Я ощущал ее каждой частичкой тела, как и это солнце, и это прозрачное небо…
Конец каждой песни – еще один кусочек моей памяти, моей души, теперь отрезанный. Больше не услышу, скорее всего. Почти наверняка. Этот раз – последний раз…
Последние версты таяли так быстро.
Одна деревня, вторая…
Вот и разросшийся поселок, почти маленький городок, перед паучьим поселком.
Показались первые дома, но сегодня мне не туда. Так мне не доехать до самой «Новой Атлантиды».
Подъезд к ней мог бы идти через поселок, так было бы и быстрее, и другую дорогу строить не надо. Но хозяева не пожалели денег на объезд. Дорога отходила от шоссе за двести метров до первых домов и делала широкий крюк, лишь бы не иметь к старым домикам и панельным сотам никакого отношения, – как не захотела ничего иметь общего уже с ними самими чертова сука, выкинув всех из их Атлантиды…
Дома, столбы фонарей, гаражи, замершие на обочинах машины. Пролетели.
Слева поднялся холм, поросший березками и елочками. За ними осталась только верхушка далекой семнадцатиэтажки, как пограничный столб на краю поселка.
Я сбросил скорость.
Впереди уже виднелся забор и крыши домов за ним, но я никак не мог выключить магнитолу.
When the sailsman sailing away,He shows that the dream of Lemuria is true…
Я не знаю, суждено ли мне когда-нибудь услышать ее еще раз. Услышать хоть что-нибудь…
Do you dare to enter the ship?Hear the call from below of the underwater world,Land of Mu is closed to the stars,In the arms of the sea you will live as hypnotized.
В стене из малинового кирпича выделились серые ворота, выступающий стеклянный эркер проходной, и нужно было выключить, чтобы ничто не отвлекало – мне надо ловить каждый взгляд охранника, следить за каждой черточкой его лица.
Может быть, он пропустит меня внутрь – только для того чтобы ловушка захлопнулась?
Но вслед за последним куплетом мелодия все лилась, преломлялась все новыми гранями – я так люблю эти их окончания…
Я просто физически не мог выключить не дослушав – эти переплетающиеся завитки в конце, вытекающие друг из друга, один сладостнее другого… Я сбрасывал и сбрасывал, чтобы дослушать последние звуки, прежде чем убить песню.
Совсем медленно подкатил к воротам. Замер.
В прозрачном эркере проходной белело лицо охранника. Он сидел неподвижно, почти прижавшись к стеклу лбом. Застывшее лицо манекена, мутный взгляд рыбы. Он глядел сюда, но я не уверен, видел ли он машину, видел ли меня, вообще хоть что-то.
Ч-черт! Брелок! Им же открываются ворота! Пурпурные, должно быть, сами открывают ворота, а я встал и жду, вот они…
Сунул руку в карман, но охранник уже шевельнулся. Сонно повернул голову, и ворота дрогнули, медленно пошли вправо. Охранник, все так же заторможенно, развернулся обратно. Опять пялился на меня сквозь стекло пустым взглядом.
Ворота катились в сторону, под ними открывался рельс, солнце ослепительно играло на отполированной стали. Перед рельсом асфальт кончался, дальше дорога была мощеная. Серый гранит. Ощутимо под уклон.
По сторонам живая изгородь, за ней невысокие заборы – рыжий, потом покрытый рифлеными изразцами, потом белый в синих жилках, отделанный мрамором, литые фигурные решетки, – за ними стены огромных домов, цветная черепица крыш…
Ворота уходили в сторону, открывая все больше мира роскошного – тихого, безлюдного, совершенно мертвого… или затаившегося?
Почему охранник не вышел к машине проверить?
Потому что уверен, что в этом черном «мерине» с едва уловимым пурпурным отливом могут быть только свои? Или чтобы напряжение в лице, опаска в глазах не выдали его? Не раскрыли приготовленную ловушку?
Я держал руку на переключении передачи. Вперед – или назад? Еще можно. Наверно, будет погоня, но я еще успею уйти. Здесь, по эту сторону, еще успею. Но когда ворота закроют меня там…
Do you dare to enter the ship, captain?
Я тронул машину вперед.
Глава 7
МЕРТВЫЙ РАЙ
Машина едва заметно вздрогнула, переезжая рельс. Еще раз, задними колесами.
Солнце било в спину, забор изнутри был темен, черная тень под ним – жирная черта, разрезавшая мир. Поделила. На живой – по ту сторону и мертвый – смыкавшийся вокруг меня. Ворота пошли обратно.
Я едва полз вперед.
Взгляд сам цеплялся за зеркало – в то, что позади, в проеме ворот. Синеватая нить дороги, простор, ветер, жизнь… Ворота закрывались, смыкая проем, пока от того мира не осталось ничего – лишь высокая стена да тень под ней.
