Обращаясь к скандинавской литературе, мы сталкиваемся с некоторой двойственностью. В большинстве саг умершие изображаются «живущими» в своих курганах, а иногда внутри какой-то священной горы; они окружены сокровищами и оружием и готовы сражаться с теми, кто нарушит их покой. Злодеи могут выходить из своих могил по ночам и бродить по земле, убивая людей и скот, пока такого «зомби» не обезглавят или не сожгут. С другой стороны, благожелательно настроенные покойники могли помогать и приносить удачу живым. В мифах и поэмах, напротив, гораздо больше говорится о далеком загробном мире — о мрачном царстве богини Хель и рае Одина — Валгалле. Валгаллу изображали как огромный пиршественный чертог, в котором валькирии и герои древних легенд приветствовали благородных воинов, любимцев Одина; здесь избранным предстояло пировать до конца света. Эта идея прекрасно выражена в трех стихотворениях X века. Стихотворение, созданное в память о короле Эйрике Кровавая Секира (умер в 954 году), начинается с того, что Один предчувствует прибытие гостя-героя:
Странен сей сон — сказал Один, — будто встал я до свету убрать Валгаллу для павших воинов. Велел я эйнхериям живей подыматься, скамьи застилать и мыть чаши. Вином валькирии вождя встречают.
Рис. 95. Прибытие воина в Валгаллу
Сцены с камней Готланда могут отражать то же представление. На двух из них (например, на рис. 95) на верхних панелях показан человек на восьминогом коне, который приближается к куполообразному дому; его встречает женщина, протягивающая ему рог для питья. Определенно это умерший воин (если только это не сцена из мифа о самом Одине): он едет в Валгаллу на коне Одина Слейпнире и его приветствует валькирия. На другом изображении (см. вклейку) показана сцена, которая, возможно (хотя уверенности в этом нет), представляет погребение. Сначала показана битва — орлы разрывают мертвые тела; затем — группа воинов с опущенными мечами (в знак траура?) и восьминогий конь, на котором лежит тело — возможно, Слейпнир, везущий труп; и в-третьих — триумфальная процессия, которая может изображать вход того же человека в загробный мир. Как это нередко бывает, проблема в том, в каком ключе следует интерпретировать изображения: как религиозную символику, как легендарное повествование или как случай из реальной жизни. Тот же самый вопрос встает и относительно кораблей, которые так часто изображаются на этих камнях, которые могут быть «кораблями мертвых» или просто указанием на то, что умерший был мореходом. Однако изображение женщины, предлагающей всаднику напиток, встречается так часто, причем не только на камнях, но и в виде металлических фигурок (рис. 96), что оно должно было иметь какое-то религиозное значение; из всех известных нам женских персонажей так, скорее всего, могли изображать именно приветствующую героя валькирию.
К счастью, благодаря арабскому путешественнику Ибн Фадлану, до нас дошел весьма живой рассказ из первых рук о похоронах викинга. Ибн Фадлан интересовался такими вещами и описал церемонии, свидетелем которых он стал после кончины шведского вождя в районе Волги примерно в 922 году. Его рассказ удивительно напоминает то, что нам уже известно из археологии и литературы; в нем есть масса деталей, которые нельзя узнать ни из какого другого источника.
Вначале Ибн Фадлан подчеркивает, что виденные им похороны — удел лишь богатых; бедных людей просто сжигают в небольшой лодке, однако богатство состоятельного человека разделяют на три части — одну для наследников, другую — на одежду (и видимо, другую утварь) для умершего, а третью — чтобы приобрести эль для погребального пира. Требуется 10 дней, чтобы приготовить одежду и все необходимое. В это время умерший находится во временной могиле; рядом с ним — еда, напитки и музыкальный инструмент. В связи с этой могилой Ибн Фадлан говорит не просто о земле, но и о каком-то «дереве»; вероятно, это было нечто вроде деревянных камерных гробниц, о которых мы упоминали выше. Между тем следовало соблюсти и другой обычай: «И если умирает главарь, то говорит его семья его девушкам и его отрокам: «Кто из вас умрет вместе с ним?» Говорит кто-либо из них: «Я». И если он сказал это, то это уже обязательно, так что ему уже нельзя обратиться вспять. И если бы он захотел этого, то этого не допустили бы. И большинство из тех, кто поступает (так), девушки. И вот, когда умер этот муж, о котором я упомянул раньше, то сказали его девушкам: «Кто умрет вместе с ним?» И сказала одна из них: «Я».
Рис. 96. Валькирия (?)
С этой минуты девушку уже не оставляют одну. За ней постоянно наблюдают две другие рабыни, а она сама «каждый день пила и пела, веселясь, радуясь будущему». Между тем Ибн Фадлан наблюдал за приготовлением погребального костра. Корабль умершего вытащили из реки на сушу, подперли кольями и окружили конструкцией, похожей на большие помосты, на которые он опирался. На палубе корабля поставили палатку; люди принесли скамью и поместили ее туда. Скамью покрыли коврами и подушками из расшитого византийского шелка; это делалось под руководством «женщины, старухи, которую называют Ангел Смерти». По словам Ибн Фадлана, это была «ведьма большая и толстая, мрачная». Палатка и ложе внутри нее находят точные соответствия в погребениях в кораблях в Гокстаде и Усеберге, где тело лежало на ложе внутри небольшого деревянного сооружения, весьма похожего на палатку.
Итак, когда все было готово, умершего достали из временной могилы, сняли с него одежду, в которой он умер, и вновь одели в специально изготовленную одежду из богатого шелка с золотыми пуговицами, отороченную соболиным мехом. Тело внесли на борт корабля, в палатку, где его положили на ковры и подперли подушками.
