Не все женщины рождаются равными. В этой синеглазой кокетке уже сейчас проявилась та незримая сила, с помощью которой она будет потом, уже будучи взрослой, повелевать окружающими. Никто не мог устоять перед ее харизмой. Даже куренок, сбежавший от корабельного кока. Бэби Редмонд поймала его за ногу и прижала к груди, где тот покорно устроился, пока не подошел кок и не забрал его. Причем малышка добровольно отдала свою пойманную дичь. Вот оно настоящее женское коварство: поймать, прижать к груди, а потом отдать на съедение».
Тереза остановилась и окинула взглядом получившийся текст. Она хотела написать что-нибудь детское для «Метрополитена», для раздела семья и дом, но в таком виде написанное явно туда не подходило.
«Ладно,» — сказала про себя Тереза. — «Либо переделаю позже, либо оставлю для своей книги о кругосветке».
Она повертела в руках карандаш. «Да, не все женщины рождаются равными,» — вздохнула она.
Дни при переходе через Атлантику летели очень быстро. Гораздо быстрее, чем во время плаванья на «Пасифике» из Сан-Франциско в Йокогаму. Почему? Может быть, в путешествии все, как в жизни? В детстве время тянется медленно, медленно, а ты горестно вздыхаешь: «Ну, когда? Ну, когда же наконец я стану взрослой?» А потом вдруг время ускоряется и неожиданно тебе становится целых 25 лет. Пройдет еще некоторое время, и тебя за глаза начнут называть старой девой.
Мысли сами собой перекинулись на Энтони. Взаимоотношения с ним застыли на уровне дружеских. Они встречались, гуляли по палубе, вместе ходили в капитанский салон обедать и ужинать, но все это общение не выходило за рамки общепринятых приличий.
Сказка про Элли, которую они вместе начали писать когда-то давным-давно, наконец была закончена. Вернее, Энтони рассказал свое видение концовки. Получилось странно. Лже-волшебник улетел на воздушном шаре, а Элли так и осталась в чужой стране.
— Она вернется домой? — спросила Тереза.
— Да, — ответил Деклер. — На Элли надеты волшебные башмачки, которые могут перенести ее домой в любой миг.
— Постойте, но тогда она могла бы это сделать в самом начале?
— Могла, но тогда бы она не встретила своих друзей: Страшилу, Железного дровосека, Трусливого льва.
— Как-то странно, — засомневалась Тереза.
— Почему? — возразил Деклер. — Все, как в жизни. Мы что-то ищем, идем за этим на край света, а оказывается, что искомое было совсем рядом.
Иногда Энтони заходил к ней в каюту, тогда Тереза находила повод, чтобы взять его за руку. Тот не возражал. Именно, что не возражал. Такое поведение Деклера с каждым днем все больше раздражало и сердило Терезу. Почему он, сказав «А», не говорит «Б»? Надо было объясниться. Лучше любая определенность, чем такое подвешенное состояние.
«Вот прибудем в Нью-Йорк,» — сказала она твердо сама себе. — «Задам ему вопрос напрямую». — Но тут же поменяла свое решение. — «Нет, лучше в Сан-Франциско. Там и определимся со всем».
Тереза не могла догадываться, что судьба все уже решила за них.
Сцена 67
В гавань Нью-Йорка мы прибыли во второй половине дня. Я одиноко стоял у фальшборта корабля и смотрел на город. Множество самых различных каменных зданий, но ни одного небоскреба, которые я подсознательно ожидал увидеть. Где-то слева осталась статуя Свободы, справа виднелся большой мост. Действительно большой, его опоры поднимались выше многих зданий на берегу, а наш корабль мог свободно пройти под ним, если бы в этом была надобность.
Пока я разглядывал берег, «Атлантик» подтащили к одному из пирсов. Эта процедура заняла не меньше часа, что, очевидно, злило и расстраивало капитана корабля, Броука Шелдона. Он стоял на носу с хронометром в руке, явно желая что-то зафиксировать. Там же расположилась Тереза. В ее руках был блокнот.
Как только канат, сброшенный на берег, накрутили на причальную тумбу, капитан «Атлантика» вздернул свою руку вверх и прокричал:
— Есть, «голубая лента» наша! — и стал что-то, уже тише, объяснять Терезе, а та быстро записывала его слова в блокнот.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
На причале толпилось порядочно людей. Среди них явно были журналисты. Популярность Терезы, как знаменитой путешественницы, росла стремительно по мере того, как она передвигались вперед по Европе. В Азии было все гораздо спокойнее.
