– Его уже две недели как разбудили, – объяснила Айлекс, помогая Сиран встать. – Оно с доктором Ондеррой. Общаются.
– Что-что? – переспросил я, не до конца понимая. Должно быть, еще не отошел от фуги.
Дриада тряхнула головой:
– Отавия обустроила для него камеру как полноценную каюту. Они там.
Придерживая одеяло, она отвела Сиран к душевой. Гомункулы всегда восстанавливались после фуги быстрее нас, млекопитающих. Наверняка в биохимическом составе крови содержалось что-то, что им помогало.
Опустив руки, я кивнул и двинулся к выходу.
– Адр, – заставил меня развернуться голос Паллино. – Ты в порядке?
Я потупил взгляд, не зная, что сложнее – смотреть Паллино в пустую глазницу или в проницательный глаз. Я до сих пор прекрасно помнил, как кричала на меня Джинан, когда я поднимался по трапу, видел слезы в ее глазах, чувствовал ее гнев. Мы провели в заморозке семь лет, но, по сути, все это случилось лишь вчера.
«Мимолетное время, прости нас…» – подумал я. Это был не афоризм схоласта, а молитва, которую я помнил с детства[9].
Сделав резкий глубокий вдох, я расправил плечи, перестал сутулиться.
– Да, Паллино. Я… Со мной все будет хорошо.
И голубой глаз, и пустая глазница одинаково подозрительно прищурились, но Паллино улыбнулся, показав пожелтевшие зубы:
– Ну ладно. Ступай. Я скажу парнишке, где тебя искать.
Я отдал честь старому центуриону, прижав кулак к груди, и поспешно покинул медику. Прошел под боевыми знаменами, вяло болтавшимися под массивной переборкой. Никто меня не беспокоил, включая двух норманцев-часовых, оставленных Отавией у двери в карцер.
– Комендант, – пробубнили они с поклоном.
Я хотел было поправить их, сказать, что мечтам пришел конец, но не стал. По моей просьбе они открыли дверь, хотя я был без телохранителя, и я шагнул через порог.
В камере, несмотря на все разговоры о том, что это клетка, оказалось весьма уютно. Стены были белыми, проклепанными, как и в коридорах, потолок – слишком низким для ксенобита, а кровать – слишком короткой. Но по крайней мере, она там была. Как и туалет, и ультразвуковой душ. Свет был приглушен и настроен в красном спектре, чтобы защитить деликатное зрение сьельсина. Танаран сидело на краю кровати, склонив голову. Его белая грива постепенно отрастала и свешивалась на плечо. Темная мантия выглядела чистой, как новая, – я даже подумал, что кто-то напечатал ее, пока мы спали. Заметив меня, оно повернулось, прерывая разговор с…
– Валка! – с притворным удивлением воскликнул я.
Тавросианка-ксенолог улыбнулась.
– Адриан! Рада видеть вас в добром здравии, – произнесла она на чистом сьельсинском. – Мы как раз о вас говорили.
Танаран молча показало глянцевые зубы. Среди его сородичей это сошло бы за улыбку.
Когда дверь за мной закрылась, Валка снова заулыбалась, но перестала, заметив меч у меня на поясе.
– Только проснулись?
Сама она вовсе не испытывала симптомов недавно вышедших из фуги пациентов.
– Я… да, – ответил я на галстани, заведя руки за спину. – А вы?
Она помотала головой.
– Мы с Танараном уже две недели бодрствуем. Я практиковалась в сьельсинском, – ответила она на языке ксенобита для его удобства.
– Она хорошо говорит, – сказало Танаран. – Лучше тебя.
– Не сомневаюсь. – У меня не было сил улыбнуться. – Надо понимать, вторая заморозка прошла лучше первой?
Танаран гулко выдохнуло, и я не сразу понял, что это «да» на его языке. Нам пришлось импровизировать, переоборудовать реанимационный резервуар медики в ясли для фуги. Это было рискованно, но другого выхода не оставалось. Обычные ясли были слишком малы для высокого сьельсина.
– Okun’ta naddimn, – произнесло оно наконец.
«Ты сумасшедший».
Я ухмыльнулся.
– Видимо, твои корабли медленнее наших, – добавило Танаран.
Возражение было готово сорваться у меня с языка, подталкиваемое двумя десятилетиями аристократического воспитания, человеческой природой и имперской гордостью, что довлела надо мной, словно меч. Но я промолчал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Мы нашли… – спросила вместо этого Валка, переходя на галстани, – экстрасоларианцев?
– Да, – ответил я на том же языке. – По крайней мере, Отавия так считает. Кого-то мы нашли.
Я вкратце рассказал о шахтерских кораблях, которые мы заметили вдалеке.
– Это они. Похоже на них, – кивнула Валка.
– Но ничего похожего на станцию.
– Стан…цию? – переспросило Танаран на сбивчивом галстани. – Что такое стан…ция?
Я ошеломленно моргнул.
– Вы его учите? – покосился я на Валку.
– Честный бартер, – пожала она плечами. – Мы обсуждали их богов.
Тихих. Нельзя было ее винить. Валка путешествовала с нами десятки лет и большую часть времени бодрствовала, дожидаясь возможности поговорить с инопланетным баэтаном. Танаран было кем-то вроде жреца и… историка. Если его народ поклонялся Тихим – а это, судя по всему, так и было, – то Валка не могла упустить возможности стать первым человеком, расспросившим сьельсинского нобиля об их религии и богах. Это было ее мечтой – и большой честью.
Конец ознакомительного фрагмента.
