горбатой луны без оглядки спешил в направлении Виона, ожидая в любой миг услышать за спиной тяжелую поступь гигантского преследователя, считал совершенно бесполезным предупреждать жителей деревень и городков, лежавших на его пути. В самом деле, где, даже если их предупредить, люди могли укрыться от ужасного, самим адом порожденного создания, которое, подобно исполинским Енакимам, намеревалось покарать мир, излив на него свою клокочущую ярость?
Поэтому всю ночь и весь следующий день Гаспар дю Норд в изорванной в клочья одежде, облепленной высохшим илом из подземелья, как сумасшедший мчался по лесу, где, по слухам, на каждом шагу подстерегали разбойники и оборотни. Клонившаяся к западному краю небосвода луна светила в глаза, выглядывая из-за сучковатых стволов, и наконец беглеца обогнали бледные лучи раннего рассвета. Наступивший день окутал его белесой духотой, точно расплавленный металл, обернувшийся солнечным светом, и засохшая грязь, покрывавшая его лохмотья, вновь превратилась в ил, смешавшись с потом. Но Гаспар не останавливался, точно пытался убежать от нависшего над ним кошмара, а в голове у него начал зарождаться смутный, почти безнадежный план.
Тем временем несколько монахов цистерцианского братства, по обыкновению бдительно наблюдавшие на рассвете за серыми стенами Илурни, стали первыми после Гаспара, кто увидел ужасное чудовище, созданное некромантами. Возможно, охваченные благочестивым ужасом святые братья кое-что преувеличили в своем рассказе, но они клялись, что гигант внезапно поднялся, причем руины замка не доставали ему даже до пояса, а вокруг него взвились к небу огромные языки пламени и заклубился, точно вырываясь из Злых Щелей, черный дым. Голова гиганта была вровень с вершиной донжона, а вытянутая правая рука простиралась, как цепь грозовых облаков, заслоняя только что вставшее солнце.
Монахи пали на колени, решив, что сам Сатана вышел из ада, используя Илурнь как врата. С той стороны обширной равнины до них донеслись раскаты дьявольского хохота, и великан, в мгновение ока перемахнув через полуразрушенный барбакан, зашагал вниз по отвесному скалистому холму.
Когда он, скачками перемещаясь от склона к склону, приблизился, монахи ясно разглядели черты его огромного отталкивающего лица, искаженного злобой и яростью на весь человеческий род. Его нечесаные космы развевались на ветру, точно клубок черных питонов, обнаженная кожа пугала мертвенной бледностью, но под ней бугрились и перекатывались огромные, как у Титана, мускулы. Выпученные глаза горели неистовым пламенем – ни дать ни взять два котла, бурлящие на огнях самой преисподней.
Весть о пришествии колосса вихрем леденящего ужаса молниеносно облетела монастырь. Многие братья, считавшие, что уповать не только на одного Господа будет надежнее, укрылись в каменных подвалах и склепах. Другие затаились в своих кельях, вознося бессвязные молитвы всем святым сразу. Третьи же, самые мужественные, все вместе собрались в часовне и преклонили колени в священной молитве перед деревянной фигурой Христа на огромном распятии.
Лишь Бернар со Стефаном, кое-как оправившиеся от тяжких побоев, отважились смотреть на передвижение гиганта. Каков же был их ужас, когда они обнаружили в грубых чертах его исполинского лица несомненное сходство с лицом злобного карлика, руководившего мрачным святотатственным действом в руинах Илурни, а в смехе великана, спускавшегося в долину, услышали грозовой отголосок гнусного хохота, который сопровождал их позорное изгнание из обители зла. Однако перепуганные монахи, полагавшие, что мерзкий гном на самом деле был демоном, решили, что он всего лишь принял свой истинный вид.
Колосс остановился в долине и устремил безумный взгляд горящих огнем глаз прямо в окна монастыря, сквозь которые Бернар и Стефан наблюдали за происходящим. Он вновь расхохотался, и смех его прозвучал подобно раздающемуся из-под земли грохоту; затем колосс наклонился, сгреб в пригоршню громадные валуны, словно обычную гальку, и принялся забрасывать ими монастырь. Валуны с грохотом обрушивались на каменные стены, точно выпущенные из гигантских боевых катапульт или баллист, но здание, выстроенное на совесть, устояло, хотя и содрогалось при каждом ударе.
Тогда колосс обеими руками расшатал исполинский валун, сидевший глубоко в земле на склоне холма, и, вскинув его над головой, швырнул в непокорное строение. Громадная глыба целиком разнесла стену часовни, и от тех, кто собрался внутри, осталось лишь кровавое месиво, усыпанное обломками расколотого распятия.
Затем, как будто считал ниже своего достоинства охотиться за столь незначительной добычей, колосс отвернулся от монастыря и дьявольским Голиафом с ревом двинулся по долине вглубь Аверуани.
Бернар и Стефан, все это время смотревшие в окно, увидели нечто такое, чего прежде не замечали: за плечами великана была привешена на веревке гигантская дощатая корзина, в которой, точно куклы в сумке коробейника, сидели десять человек – ученики и помощники Натэра.
О последующих блужданиях и бесчинствах колосса в Аверуани долго еще ходили бесчисленные легенды, беспримерно омерзительные истории сатанинского разгула, подобного которому не случалось на этой кишащей демонами земле на протяжении всей ее истории.
Пастухи, что стерегли свои стада на холмах у Илурни, видели его приближение и вместе со своими быстроногими питомцами бежали в поисках спасения на самые высокие хребты. На таких он обращал не слишком много внимания и попросту давил, как букашек, если они не успевали убраться с его пути. Двигаясь по течению горного ручья, дававшего начало реке Исуаль, он вышел к границе леса; здесь, как рассказывают, он выдрал с корнем огромную вековую сосну и, голыми руками отломав толстенные сучья, соорудил из нее дубину, с которой больше не расставался. Дубиной этой, что была тяжелее тарана, он разнес в щепы придорожную церквушку на краю леса. На пути ему попалась небольшая деревенька, и он дьявольским ураганом промчался по ней, сбивая крыши домов, круша стены и топча беспомощных жителей.
Так он бродил весь день, охваченный безумным неистовством разрушения, точно мертвецки пьяный Циклоп. Волки в самом разгаре охоты бросали добычу и с жалобным воем скрывались в своих скальных убежищах. Охотничьи псы местных баронов не отваживались напасть на колосса и, скуля, забивались в свои конуры.
Люди слышали его громовой хохот и оглушительный рев за много лиг и при его приближении в страхе разбегались и прятались кто куда. Хозяева укрепленных замков сзывали под знамена своих вассалов, поднимали подвесные мосты и готовились к осаде. Крестьяне прятались в пещерах, подполах, в высохших колодцах и даже в стогах сена, надеясь, что страшный великан не заметит их и пройдет мимо. Церкви были переполнены беженцами, убежденными в том, что если не сам Сатана, то один из его ближайших приспешников вознамерился разграбить и опустошить страну, и уповавшими на божественную защиту святого креста.
Оглушительным, точно летний гром, голосом впавший в неистовство колосс изрыгал безумные проклятия, непристойную брань
