Эти положения были поддержаны всеми представителями советского большинства, выступавшими на этом собрании. Очень решительно высказывались в этом смысле не только те представители большинства, которые после ликвидации июньского заговора большевиков считали необходимым энергичными мерами предотвратить новые попытки их выступлений, но также и та часть советского большинства, которая стояла за умиротворение большевиков и создание с ними общего фронта. Дан, например поддержал мое предложение в следующих словах:
«Мы заседаем в такую минуту, когда Таврический дворец окружен массами. На улицах революционный народ, но этот народ совершает контрреволюционное дело… Революционный народ Петрограда пытается с оружием в руках навязать демократии свою волю. Мы обязаны сказать, что солдаты должны подчиниться требованию полномочных органов революционной демократии».
И даже с.-р. Саакьян, с таким рвением отстаивавший перед тем политику установления общего фронта с большевиками, сказал на этом собрании:
«Всякое навязывание недопустимо. Штыки и пулеметы должны принадлежать народу, а не отдельным воинским частям… Нас хотят силой заставить пойти против воли революционной демократии, избравшей нас, но пулеметами нас принудить к этому нельзя».
Только представители левой оппозиции, как Луначарский, Мартов и другие, предлагали вместо отпора большевикам принять решение, дающее удовлетворение их основного требования об образовании Советской власти.
В заключение собрание приняло следующую резолюцию, опубликованную в газетах 5 июля:
«Товарищи рабочие и крестьяне!
Вчера из состава Временного правительства выбыли некоторые его члены, принадлежащие к к.-д. партии. Ввиду создавшегося кризиса было созвано объединенное заседание Исп. Комитетов Всер. С. Р. и Кр. Д., которое должно было вынести решение в качестве полномочного органа революционной демократии всей России о выходе из этого кризиса.
Но работы этого собрания были прерваны вопреки неоднократному предупреждению С. Р. и Кр. Д.
Некоторые воинские части вышли на улицу с оружием в руках, стараясь овладеть городом, захватывая автомобили, арестуя по своему произволу отдельных лиц, действуя угрозами и насилием. Явившись к Таврич. дворцу, они с оружием в руках потребовали от Исп. Ком. взять всю власть в свои руки. Предложив Советам власть, они первые же на эту власть посягнули. Всероссийские Исполн. органы С. Р. и Кр. Деп. с негодованием отвергают всякую попытку давить на их волю. Недостойно вооруженными демонстрациями пытаться волю отдельных частей гарнизона одного города навязывать всей России.
На ответственности тех, кто осмелился вызывать с этой целью вооруженных людей, лежит та кровь, которая пролилась на улицах Петрограда. По отношению к нашей революционной армии, защищающей на фронте завоевания революции, эти деяния равносильны предательству. В спину революционной армии, сражающейся против войск Вильгельма, вонзит кинжал тот, кто– в тылу посягает на волю полномочных органов демократии и этим разжигает междоусобие в ее рядах.
Всероссийск. органы С. Р. и Кр. Д. протестуют против зловещих признаков разложения, подкапывающихся под всякую народную власть, не исключая и власти будущего Учредительного собрания. Всерос. Исп. органы С. Р., С. и Кр. Деп. требуют раз навсегда прекращения подобных, позорящих революционный Петроград выступлений. Всех тех, кто стоит на страже революции и ее завоеваний, Исп. Ком. Всер. С. Р., С. и Кр. Д. призывают ждать решения полномочного органа демократии по поводу кризиса власти. Перед этим решением, в котором скажется голос всей революционной России, должны склониться все, кому дорого дело свободы.
Исполнительные Комитеты Всер. Сов. Р. и С; Д. и Сов. Кр. Деп.»
Милюков в своей «Истории второй русской революции» изображает дело так, что и правительство, и советское большинство чувствовали себя в начале восстания совершенно изолированными и беспомощными. Вот как он описывает создавшееся в столице положение:
«Был момент, когда положение правительства казалось безнадежным. Преображенцы, семеновцы, измайловцы, не примкнувшие к большевикам, заявили правительству, что они сохраняют „нейтралитет“. На Дворцовой площади для защиты штаба были только инвалиды и несколько сот казаков. Войска из окрестностей Петрограда, вызванные главнокомандующим округа ген. Половцовым, могли явиться только к вечеру. В ожидании их, приказ Половцова воинским частям „приступить немедленно к восстановлению порядка“ оставался мертвой буквой».
