Наши солдаты, говорили они, считают, что большевики – это немецкие агенты, делающие немецкое дело; а солдаты, идущие за ними, – это шкурники, готовые служить кому угодно, лишь бы избавиться от исполнения воинского долга. По первому призыву центральных органов советской демократии наши солдаты готовы выступить против большевиков с оружием в руках и разогнать демонстрантов; но они ставят условием, чтобы их вывели не для переговоров и убеждений, а для действий, которые одни только могут повлиять на большевиков. А без этого наши солдаты считают бесцельным выходить на улицу и подставлять свою грудь под большевистские пули.
Мы, в руководящей группе советского большинства, считали, что такого рода выступление против предприятия большевиков было и психологически невозможно, и политически нецелесообразно. Ведь выступление большевистских масс было прямым ответом на провокацию кадетских кругов, отозвавших своих представителей из. правительства и объявивших, что самым естественным разрешением кризиса было бы образование однородного советского правительства. Теперь массы, выведенные большевиками на улицу, направлялись к центральным советским органам с требованием принять этот вызов и образовать Советскую власть. Можно ли было в этих условиях большинству советской демократии призвать верные революции полки выйти тоже с оружием в руках и стрелять в манифестантов? Это вызвало бы огромное количество жертв, и ответственность за пролитие крови легла бы не на большевиков, организовавших это выступление народных масс для достижения своих собственных целей, а на тех, кто открыл бы огонь по людям, поддавшимся провокации правых кругов. Представители большинства советской демократии считали поэтому необходимым прежде всего исчерпать все возможности, чтобы показать демонстрантам бесцельность их манифестации, разъяснить им, что советская демократия, которой они предлагают завладеть властью, не считает возможным в существующих условиях взять на себя ответственность за такие действия и что в этом вопросе она не имеет права подчиниться требованиям части рабочих и солдат одного города, а должна согласоваться с волей Всероссийского съезда Советов, который указал пути решения подобных вопросов, передав их на разрешение пленарного собрания ЦИК. И только затем, если бы вооруженные выступления все же продолжались, – противопоставить большевистским манифестантам такую подавляющую силу в лице воинских частей, вызванных с фронта, которая заставила бы их положить оружие без попыток к сопротивлению.
Представители нескольких воинских частей все же внесли на гарнизонном собрании добавление о том, чтобы верные демократии полки в случае надобности не останавливались ни перед какими мерами подавления восстания, вплоть до применения вооруженной силы. Против этого возражал присутствовавший на собрании представитель Исп. К-та Б. О. Богданов, который указал собранию, что большинство в центральных органах советской демократии против применения силы в настоящий момент. Докладывая 4 июля об этом гарнизонном собрании, Богданов сообщил, что авторы поправки согласились для сохранения единства снять внесенное ими предложение. Несмотря на это, раздражение против большевиков в верных демократии полках было настолько сильно, что отдельные части при встрече на улицах с демонстрантами большевизированных полков открывали по ним огонь. Большевистский историк Шелавин воспроизводит в своих «Очерках о февральской революции» сообщение «Правды» об одном таком случае, когда солдаты Семеновского полка открыли огонь по большевистским демонстрантам, и в пояснение добавляет, что Семеновский полк был известен своим контрреволюционным настроением. Между тем достаточно просмотреть литературу, посвященную Февральской революции, чтобы увидеть, что солдаты Семеновского полка были одни из первых, перешедших на сторону народа в дни Февральской революции.
Единственной воинской частью, которая вышла с оружием в руках для защиты Таврического дворца от возможных нападений, был броневой дивизион, приведший несколько броневиков ко входу в Таврический дворец. И этот броневой дивизион согласился на такое выступление только после формального обещания членов Исп. К-тов, что в случае попытки со стороны демонстрантов ворваться в Таврический дворец Исп. К-ты не обнаружат никаких колебаний и дадут броневикам право открыть огонь по манифестантам, перешедшим в наступление.
