-Мушра!
Людоеды захлопали в ладоши, осыпая мамашу Кожыпогу всевозможными комплиментами. Такие комплименты в рыцарских кругах могли бы принять за самые настоящие оскорбления, но лицо Кожыпоги буквально светилось от счастья.
— И если вы сумеете приготовить кихкилах — Утробную Амброзию наших предков, — заключил Анушпар, — мы все провозгласим вас Чревоугодницей.
— Первая Чревоугодница за много тысяч лет! — торжественно протянул Кендюх.
— Мы так и будем на это смотреть? — спросил И-гуа. — А как же наш план?
Тристан развел руками. Плана у него так и не появилось. Пробираться в хижину теперь было незачем. Его друзья сидели в самом центре поляны, окруженные дюжиной голодных людоедов. Айсбайн и еще двое молодых людоедов точили о камень внушительного вида тесаки с широкими и острыми лезвиями.
— Значит, — сказал И-гуа, — мы будем действовать силой?
— Попробуй. — Тристан опустился на корточки. — Ни один рыцарь в мире не одолеет двенадцать людоедов за раз, что уж говорить обо мне. У меня нет такой силы…
Он запнулся, и лицо его вдруг просияло.
— Сила! — воскликнул он. — И-гуа, друг мой, нужна дорожная сумка!
Тристан быстрым движением отстегнул сумку от седла и запустил руку внутрь. Порывшись недолго, он извлек наружу Живокарту и три свитка.
— Так, — бормотал он, — золотая ленточка — это свиток Путеводного Света, зеленая ленточка — свиток Искателя, красная — свиток Великой Мощи.
Этот свиток был его главной надеждой. Сила, которую он мог дать ему, очень пригодилась бы в схватке с драконом. Но никаким иным способом ему людоедов не одолеть. Значит, в поединке с драконом придется рассчитывать только на себя.
Тристан развязал узелок, и красная ленточка соскользнула на землю, оставив в воздухе тоненькую дорожку красной пыльцы. В самом центре свитка сверкающими ярко-красными буквами было выведено два слова. Тристан не знал, что они означают, и не имел времени разбираться. Поэтому он просто набрал в легкие побольше воздуха и прочитал:
— Даэр Тэлосаль!
Слова исчезли со свитка, будто кто-то стер их невидимым ластиком. Ярко-красный свет потух, но лишь на мгновение. В следующую секунду прямо из пергамента на Тристана вылетел настоящий вихрь, который окутал его красной пыльцой. Она закружилась вокруг него, как стая светлячков. Так продолжалось несколько секунд, а затем вихрь подхватил облако пыльцы и унес прочь от ельника. Раз — и облако исчезло, издав едва слышный хлопок. Тристан не успел даже удивиться. Не прошло и мгновения, как он почувствовал, что его мышцы наполняются силой. По всему телу пробежала боль, но боль эта была приятной. Ему даже хотелось чувствовать ее подольше. Внутри словно бил какой-то живительный фонтан. Руки окрепли, так что ими можно было бы переломить дерево. Тристан дотронулся пальцем до руки. Она стала точно стальной.
Айсбайн и Сихмон уже подтащили братьев Бонвиванов к котлу, чтобы швырнуть их туда, а внук старика Анушпара держал наготове Виреля, который должен был последовать за ними.
Тристан подскочил к Айсбайну и опрокинул его могучим ударом кулака. Людоед кубарем покатился через всю поляну и ударился головой о стенку хижины. Сихмон застыл в замешательстве, и Тристан воспользовался этим, чтобы отвесить такой же удар и ему. Остальные людоеды с неистовым воплем ринулись на него. Но Тристан был им не по зубам.
Тристан действовал просто и наверняка, он орудовал кулаками, раздавая людоедам короткие, но сильные оплеухи. Правда, двоих он все же столкнул лбами, но сделал это просто для разнообразия. Битва кончилась быстро. Одиннадцать людоедов лежали на земле и громко стонали, ни один из них не был в состоянии встать. Куда делся двенадцатый, Тристан не знал, очевидно, он просто убежал, понимая, что дело добром не кончится. Тристан поспешно собрал дубины и сломал их одну за другой о колено, после чего освободил Виреля и Мисту, а вместе с ними и братьев Бонвиванов.
— Слава богу, Тристан, — бормотала, заливаясь слезами, Миста.
Она обвила его шею руками и, уткнувшись ему в плечо, горько зарыдала.
— Я уже думала, что они сделают из меня этот кихкилах, — рыдала она. — Я же говорила, рыжие девочки — их любимая еда.
Тристан аккуратно перенес ее к ельнику и оставил с И-гуа. Конь нагнулся к девочке и ласково лизнул ее в щеку. Вирель тоже был напуган до смерти. От ужаса он потерял дар речи и мог только бормотать что-то бессвязное о людоедской песне, которая, судя по всему, ужасно ему не понравилась.
— Спасибо, — прошептал он.
— Не за что, — ответил Тристан, помогая другу подняться.
Настала очередь Бонвиванов.
— Да не потеряет твердости твой крепкий кулак, о доблестный рыцарь, — сказал долговязый Вертопрах, протягивая Тристану руку.
— В этом затруднительном положении, — продолжил Типун, — мы оказались по вине моего брата, который неожиданно остановился в тот момент, когда мы проводили стратегический маневр по отдалению от противника.
— Вовсе