«Ну да,» — подумал я. — «Там газет читают меньше».
Прошло еще не менее часа, прежде чем мы, простившись с капитаном, смогли спуститься по трапу на берег. Свои вещи я нес сам, а Терезе помогал, выделенный капитаном, матрос.
Едва Тереза ступила на доски причала, на нее со всех сторон обрушились вопросы. Журналистов оказалось не один, не два и не три, а не менее десятка. Тереза посмотрела на меня.
«Да, пора мне начинать свою работу,» — понял я ее взгляд.
Но тут к нам пробилось двое мужчин, которые заметно отличались от, окруживших нас, репортеров. И одежда — явно подороже, и взгляд — более уверенный.
— Мисс Одли, как же я рад вас видеть! — сказал один из них, тот, что был помоложе.
— О, мистер Маккелан! — воскликнула Тереза. — И вы здесь?!
— Я решил встретить вас лично, — ответил тот, которого Тереза назвала Маккеланом.
"Очевидно, это и есть главный редактор «Метрополитена», " — понял я. Да и похож он был на своего отца. На другого Маккелана, который остался лежать с разбитой головой в парижском публичном доме.
— Позвольте и мне поприветствовать вас в нашем городе, — протянул руку Терезе второй мужчина. Он был постарше, с бородой и очками пенсне на носу.
Его имя Тереза не назвала, но улыбнулась и тоже протянула руку, отвечая на приветствие.
— Меня зовут Джозеф Эпштейн, — сказал бородач. — Я главный редактор «Нью-Йорк пост».
— О! — вежливо удивилась Тереза, а главред «Метрополитена» нахмурился.
— Мисс Одли, — Маккелан-младший постарался оттеснить конкурента. — Нам надо поторопиться. У нас поезд.
— Уважаемая мисс Одли, желаю вам успешно закончить свое путешествие, — сказал Джозеф Эпштейн. Он ни на миллиметр не отодвинулся в сторону от Терезы, а на Маккелана-младшего даже не взглянул.
— И мне искренне жаль, что вы его проиграли, — закончил он.
— Я ни с кем не соревновалась, — не задумываясь, ответила Тереза.
— И тем не менее наша журналистка, Ева Полански, как мы считаем, опережает вас, как минимум, на один день, — все с той же улыбкой настаивал Эпштейн.
— Это мы еще посмотрим! — заявил Маккелан-младший. — Пойдемте Тереза.
— А репортеры? — спросила девушка и посмотрела на меня. — Позвольте мне представить вам мистера Деклера.
Маккелан-младший, нехотя, протянул мне свою руку.
«Знает или не знает?» — пришел мне в голову вопрос.
Главред «Нью-Йорк пост» наоборот доброжелательно улыбнулся и крепко пожал мою руку. Его взгляд словно говорил «я-то знаю, зачем ты здесь, парень».
— Так, что с репортерами? — повторила свой вопрос Тереза. — Обычно, мистер Деклер организует для них пресс-конференции.
— Что еще за конференции? — удивился начальник из «Метрополитена».
— Просто коллективный разговор с журналистами, — я перестал изображать из себя безмолвную статую. — Не приходится несколько раз отвечать на одни и те же вопросы.
— Нет, — возразил Маккелан-младший. — У нас совершенно нет времени ни на какие конференции.
Он повернулся в сторону собравшихся репортеров и провозгласил:
— Мисс Одли сейчас ответит на все ваши вопросы.
Мы переглянулись с Терезой. Я только пожал плечами.
«Кажется власть сменилась,» — подумал я. — «И, возможно, моя работа закончилась».
Сцена 68
На вокзал Нью-Йорка мы отправились двумя автомобилями. Один вез Терезу и главного редактора «Метрополитена», в другом, на заднем сиденье сидел я.
«Настоящая кожа,» — восхитился я, но тут автомобиль подбросило на какой-то кочке и от жесткого приземления не спасло даже естественное происхождение покрытия сиденья.
«Да,» — подумал я. — «Уж лучше был бы дерматин, но вместе с хорошими амортизаторами».