С утра 4 июля большевики с удвоенной силой стали:
призывать к возобновлению вооруженных выступлений. Вновь по городу стали носиться автомобили и грузовики, наполненные солдатами и рабочими, откуда то и дело раздавались беспорядочные выстрелы. К Таврическому дворцу вновь стали подходить вооруженные и невооруженные массы с плакатами «Долой министров-капиталистов», «Вся власть Советам». В 11 часов утра у Николаевского моста выгрузилось 20 000 вооруженных кронштадтских матросов,[10] которые после остановки у дома Кшесинской направились к Таврическому дворцу.
Все эти факты увеличили возбуждение в городе, и случаи кровавых столкновений участились. Вопрос о вызове войск с фронта в этих условиях стал перед советским большинством с настоятельной силой.
Со своей стороны, военные организации ближайшего к столице Северного фронта, особенно армейские комитеты 5-й и 12-й армий, оповещенные о кризисе правительства и начавшихся в Петрограде волнениях, немедленно поручили своим представителям заявить о готовности фронтовых организаций поддержать политику большинства центральных советских органов и огласить принятые ими в этом смысле резолюции.
Особенную энергию в деле организации вмешательства фронта для водворения спокойствия в Петрограде проявил руководитель армейского комитета 5-й армии Виленкин. Мне уже приходилось несколько раз упоминать о роли Виленкина в деятельности демократических организаций на фронте. Пошедший на фронт добровольцем с начала войны, он еще до революции обратил на себя внимание в демократических кругах своим мужеством, энергией и волей. Он был награжден орденом Георгия всех степеней и был одним из первых организаторов армейского комитета, поставившего своей задачей политическое воспитание солдат в демократическом, духе и укрепление порядка и дисциплины в революционной армии. Не только в 5-й армии, но и на всем Северном фронте Виленкин пользовался большим влиянием. Теперь, чувствуя, какую опасность для фронта представляли события в Петрограде, од не удовлетворился одним принятием резолюции, а провел в армейском комитете 5-й армии решение немедленно приступить к организации сводного отряда для посылки в Петроград в распоряжение ЦИК Советов. По прямому проводу он прислал на имя Чхеидзе сообщение, что ему необходимо переговорить с Чхеидзе, Церетели или с кем-нибудь из других представителей советского большинства. Было ясно, что он хотел получить санкцию центральных органов советской демократии на посылку этого отряда. Чхеидзе наскоро устроил совещание руководящей группы Советов, на котором было единогласно решено уполномочить Виленкина заявить, что сводный отряд посылается по призыву центральных Советов.
Суханов в своих «Записках о революции» утверждает, что это решение вызвало внутри руководящей группы советской демократии большую оппозицию, и высказывает свои догадки о том, кто в этой группе был сторонником и кто противником вызова войск с фронта. Он пишет:
«Трудно сомневаться в том, что „за“ были Гоц и Церетели. Но, как передавали, решительно против восстал Чхеидзе. Говорят, он боролся честно, до последней крайности. Но, в конце концов, он был изнасилован и, разумеется, подчинился друзьям» (Кн. 4).
Все эти соображения совершенно неверны. 4 июля не только в руководящей группе Советов, но и среди всех членов правящего большинства в Исполнительных Комитетах не было никакого разногласия. Все считали, что прибытие войск с фронта обеспечит наиболее полную и безболезненную ликвидацию большевистской авантюры. Чхеидзе не только не противился этому вызову войск, но и с силой подчеркивал, что именно прибытие сводного отряда вынудит большевиков положить оружие без попыток сопротивления. Дан и Анисимов высказывали убеждение, что выступление большевиков выдохнется в ближайшие дни, но и они считали, что появление сводного отряда ускорит ликвидацию кровопролития, и поэтому стояли за немедленный призыв войск с фронта.
Мне было поручено сообщить это наше общее мнение Виленкину, что я и выполнил при разговоре с ним по прямому проводу. В этом разговоре Виленкин сообщил мне, что организация доставки войск в Петроград займет один-два дня и что самое позднее 6 июля сводный отряд будет в Петрограде. Солдаты 5-й армии, сказал мне Виленкин, очень охотно отзываются на предложение принять участие в подавлении большевистского восстания, но они придают большое значение тому, чтобы их отправка в Петроград совершилась по вызову центральных органов советской демократии. Мы сговорились с Виленкиным, что сводный отряд будет послан «в распоряжение правительства и центральных органов революционной демократии».