Это утверждение Милюкова воспроизведено во всех большевистских описаниях июльских событий: как непреложное доказательство того, что большевистская партия имела решающее влияние среди большинства Петроградского гарнизона. На самом деле, описание настроений Петроградского гарнизона, сделанное Милюковым, совершенно не соответствовало действительности. Не знаю, откуда Милюков почерпнул приведенные им сведения о заявлении небольшевистски настроенных частей Петроградского гарнизона о том, что они решили соблюдать нейтралитет между большевиками и правительством. Ни в одном из большевистских исторических очерков, даже в тех, где это утверждение Милюкова перепечатано, нет указания на такого рода заявление. Возможно, что подобные сведения были даны Милюкову кем-нибудь из штаба главнокомандующего Петроградского военного округа. В действительности же большевистские демонстрации в июльские дни совершенно игнорировали правительство и сосредоточивались вокруг Таврического дворца, предъявляя свои требования не правительству, а советскому большинству. Ввиду этого перед гарнизоном столицы вопрос ставился не о том, стоят ли они за правительство или за большевиков, а о том, поддерживают ли они большевиков или советское большинство. И в этом вопросе позиция огромного большинства Петроградского гарнизона была определенно выявлена на собрании, устроенном по инициативе Исп. Комитета Советов Р. и С. Д. 4 июля в помещении Волынского полка.
На этом собрании присутствовали делегаты следующих полков и батальонов: Финляндского, Преображенского, Литовского, Павловского, Московского, Гренадерского, Семеновского, Кексгольмского, Волынского, Егерского, Петроградского, 6-го запасного саперного, 9-го кавалерийского, 1-го гвардейского стрелкового и 180-го запасного.
Это собрание не только не заявляло о своем нейтралитете в борьбе между советской демократией и большевиками, но приняло резолюцию, которая клеймила выступление большевиков в следующих словах:
«1. Совершенно недопустимы, ни в коем случае, ни вооруженные демонстрации, ни выход отдельных частей на улицы столицы иначе как по призыву представителей российской революционной демократии в лице ее исполнительных органов: Исп. Ком. Всеросс. Совета Раб., Солд. и Кр. Деп. и исп. ком. партии соц. – рев. и соц. – дем.
2. Мы требуем во имя подчинения большинству российской революционной демократии, чтобы все воинские части и рабочие Петрограда, вышедшие на улицы столицы с оружием, немедленно же возвратились в помещения своих частей и вперед не выходили вооруженными, разве только по призыву Исп. Ком. Совета Раб., Солд. и Кр. Деп.
3. Необходимо еще раз точно и окончательно признать, что все воинские части, рабочие Петрограда и их организации обязаны полностью проводить со всей решительностью и последовательностью все постановления и призывы Исп. Ком. Всеросс. Совета Раб., Солд. и Кр. Деп. в защиту интересов революции и свободы.
4. Вместе с тем совещание постановляет обратиться к Центральному Исполнительному Комитету с предложением немедленно образовать следственную комиссию для выяснения условий и обстоятельств, при которых возникла вооруженная манифестация 3 июля, а также расследовать все случаи стрельбы и ранений, причем в эту комиссию должны быть включены представители всех воинских частей и рабочих организаций Петрограда» (Шляпников А. Июльские дни в Петрограде // Пролетарская революция. 1926. № 4 (51). С. 78–79).
Те самые большевистские историки, которые перепечатывают утверждение Милюкова о будто бы сделанном большинством Петроградского гарнизона заявлении о своем нейтралитете, не только не замалчивают этого собрания, но утверждают, что одновременно с этим руководители большинства Петроградского Совета выработали соглашение с верными демократии частями о кровавом подавлении большевистского выступления. В действительности никаких подобных решений принято не было. Вопрос о немедленном подавлении силой большевистского выступления, правда, был поднят представителями верных демократии частей гарнизона как до этого собрания, так и на самом собрании. Они говорили об этом с членами руководящей группы советского большинства, в том числе и со мной, указывая, что настал момент, когда от слов надо перейти к делу. Представители Семеновского полка, члены его полкового комитета, сказали мне, что в их полку озлобление против большевиков дает себя знать с большой силой.
