— Мы ж не рабы-гладиаторы, что бьются на потеху публики!.. Смотри, мы дворяне, а деремся в угоду самой тупой черни! До чего дожили?..
В толпе заорали, заулюлюкали, рыцарь если и мог бы одуматься, но волна всенародной воли заставила его вскинуть меч и попереть на меня, закрывшись щитом и красиво размахивая мечом.
— Трус!
— Тебе бы лучше извиниться, — сказал я громко, — признать, что спьяну оболгал невинную женщину, выплатить штраф и провести ночь в покаянии!.. Это лучше и достойнее, чем валяться изрубленным куском мяса.
Глава 16
Он грязно выругался и пошел на меня, закрывшись щитом и размахивая мечом. Я ждал неподвижно, да не узнает по моим движениям мои особенности, потом начал отступать, пусть размахивает. Рыцарский меч — не шпага или рапира, он предназначен для раскалывания стальных панцирей, потому в первую очередь тяжел, как два колуна, которыми расщепляют узловатые поленья.
Зингерлефт в самом деле скоро начал выдыхаться, прежде чем сообразил, что я всего лишь подставляю щит, да и то сбрасываю его меч по косой, так что едва не проваливается за своими богатырскими ударами. Лишь выработанное годами чутье не давало ему улететь вслед за падающим в пустоту тяжелым мечом, но когда сообразил, что я дерусь в какой-то незнакомой манере, меч его поднимался уже с трудом, щит почти опустил, я слышал из-под забрала хриплое дыхание.
— Признайте, сэр, — сказал я громко, — что оболгали благородную леди, и на этом покончим.
Он выругался, вдруг ринулся на меня с такой яростью, что я попятился, едва успевая подставлять щит под тяжелые удары, сам озлился, высмотрел щель в защите и, держа меч, как копье, всадил острие под край стальной кирасы. Зингерлефт вздрогнул, я поспешно выдернул меч и отступил, надеясь, что рана неглубокая.
Зингерлефт покачнулся и рухнул лицом вниз, не выпуская из рук меча и щита. В толпе кто-то радостно вскрикнул, несколько человек зааплодировали, судья взглянул на двух рыцарей-южан, что словно оцепенели. Я оперся на меч, с него стекает вязкая темная кровь, грудь ходит ходуном, сам не заметил, как разогрелся, пот стекает по лицу. Издали послышались крики, брань, топот копыт. Толпа нехотя раздалась. К месту схватки торопливо пробираются на конях пятеро рыцарей, я сразу узнал во главе отряда герцога Готфрида Валленштейна Брабантского.
Он бросил быстрый взгляд на распростертого Зингерлефта, соскочил на землю. По его кивку один из рыцарей оставил коня и подбежал к неподвижному телу, а герцог поднял безжалостный взор на меня. Во взгляде я прочел скорую и жестокую смерть. Он протянул ко мне руку, губы шевельнулись, готовые выплюнуть короткое злое слово, обрекающее меня на гибель, однако судья собрался с духом и заговорил громким властным голосом:
— Да видят все, что Господь явил нам свою волю и покарал неправого в справедливом Божьем Суде!.. Да посмеет ли кто противиться воле Божьей?
Герцог пожирал меня взглядом, на скулах вздулись тугие рифленые желваки. Губы шевелятся, я чувствовал, что подбирает слова, такие люди так просто не отступают даже перед Божьим гневом. К тому же они с Юга, где церквей, по слухам, вообще не существует. Однако в толпе снова заорали, приветствуя меня, прославляя, подбадривая, поощряя, все это в надежде, что совсем одурею и брошусь на конных с окровавленным мечом, вот будет потеха…
Я ответил ему прямым взглядом и покрепче сжал рукоять меча. Он все понял, глаза сузились, но прежде, чем успел сказать роковое слово, судья ухватил его за плечо.
— Герцог, не говорите ни слова!
Голос его был неожиданно жестким. Герцог стряхнул его руку. Спросил, не отрывая от меня испепеляющего взгляда:
— Почему?
— Оглянитесь! — крикнул судья. — Вы что, хотите, чтобы вас сейчас смяли, как траву? Посмотрите на людей.
Герцог медленно повел взглядом по сторонам. Люди подпрыгивали, орали, улюлюкали, но многие подняли с земли тяжелые булыжники, еще больше мужчин взялись за луки. Да будь сраженный мною хоть императором, но Божий Суд оправдал леди Сесиль и дал победу мне. Ежели герцог южан воспротивится Божьему Решению, то он — от дьявола. Его можно и нужно тут же убить по праву борьбы с нечистью, то есть немедленно.
Судья сказал настойчивее:
— Главная заповедь рыцарей — защищать невинных! Особенно когда касается женщин. Ваш рыцарь… преступил законы рыцарства. Очень далеко преступил. Не пытайтесь его защищать!
В голосе судьи прозвучала угроза и недвусмысленное предостережение. Герцог всхрапнул, как боевой конь. Налитые кровью глаза испепеляли меня, он взглядом пообещал самые жестокие муки, прежде чем убьет. Я молча приподнял меч и дал посмотреть на стекающие с острого лезвия густые капли крови его рыцаря.
Белоголовый рыцарь, что склонился над сраженным маркграфом, поднял голову.
— Ваша светлость!.. Он дышит. Может быть, попытаемся отвезти его в гостиницу? Там наш Зигель любого поднимет на ноги…
Герцог наконец разомкнул со мной взгляд, что должно разозлить еще больше, как будто бы он проиграл и эту схватку. По его знаку остальные трое покинули седла, быстро и слаженно растянули плащ, укрепили между конями. Раненого бережно уложили, снова взобрались в седла и, не теряя времени, быстрым шагом, чтобы не трясти, удалились с места схватки.
Леди Сесиль сбежала со своего роскошного места и бросилась ко мне на шею. Не стесняясь глазеющей толпы, обняла и жарко расцеловала в обе щеки.
— Спасибо вам, доблестный рыцарь!.. Спасибо! Я даже не знаю, как вас благодарить за чудесное спасение…
Я проговорил с неловкостью:
— Уверен, леди, что каждый мужчина поступил бы так на моем месте. Я же видел, что все просто рвались выступить на вашу защиту, но я успел выкрикнуть раньше других. Только и делов!
Она с презрением оглянулась на толпу, где под ее ясным взором многие опускали головы и пятились.
— Вы так думаете? Я что-то не заметила. Но как вы отважно…
— Это был ублюдок, — ответил я, морщась. — Обычно я сожалею, как христианин, о каждом убитом, но этого я еще и попинал бы обоими копытами. Развращенный ублюдок, привыкший глумиться над слабыми. Давно не получал по рогам, обнаглел по самое нельзя. Мне показалось, его спутники вздохнули с облегчением, когда я их от него избавил…
Не стал напоминать, что герцог пообещал со мной расправиться, а повод скоро отыщется. Я не собираюсь увиливать от mêlée, а там на одного можно нападать и вдесятером.
— Вы настоящий рыцарь! — воскликнула, сияя огромными, полными жизни глазами. — Вы действительно — настоящий, сейчас все больше тех, кто выставляет напоказ дорогие доспехи, считая, что это делает их рыцарями… а вы, вы…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
