Нет, к черту эту суку! Прочь из головы ее сон. Если не выталкивать, я не дойду. Я привалюсь где-нибудь к стене или свернусь под кустом, засосанный ее сном, запутавшийся в ее паутине.
Очень осторожно я выдавил ее из себя. Не до конца. Закрыться совсем – ох, почувствует она это. До нее еще метров сто, обычно это много, обычно я даже не чувствую их на таком расстоянии, а они не чувствуют меня, но эта почувствует. Обязательно почувствует, если закроюсь совсем и пойду глухим тараном, разбивая неспешные волны ее сна. Нет, я не таран. Лишь обросшая водорослями коряга на дне… Волны теребят краешек меня, я чувствую ее эмоции, остаюсь в контакте с дрожанием ее паутины, но не весь в ее сне. Я уступил ей лишь кусочек себя. Самый-самый краешек.
Вот так. И не пускать ее глубже.
Я вздохнул, выпрямляясь, чтобы идти дальше…
Предчувствие накатило резко, как укол током.
Что-то не так!
Я закрыл глаза, замер, даже дышать перестал. Предчувствие никуда не пропадало. Стало еще четче. Слева.
Я открыл глаза, начал поворачивать голову, влево и вверх, скользя по стене дома, к окну – и там, за темным стеклом и отражением неба и крыши соседнего дома, что-то изменилось.
Тело среагировало быстрее, чем я успел разглядеть, что там, за отражениями. Я подскочил к стене. Под окно. Распластался по мрамору.
Движение, которое я успел заметить, – что это?
Кажется, что-то в глубине комнаты и слишком высоко… Не человек, подошедший кокну, нет. Слишком в глубине… Распахнулась дверь? А может быть, просто показалось?
Но предчувствие было тут как тут, теплое, назойливое. Не отмахнуться. Словно жаркий шепот из-за спины…
Я не услышал – почувствовал спиной, как по камню прошла дрожь.
А потом по лицу, по вспотевшей коже, потянуло. Воздух сдвинулся едва-едва, но в этом безветрии и тишине, с нервами, напряженными до предела, я мог бы почувствовать и не такое.
Медленно – чтобы не скрипнул плащ – я поднял голову. Я видел низ окна. Кажется, все как и было… Вот только верхний край фрамуги чуть завалился внутрь. Кто-то открыл окно.
Мне кажется, я чувствовал его. Между нами была мраморная облицовка, кирпичная кладка и отделка с той стороны, – и все равно я его чувствовал. Он прямо надо мной. Тоже замер, прислушиваясь…
Господи, неужели его разбудил скрип пистолета по мрамору? Через закрытые стеклопакеты?
Или где-то в другой комнате, а может быть на втором этаже, одно из окон приоткрыто? Но тогда бы он не прислушивался, а действовал сразу. А он не спешит. Значит, что-то расслышал при закрытых окнах и сам себе еще не верит?..
Нет, нет, не мог же он слышать через стеклопакет. Это не в человеческих силах.
Но Харон тоже делал такое, что обычному волку не под силу…
В ледяном студне, заполнившем все вокруг, что-то нарушилось. Течение сна повернуло. Что-то тревожное. Маленький водоворот, который никак не желал рассасываться.
Звон моих натянутых нервов разбудил ее? Или то, что я не впускаю в себя ее сон? Валун у берега, о который с грохотом разбиваются волны, вместо того чтобы тихо замереть, далеко вкатившись на вылизанный берег…
Щель между фрамугой и рамой стала меньше, пропала. Фрамуга прильнула плотно к раме и ушла внутрь боком, открываясь уже целиком. По щеке протянуло холодком.
Или дело не во мне, а в том, что он проснулся? И тревога во сне – лишь изгиб подсознания чертовой суки? Таким образом она, сквозь сон, чувствует недоумение своего слуги?
На красноватое дерево рамы легли пальцы.
Я перестал дышать.
Но сердце я остановить не мог. Оно колотилось в груди так, что и он должен был его слышать. Если не услышать, то почувствовать, как удары отдаются через мою спину в мрамор, в кирпич, в раму, на которой лежат его пальцы…
Прямо над моей головой, перед моими глазами. С коротко остриженными ногтями, в темных волосках. Длинные, сильные, но лежали на раме едва касаясь. Легко-легко. Чуткие лапки скорпиона на охоте, способные уловить малейшее дрожание.
Я бы отлип от стены и сполз ниже, но боялся. Кожаный плащ наверняка прилип к гладкому мрамору. Отдираясь, обязательно издаст долгий чмокающий звук. И это-то он точно услышит. Если уж его разбудил негромкий скрежет с улицы, да через такой стеклопакет… Он услышит, если я просто втяну глоточек воздуха.
А он все стоял, и чуткие пальцы лежали на раме, – я мог бы протянуть руку и коснуться их.
Я уже начал задыхаться, когда наконец пальцы пропали. Рама на миг закрылась, а потом приоткрылась сверху. Решил оставить окно приоткрытым. Ушел?
