– Вера Артемовна, понимаю, не ваше дело, Антонину бы Сергеевну дождаться… – замялся дежурный. – Заключение чиркнете? А то перед майором отчитываться, скоро приедет…
Вера кивнула головой, не отрывая глаз от тела.
– Спасибо, – облегченно выдохнул дежурный и тотчас ушел.
Вера очнулась. Вышла ненадолго и вернулась с кусками марли и большим тазом воды. Поставила таз рядом со столом. Из кармана халата достала четыре желтых церковных свечи. Зажгла спичками и прикрепила к столу в изголовье. Потом нерешительно потянулась к покрывалу, судорожно вздохнула и начала снимать его с мертвого тела.
Зубы ее сжаты до боли.
Покрывало она бросила на пол, скоро туда же упала одежда Виталика, вся в земле и крови. Вера отжала марлю в ведре и стала обмывать труп. Ее лицо было полно страдания, губы что-то шептали не останавливаясь, но слов не разобрать…
Потом она снова ненадолго вышла, унося таз и вещи, и вернулась с белой простыней и двумя иконами, до этого висевшими на стене в ее кабинете. Сложила руки Виталика крестообразно, правую поверх левой, сверху покрыла тело простыней. На грудь ему опустила образок Спасителя, икону Богоматери поставила на тумбочку рядом. И четыре свечи расположила теперь иначе: одну у изголовья, одну у ног и две по обеим сторонам скрещенных рук.
Осмотрела все внимательно. Опустилась на колени перед тумбочкой с иконой и, склоненная, застыла.
Свечи искрили и оплывали, все укорачиваясь…
Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула Антонина Сергеевна. Охнула и поспешно притворила дверь снова.
Вера так и стояла, склонив голову. Блики от совсем уже догорающих свечей играли на ее белокурых волосах.
Уже вечерело. На обоях кабинета было два бледных пятна – от снятых икон. Часы на стене остановились на девяти часах.
Вера сидела за столом и писала. В кабинет вошла Антонина Сергеевна:
– Все.
Вера подняла на нее испуганное лицо, но постаралась говорить спокойно:
– Вот заключение, – и протянула женщине исписанный мелким почерком лист.
– Спрашивали, конечно, не видела ли я чего подозрительного, необычного… – продолжала Антонина, беря лист. – Я сказала, что нет. В конце концов, дело ваше… Виталику этому все равно уже… У него и родных-то нет, детдомовский.
– Спасибо, – тихо сказала Вера и уткнулась лбом в стол. Антонина Сергеевна посмотрела на нее с состраданием. Потом перевела взгляд на часы, подошла ближе. Постучала по циферблату.
– Опять… – вздохнула она и принялась укладывать их обратно в пыльную коробку на шкафу.
Спустя месяц
Вера с листком бумаги в руке зашла в здание администрации и прошла по коридору к двери с табличкой «Заместитель начальника колонии-поселения № 36472—2 майор Алексеев П. Б.». Рядом с дверью за столом сидел Васюхин, румяный паренек, сопровождавший сюда когда-то заключенных, и Сашу в том числе.
– У себя? – указала Вера на дверь кабинета.
Васюхин закивал.
Вера зашла внутрь. В эту минуту майор Алексеев сидел за столом и, глядя в небольшое зеркало, пинцетом выщипывал непокорные волоски, торчащие из гусарских усов не так, как надо. При виде Веры он смутился и быстро убрал и пинцет, и зеркало. На столе стояла большая фотография, где был изображен сам майор, дама средних лет и молоденький улыбающийся паренек.
– А, Вера Артемовна…
– Добрый день…
Увидев лист в ее руке, майор помрачнел:
– Ну, все-таки надумали… Жа-аль…
– Надумала, – подтвердила Вера, протягивая ему заявление. – Уехать отсюда хочу…
Майор раздумывал, одновременно просматривая написанное.
– Ну а что, конечно… Вы молодая, красивая, что вам тут… – убеждал он словно сам себя. – Мои вон тоже, – ткнул он в фото, – не вынесли… Сын в институт поступил, что-то с туризмом… Каково, а? Жена приболела, вчера вот звонила…
Он углубился в чтение, потом оторвался:
– А вот тут-то не дописали чего? И дату тоже…
Вера покраснела:
– Отвлеклась…
Она взяла лист и внимательно посмотрела. Заявление было не окончено, то самое, что Вера писала в начале лета, после изнасилования. Вспомнив это, она даже губу закусила. Взяла ручку и дописала пастой другого цвета:
«…должности медицинской сестры медсанчасти по собственному желанию. Романова В. А. 3 августа 2010 года».
