— Глупец! Надолго тебя не хватит.
Хамуди не ошибся.
С распухшим обожженным лицом, с изрезанными в лохмотья руками и ногами, колесничий перечислял приверженцев убитого флотоводца.
Их немедленно брали под стражу дома или в казарме и перед строем ратников отрубали голову.
В приемном зале дворца, как всегда, веяло ледяным холодом.
Хриплый голос Апопи зловеще произнес:
— Мы уничтожили немало паршивых овец, и стадо очистилось. Но не думайте, что после этого я стал менее бдителен. Ни одному единомышленнику Яннаса не скрыться. Когда бы мы ни обнаружили изменника, его ждет кара. Те, кто признается сейчас, могут рассчитывать на мое снисхождение.
Из строя вышел юный офицер.
— Господин! Я имел глупость поверить словам флотоводца Яннаса. Он хотел власти, а я хотел сражаться под его началом, чтобы укрепить всемогущее царство гиксосов.
— Твоя честность избавит тебя от позорной казни на виду у всех. Ты будешь задушен возле храма Сета.
— Господин, молю вас…
— Отрежьте изменнику язык и уведите его.
Кровь молодого офицера обрызгала пол приемной залы.
— Главный казначей Хамуди назначается верховным военачальником над всеми войсками гиксосов, — провозгласил Апопи. — Он верно и преданно исполняет мои приказы. Если кто-то посмеет отказать ему в повиновении, не важно, по какой причине, то будет тут же отдан в руки палача.
Хамуди был мертвецки пьян, но напился он не на радостях, а избавляясь от пережитого страха. Хотел забыть, что был на волосок от гибели. Если бы Яннас чуть меньше почитал верховного владыку, если бы предпринял более решительные действия, он, Хамуди, сгнил бы на каторге.
По счастью, Яннас оказался человеком прямодушным и не скрыл от верховного владыки желания взять власть в свои руки. Это была его роковая ошибка. Апопи почувствовал угрозу и ответил на нее с яростью дикого зверя.
Правителю гиксосов претила мысль, что его войска покинут столицу и развернут наступление. Он чувствовал себя гораздо спокойнее, когда они были здесь, вокруг него, в Аварисе, в Дельте. Новый военачальник ничего не будет менять: пусть часть войска по-прежнему осаждает Мемфис, пусть по-прежнему ведется борьба в Азии, потому что мятеж хеттов должен быть в конце концов подавлен. Гиксосы и дальше будут сжигать леса и хлеб в полях, уничтожать деревни, резать горожан, землепашцев, женщин, детей, заподозренных в связи с мятежниками.
Оставалась Яххотеп и ее проклятый сын. Они последуют той же дорогой, что и царек Кермы, нубиец, раздобревший в своей далекой провинции среди утех гарема и вкусной еды. У Яххотеп достанет ума понять, что ей никогда не пересечь границы владений гиксосов, и она удовольствуется отвоеванными землями.
Но если постаревший правитель, которого неудача Яннаса все же подкосила, готов был терпеть такое положение дел, то Хамуди не собирался смириться с этим: он добьется, что мятежница приползет к нему на коленях и будет молить о пощаде.
Хамуди намеревался расширить торговлю наркотическими зельями. У него появилось два новых снадобья — одно весьма примитивное и грубое, зато дешевое и доступное для всех, другое — дорогое и редкое, которым он собирался снабжать лишь избранных. Размах предполагался такой, что и без того огромное состояние главного казначея в самое короткое время должно было увеличиться вдвое.
Яннас в могиле, верховный владыка состарился, для Хамуди открывались новые горизонты. Однако и там были тучи, ему следовало опасаться…
О своих опасениях он откровенно поговорил с преданной ему Имой.
Какая ужасная ночь!
Госпоже Танаи снились кошмары, один страшнее другого. Просыпаясь, она гоняла служанок, чтобы они меняли ее намокшие от пота простыни. При воспоминании о потоках огня, которые низвергались с неба на Аварис, жену верховного владыки била дрожь.
На рассвете она поела дичи с соусом, выпила крепкого пива, в животе у нее забурчало, и она снова легла.
— Госпожа Има просит разрешения навестить вас, — сообщила служанка.
— Моя добрая, верная подруга… Пусть войдет!
Накрашенная сверх всякой меры Има засюсюкала еще слаще, чем обычно:
— А вы сегодня поутру гораздо свежее!
— Только на вид, Има, только на вид. Ты права, проклятый Яннас сглазил меня. Как я рада его смерти! Когда во главе нашего войска встанет твой муж, мы будем жить спокойно.
— Да, вы можете рассчитывать на Хамуди, госпожа. Пока он жив, ни один египтянин не подойдет к Аварису.
— Ты всегда умеешь меня успокоить! Надеюсь, что верховный правитель не разгневался на тебя?
— Он был счастлив избавиться от наглеца Яннаса с его непомерными притязаниями.
— Тем лучше, я очень рада… Но нужно хорошенько хранить наш маленький секрет. Никто не должен знать, что наша дорогая Аберия…
— Будьте спокойны, госпожа. Всем известно, что Яннаса убил садовник.
— Аберия получила вознаграждение?
— Мой муж был необыкновенно щедр к ней. А я, ваша смиренная служанка, готова предложить вам новое средство для выздоровления.
— Давай мне его скорее!
Великанша Аберия встала у дверей опочивальни супруги верховного владыки.
— Аберия! Неужели ты знаешь отвар, который вернет мне здоровье?
— Не отвар, госпожа.
— А что же?
— Средство куда более действенное.
Аберия засучила рукава, обнажив свои огромные руки.
— Я… тебя не понимаю…
— Лучшее средство сохранить наш секрет, госпожа, это заставить вас замолчать навсегда. Вы ведь, случается, разговариваете во сне. А это опасно.
Толстуха попыталась приподняться, но руки Аберии уже сомкнулись вокруг ее шеи.
Госпожу Танаи похоронили на дворцовом кладбище. Верховный правитель на церемонии не присутствовал. Он был слишком занят: изучал счета, которые ему принес Хамуди.
— Позвольте мне выразить свое соболезнование, владыка.
— Никто, а уж тем более я, не сожалеет о старой жирной свинье.
Хамуди был щедр, и госпожа Аберия разбогатела. Теперь она работала только на главного казначея.
Устранение супруги верховного правителя, которая столь часто и действенно влияла на ход событий во дворце, было серьезным шагом на пути к завоеванию власти, о которой так мечтал Хамуди.
Но в присутствии верховного владыки Хамуди старался не думать об этом, боясь, что повелитель тьмы прочитает его мысли.
37
Градоправитель Эмхеб вел беседу с царицей Яххотеп.
— Прежде чем стать правителем моего любимого города Эдфу, я ведь имел дело с деревом, делал мебель, — говорил он. — А поскольку вы, госпожа, пожелали сохранить наше начинание в тайне, я своими руками разобрал колесницу гиксосов. Искусное изделие, но слишком тяжелое. Хотя иначе и быть не может, раз едут на ней четыре воина.