«И принесли набид, и плод, и благовонное растение, и положили его вместе с ним. И принесли хлеба, и мяса, и луку, и бросили его перед ним, и принесли собаку, и разрезали ее на две части, и бросили в корабле. Потом принесли все его оружие и положили его рядом с ним. Потом взяли двух лошадей и гоняли их обеих, пока они обе не вспотели. Потом разрезали их обеих мечом и бросили их мясо в корабле, потом привели двух коров и разрезали их обеих также и бросили их обеих в нем (корабле). Потом доставили петуха и курицу, и убили их, и бросили их обоих в нем (корабле). А девушка, которая хотела быть убитой, уходя и приходя, входит в одну за другой из юрт, причем с ней соединяется хозяин юрты и говорит ей: «Скажи своему господину: «Право же, я сделала это из любви к тебе».
Теперь девушке предстояло сыграть главную роль в весьма любопытной символической церемонии. Какие-то люди подвели ее к чему-то наподобие дверной коробки, заранее ими приготовленной; девушка «поставила обе свои ноги на руки мужей», и трижды они поднимали ее достаточно высоко, чтобы она могла заглянуть за верх «дверей»; при этом каждый раз она что-то говорила. Затем девушке дали курицу; она отрезала ей голову и отбросила ее, и бросила тушку курицы в корабль. Ибн Фадлан попросил своего переводчика объяснить, что произошло:
«Она сказала в первый раз, когда ее подняли, — вот я вижу моего отца и мою мать, — и сказала во второй (раз), — вот все мои умершие родственники сидящие, — и сказала в третий (раз), — вот я вижу моего господина сидящим в саду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и вот он зовет меня, так ведите же к нему».
Очевидно, «дверная рама» символизировала барьер между этим миром и загробным; девушка, которой вот-вот предстояло умереть, могла видеть за ним рай. Убийство курицы, которое нам кажется почти случайным, становится гораздо более значимым ввиду того, что петухов и кур очень часто находят в могилах в качестве приношений, а также ввиду странной истории, рассказанной датским историком Саксоном Грамматиком о легендарном герое по имени Хаддинг. Героя провела через загробный мир таинственная женщина, которая, наконец, привела его к высокой стене, преградившей им путь. Затем она достала петуха, открутила ему голову и бросила голову и тело через стену. Петух немедленно ожил и закукарекал. Конечно, между этой легендой и обрядом, который провела девушка, должна существовать какая-то связь. Вместе они представляют живой символ обновления жизни за порогом смерти.
После этой церемонии девушку передали старухе, которую называли Ангелом Смерти, и двум ее дочерям; девушка отдала им свои ручные и ножные браслеты. Они вели ее на корабль, однако не впустили в палатку.
«И пришли мужи, (неся) с собой щиты и деревяшки, и подали ей кубком набид, и вот она пела над ним и выпила его. Переводчик же сказал мне, что она прощается этим со своими подругами. Потом дан был ей другой кубок, и она взяла его и затянула песню, причем старуха побуждала ее к питью его и чтобы войти в палатку, в которой ее господин. И вот я увидел, что она уже заколебалась и хотела войти в палатку, но всунула свою голову между ней и кораблем, старуха же схватила ее голову и всунула ее (голову) в палатку и вошла вместе с ней (девушкой), а мужи начали ударять деревяшками по щитам, чтобы не был слышен звук ее крика, при чем взволновались бы другие девушки, и перестали бы искать смерти вместе со своими господами. Потом вошли в палатку шесть мужей и совокупились все с девушкой. Потом положили ее на бок рядом с ее господином и двое схватили обе ее ноги, двое обе ее руки, и наложила старуха, называемая Ангелом Смерти, ей вокруг шеи веревку, расходящуюся в противоположные стороны, и дала ее двум (мужам), чтобы они оба тянули ее, и она подошла, держа кинжал с широким лезвием, и вот, начала втыкать его между ее ребрами и вынимать его, в то время как оба мужа душили ее веревкой, пока она не умерла. Потом подошел ближайший родственник мертвеца, взял деревяшку и зажег ее у огня, потом пошел задом, затылком к кораблю, а лицом своим…[36] зажженная деревяшка в одной его руке, а другая его рука на заднем проходе, будучи голым, пока не зажег сложенного дерева, бывшего под кораблем после того, как положили девушку, которую они убили, рядом с ее господином. Потом подошли люди с деревяшками (кусками дерева для подпалки) и дровами, и с каждым (из них) деревяшка, конец которой он перед тем воспламенил, чтобы бросить ее в эти куски дерева. И принимается огонь за дрова, потом за корабль, потом за палатку, и мужа, и девушку, и все, что в ней (находилось), подул большой, ужасающий ветер, и усилилось пламя огня, и разгорелось неукротимое воспламенение его. И был рядом со мной некий муж из русов, и вот, я услышал, что он разговаривает с переводчиком, бывшим со мною. Я же спросил его, о чем он говорил ему, и он сказал: «Право же он говорит: «Вы, о арабы, глупы»… Это он сказал: «Воистину, вы берете самого любимого для вас человека и из вас самого уважаемого вами и бросаете его в прах (землю), и съедают его прах и гнус и черви, а мы сжигаем его в мгновение ока, так что он входит в рай немедленно и тотчас». Тогда я спросил об этом, а он сказал: «По любви господина его к нему уже послал он ветер, так что он унесет его за час». И вот, действительно, не прошло и часа, как превратился корабль, и дрова, и девушка, и господин в золу, потом в (мельчайший) пепел».