Раскрыв рот, как можно беззвучнее я хлебнул воздуха.
Несколько минут просто стоял, не решаясь шелохнуться. Даже вдохнуть сквозь нос не решаясь. Глотал воздух широко раскрытым ртом, пересохшим горлом.
Постепенно холодные волны ее сна успокоились, потекли ровнее, как прежде, но я стоял. До тех пор пока предчувствие не угасло совершенно. Только когда вокруг стало холодно и пусто, я отлип от стены.
Выпрямился и обернулся к окну.
На один страшный миг мне показалось, что он все еще стоит прямо за окном, в упор глядя на меня, но это был всего лишь край шторы.
По узкой дорожке, идущей вдоль фундамента. За угол. Черный «мерин»!
Я вздрогнул, замер, но уже рассмотрел – внутри никого. Ну конечно же. На нем ездит тот, который сейчас в доме. С длинными пальцами, поросшими черными волосками.
Давление становилось все сильнее. Она спала, она не давила на меня сознательно, но мне уже приходилось упираться, чтобы не дать ее снам сочиться в меня. Я постоянно проверял свои ощущения, выправлял, где размыл ледяной студень. А ее сон жал со всех сторон, снова прогибая меня, увлекая, засасывая…
Я едва шел. Из-за дома темнела гладь озера. Мне казалось, она вечно будет темнеть впереди, потому что до дома я никогда не доберусь.
Но все-таки я дошел. Как сквозь воду, медленно поднялся на крыльцо и потянул дверь. Не знаю, смог бы я вспомнить сейчас то, чему учил Гош, и вскрыть замок, одновременно думая и о замке, и о том, как бы не утонуть в ее сне… Но дверь поддалась.
Одна из двух огромных створок, раза в два выше меня, распахнулась, в ее стекле скользнуло и ушло в сторону мое отражение.
Холл был огромен. И вширь, и в высоту. Потолок висел метрах в семи надо мной, купол из голубого стекла, лазоревые лучи солнца косо падали на стену и на широкий пролет лестницы впереди. В лучах золотисто плавали пылинки, медленно и лениво, словно в воде. Даже пылинки здесь сейчас спят…
Я двинулся в обход лестницы, в комнаты. Воздух был полон ледяного студня, я ощущал его меж висков, кожей, всем телом. Как через толщу воды шел. Едва удерживаясь на поверхности ледяного болота, засасывавшего меня в ее сон, я бродил по дому. Ковры гасили мои шаги, всюду была ватная тишина.
Гостиная, библиотека, столовая, кинотеатр, бильярдная, выход в гаражи – все это мешалось в бесконечную череду комнат, коридоров и переходов, спутанный клубок путей, в котором я никак не мог разобраться. Сосредоточиться не получалось, я едва держался на грани яви, едва успевал отгонять назойливые образы, заползающие в меня.
А может быть, я и сам сейчас сплю…
Странные картины глядели на меня со стен. Размазанные пятна, нагромождения углов, аляповатый хаос – разбитые вдребезги лица, глаза тех, кто живет где-то в других мирах, а в нашем лишь краешком, – глядели на меня со всех сторон.
Я бродил по дому, пытаясь понять, все ли комнаты я обошел? Кажется, я уже вечность хожу мимо лестницы туда-сюда, под лазоревым куполом в высоком потолке. Везде пусто, везде никого… Но должен же где-то быть Старик?
Не знаю, сколько раз я, как лунатик, обошел первый этаж, прежде чем сообразил, что надо подняться. В доме, построенном с таким размахом, должна быть дюжина спален, не меньше. Более-менее похожих друг на друга и небольших. Где, как не в них, устраивать камеры?
Я двинулся вверх по лестнице, стеклянный купол был теперь прямо надо мной, все ближе – лазоревый, из призматической чешуи, игравшей сотнями солнечных отражений, – он всплывал из глубины к поверхности воды. Пылинки танцевали вокруг меня, моя тень черным мешком плыла рядом со мной…
Укол предчувствия выдернул меня из наваждений.
Я стоял на вершине лестницы, в начале длинного коридора.
Двери бежали по одной и по другой стороне, дальше коридор расширялся, еще одна гостиная под еще одним прозрачным куполом – лучи солнца, зеленоватые, косо падали на кресло в глубине и плоский столик, похожий на морскую черепаху.
И где-то здесь что-то было. Важное. Теплое. Живое.
Кто-то. Я чувствовал, что здесь кто-то есть. Предчувствие было резким и отчетливым.
Первая дверь была приоткрыта. Я толкнул ее шире.
Да, это была спальня. Слева провал в ванную комнату, впереди – выход на веранду, с разложенным шезлонгом, желто-зеленая зебра. Большой шкаф, вделанный в стену, распахнут, в череде нарядов первое платье почти слезло с вешалки, подолом на полу, и везде – на огромной кровати, на стульях, на оттоманке – женские вещи. Мне не сюда.