Я знал, что здесь должно быть полно камер наблюдения. Наверно, где-то рядом с охранником, на одном из мониторов, сейчас застыла машина, почти у самых ворот… Но почему-то я был уверен, что он не смотрит. Он сидит как сидел, так же уткнувшись в стекло, вперив пустой взгляд в мир по ту сторону. Рыба, разглядывающая мутные миражи за границей своего аквариума.
In the arms of the sea you will live as hypnotized…
Я совсем перестал давить на газ, машина едва ползла вперед, под уклон. Я нажал кнопку, опускающую стекло, – слишком уж все вокруг…
Улица метров семь в ширину. Два танка разъедутся. По краям плотный ряд кустов, высотой по грудь, еще зеленых, с маленькими, плотными глянцевитыми листочками. За ними пешеходная дорожка.
За дорожкой газон, совсем свежий, почти изумрудный. За ним заборчики из литых решеток и фигурного кирпича, из малиново-фиолетового мрамора и бело-голубых, под гжель, изразцов… Все невысокие, чисто символические, не выше груди, а за ними… Когда я был снаружи, я понимал, что дома огромные, но не чувствовал этого. Теперь ощутил. Не дома, а замки. Дом Дианы не уступал им, наверно, в размерах, если пройтись с рулеткой. По ощущениям же уступал многократно. Там строгие линии, прямые углы, здесь сплошные эркеры и башенки, углы и балкончики, окна всех форм и размеров, изломанные крыши, тут зеленая черепица, там красная, там оранжевая…
И ни души.
Ни обрывка газеты, ни кошки на заборе, ни лая собаки. Ничего.
Лишь широкая дорога, пустые газоны и огромные махины из кирпича, стекла и черепицы.
Это не поселок. Это декорации, ставшая явью картина художника-шизофреника, город-призрак – что угодно, но не место, где живут…
Дорога тащила под уклон. Там центр низины. Где-то там, пока скрытое домами, озеро, но мне казалось, что я уже вошел в невидимую воду, заполнившую всю эту впадину, и ухожу под нее все глубже…
От улицы вправо и влево отходили подъездные дорожки. Шли сквозь прорехи в зеленой изгороди, через изумрудные газоны к воротам в декоративных заборчиках. И все эти ворота, насколько хватало глаз, были открыты. До предела распахнуты внутрь – радушно раззявленные пасти.
Стекло целиком ушло в дверцу, теперь не скрадывало звуков снаружи, но легче не стало. Наваждение не пропало. Только еще хуже – тишина…
Полная, совершенная тишина – кажется, еще тише, чем возле дома Дианы. Там хотя бы был лес, там были ветви деревьев, которые могут раскачиваться – едва-едва, бесшумно, но хотя бы глазом можно поймать, хоть малейший признак жизни.
Здесь же, в низине, за высоким забором, между махинами домов, все застыло. Все мертвое. Ни звука из-за окна.
Я вдруг заново – будто только теперь он заработал – услышал звук мотора. Я перестал замечать его за часы пути. Но в этой тишине… Посреди широкой, пустой улицы, идеальных газонов и огромных домов – в этих нереальных декорациях…
Я привык, что в гнездах тихо, а вокруг никого, но не при дневном свете. Сверху палило солнце. Прожектор над съемочной площадкой, который забыли выключить, хотя все актеры давно разошлись. Или затаились?
Все окна во всех домах из тонированного стекла. В тени темные, на солнце еще чернее. Непроглядные. Что за ними? Тоже пустота и тишина, без единой живой души, или…
В этой ватной тишине даже безупречно отрегулированный мотор «мерина» урчал громко, слишком громко. Мне безумно хотелось заглушить его, прямо сейчас, но это значит остаться здесь, посреди дороги, на виду…
Медленно скатываясь под уклон, я поравнялся с одним из съездов. Проем в живой изгороди, раскрытые ворота, дом. Сбоку гараж.
Но его ворота опущены, а поднять их… Гараж может быть заперт. Или ворота заклинит. Как давно ими пользовались в последний раз? И вот тогда-то, если кто-то подглядывал за мной из-за этих тонированных стекол, скрывающих соглядатая, и еще сомневался, поднимать ли тревогу, тут уж…
До следующего дома проехать? Опасно. Катя говорила, во всех домах вокруг дома чертовой суки живут ее пурпурные. Надо смотреть, нет ли приоткрытых фрамуг, – это верный знак. Чем дальше к центру поселка, тем больше шансов напороться на них.
Я почти видел, как где-то в глубине этих роскошных махин они просыпаются. Поднимаются, верные псы, потревоженные непонятным шорохом. И, принюхиваясь и прислушиваясь, бредут к окнам, чтобы выглянуть на улицу. Все ли в порядке? А кто это вон в той машине, что прогрохотала только что по улице?
Но и сидеть здесь, посреди улицы, у всех на виду, даже не отъехав толком от ворот, – еще опаснее.
