всё не могла остановиться. А Гордеев не вмешивался. Неторопливо пополнив магазин патронами, сунул ствол обратно в кобуру под мышкой и блаженно сощурился на солнце. Как будто меня здесь и не было. Или наоборот — его. Но мы были. Оба. И хотя и разошлись по «разным углам» — не отпускало ощущение, что наоборот стали вдруг гораздо ближе, чем раньше. А чуть позже, когда меня наконец отпустило, мы с ним просто сидели рядышком на бревне и молчали. И так хорошо было!
Нет, легче от того, что кто-то пристрелил «моего папашу» мне не стало, но я поняла вдруг, что в общем-то не этого и хотела. Оказывается, мне просто нужен был кто-то, кто обнимет и скажет: «Я всё сделаю, ты только успокойся»
— На самом деле я его не ненавижу, — зачем-то призналась я. — Не могу простить — да, но не ненавижу. Думаю, даже, что бывают отцы и похуже. А мой был нормальный, просто… не знаю, как объяснить. Мне иногда кажется, что однажды в нём что-то сломалось, и его понесло. Может, он даже не мог это контролировать? Говорят же, что у денег злая аура, и они портят людей.
— Брехня, — лениво дёрнул щекой Игнат. — Они просто усиливают то, что уже есть. И если человек говно, то рано или поздно он начнёт вонять. Не важно нищий или богатый.
Я окинула его профиль неторопливым взглядом. Ну и что в нём такого особенного? Ничего. Но почему же так тянет?
— Личный опыт? Расскажешь?
— Не́чего. Всё давно в прошлом.
— А твоя руна отмщения с этим связана? — Поймала его удивлённый взгляд, гордо задрала нос: — Да, я погуглила! И это, между прочим, было непросто. Так что, связана?
Он задумчиво потёр свой упрятанный под рукав шрам-клеймо на предплечье.
— Отчасти.
— Ну и как? Отомстил уже?
— Ну… Отчасти.
— Полегчало?
Игнат сорвал травинку, прикусил её так, что желваки заиграли. Я ласково обняла его плечо, прильнула к нему щекой.
— Давай, давай, крокодил. Расскажи, не бойся. Я не кусаюсь.
Откуда взялась эта лёгкость? Не знаю. Она просто распирала изнутри, и мне было так хорошо! Я дурачилась, изображая беззаботную непосредственность, а сама тихо млела от того, что касаюсь, чувствую его запах и крепость тела.
— Всё банально, — сдался Игнат, — два друга, одна девчонка. Обещала ждать, но слилась. Всё. Гейм овер.
— Ну нет! Я требую подробностей!
Он усмехнулся.
— Ты хуже пиявки, Слав. Ладно. Только рассказывать и правда особо нечего. Просто дружили с ним лет с двенадцати, не разлей вода, как говорится. Даже побратались. Знаешь, раньше так делали: надрезаешь кожу, — ногтем прочертил у основания ладони черту, — ранку к ранке прикладываешь, и всё — братские узы, все дела. А дальше по классике: растём, строим планы, думаем, что реально братанами стали. Но однажды появляется девчонка и выбирает одного, а второй становится третьим лишним. И дружба начинает трещать, но все упорно делают вид, что ничего не происходит.
— Угу. А потом, так же по классике, третий лишний всё-таки отбивает эту девчонку у друга.
— Ну… Если сильно упрощённо, то да.
— Ты любил её?
— Да нет, — пожал он плечами, — просто нравилась. Ну и лестно, конечно, было.
— А друг? Он любил?
— Не думаю. Скорее, зацепило, что не его выбрала. Он вообще довольно… амбициозным был.
— Разве это плохо? Отец говорил, что амбиции — это та же воля к победе, и без них невозможно ничего добиться.
— Ничего подобного. Воля к победе — это здоровое упрямство, оно помогает выживать и расти над собой, а амбиции — это гордыня. Воспалённое тщеславие, которое только мешает.
— Ну не знаю. Отцу помогали.
— Но в итоге он сломался. Твои слова.
Я задумчиво помолчала. Может, и так.
— И что, он отбил у тебя девчонку, и ты ради этого целый обет мести принял? Или это всё показуха, и ты нацарапал руну даже не зная, что она значит, а теперь просто понтуешься?
Игнат рассмеялся.
— Она тут вообще ни при чём.
— Здрасти! Ты сказал, имеет отношение!
— Я сказал отчасти.
— От какой ещё части?
— От части друга. Девчонка тут ни при чём.
— Ты специально мне мозг паришь? — возмутилась я. — Чтобы я отстала, да?
— Нет, просто там действительно всё сложно. Помнишь, я про чеченский плен рассказывал? Так вот, когда я уходил в армию, девчонка обещалась меня ждать, а когда вернулся — она уже была женой этого… друга. И даже родить ему успела.
— Ну и что? Почти три года прошло! К тому же все считали тебя погибшим!
— Ну да. Вот только служили мы с этим друганом в одной роте, и в плен я попал с его подачи. Вернее — по его наводке.
Я обалдело повернулась к нему.
— Из-за девчонки что ли?
— Отчасти.
— Блин, да от какой ещё части?!
— От части человека-говна, с которого начался наш с тобой разговор. Всё, Слав. Допрос окончен.
— Ой, можно подумать! — фыркнула я и демонстративно надулась.
И мы снова сидели рядом и молчали, и, хотя я и изображала обиду, мне было по-прежнему хорошо. А потом я увидела мелкие, похожие на ромашки цветочки на жёстких стебельках и, порядком попыхтев, продела один такой в мочку. Откинув волосы, кокетливо демонстрируя Гордееву цветочек-серёжку:
— Ну как?
Он сухо улыбнулся и отвел взгляд. А я, в отместку за безразличие, принялась щекотать его ухо травинкой. Игнат пару раз недовольно мотнул головой, но ничего не сказал. И я обнаглела ещё больше: поползла травкой по его щеке и губам, и даже в нос попыталась забраться. Он закатил глаза, но снова лишь отмахнулся. И так много раз. Однако его ангельское терпение сработало лучше, чем любая строгость — мне наконец наскучило, и я отстала.
Собирала цветы, плела венок. Путалось в волосах солнце, ласково щекотал кожу ветерок. И было так легко и приятно просто смеяться и, прикусывая губу, бросать игривые взгляды из-под ресниц! А Гордеев наблюдал за мной со снисходительным спокойствием, и я фантазировала, что на самом-то деле он мною тайно любуется, и от этого ещё отчаяннее рисовалась. Заигралась настолько, что, водрузив венок ему на голову, попыталась сделать селфи прижимаясь щекой к щеке. И вот тут-то он взбрыкнул. Резко поднявшись, сорвал с головы венок.
— Всё, кончай дурить! Поехали!..
И этот короткий час в степи окончательно всё во мне перевернул. Я попала и пропала. Так глупо и безнадёжно. И в голову теперь лезли совсем другие мысли.
«А девочка созрела» — поётся в одной песне. Вот и у меня было такое ощущение. И, чёрт возьми,