Передала заявление майору. Тот кивнул. Вера встала, собираясь уходить.
– Я вот тоже думаю, может, черт с ним со всем? Плюну и уеду. К семье. А то побег с убийством совсем доканали, я ж не малец уже. Так ведь и не нашли Рокотовского этого… А я свой срок отмотал сполна… Возьму и уеду. Вы как считаете? – спросил у нее Алексеев.
Вера с улыбкой пожала плечами.
– Сами-то куда? – продолжал майор.
– В… Москву, – с заминкой ответила она.
– Ну вот, все в Москву бегут… А отец-то здесь останется… Ладно, езжайте, что я вам могу сказать. Удачи, Вера Артемовна…
– И вам, – ответила девушка и вышла.
Было пасмурно. Антонина Сергеевна с авоськой и Вера, с тяжелой сумкой и гитарой, прошли через КПП и вышли в деревню. Молча дошли до указателя «Веретено», перечеркнутого черной полосой. Вера держала сумку, не решаясь поставить ее в пыль.
– Ты хоть пиши мне, звони, не забывай… – проговорила Антонина Сергеевна, снимая с одежды девушки невидимые волоски.
– Ну конечно, что вы… – обняла Вера женщину.
– Береги себя…
Подъехал старый рейсовый автобус, открылась дверь.
– Ну, с Богом! – благословила Антонина.
Вера уже забралась внутрь, автобус тронулся, когда женщина спохватилась и побежала, неуклюже переваливаясь на больных ногах:
– Вера! Вера! Стой!
Автобус снова остановился. Женщина подбежала и сунула вытащенную из сумки тушку курицы Вере в руки:
– Вот.
Автобус поехал, женщина осталась на дороге, глядя ему вслед.
Вера, все с той же сумкой и гитарой, шла по Петербургу, по набережным, переулкам, проспектам. Ее одежда была запыленной, а лицо усталым. Вокруг сновали толпы туристов с фотоаппаратами, звучала речь многих народов. Это был почти Вавилон.
Наконец она свернула в какой-то старый малоприметный переулочек и зашла в подворотню. На крыльце курила громкоголосая молодежь в белых халатах. Вера старалась не поднимать глаз – ей стало зябко и неуютно, и она ускорила шаг.
Девушка прошла в глубь двора, к большому старому, даже ветхому зданию, по виду бывшему доходному дому, еще дореволюционной постройки, с крошащимся в углах бурым кирпичом и высокими этажами, из-за чего оно казалось куда выше, чем обычные пятиэтажки. От здания словно веяло Раскольниковым и Достоевским. Вера потянула на себя скрипучую дверь с табличкой «Общежитие медучилища».
В коридоре было сыро, обваливалась штукатурка. Откуда-то из комнаты доносился сварливый женский голос:
– Нет, ну а я что? К вам шастают-то!.. Курят. Пожарники уже дважды были!
Другой, более нежный голос пытался тихо оправдываться, слышно было только просительные интонации. Но сварливая не уступала:
– Нет, Лена, вот пусть соседка твоя и возвращает. Подушки, белье – все. Иначе сама покупать будешь.
Из комнаты в коридор выскочила девушка в белом халате с перекошенным лицом, громко хлопнула дверью и фурией промчалась мимо Веры. С потолка сыпалась известка.
Вера потянула дверь на себя и зашла.
– Кто там еще?!
У окна, скрестив руки на груди, стояла немолодая женщина с ярко-рыжими волосами.
– Тетя Катя…
– Верочка! – Женщина поменялась в лице и кинулась расцеловывать девушку.
– Дай хоть погляжу на тебя, родненькая. Красавица моя, – осыпала она поцелуями Веру, гладила по голове, трепала за щеку. – Приехала. А я все жду, жду. Саша-то мне сказал, ты приедешь…
– Он здесь? – радостно затрепетала вся.
– Здесь, конечно, куда ж ему… Я его в мансарду поселила. Зимой-то там холодно, а сейчас самое то… – пояснила тетя Катя.
Вера улыбалась. Тетя Катя вдруг сощурилась:
– И где ты его такого нашла… Страшный! Побаиваюсь аж. Но вроде ничего, не хулиганит…
– Да нет, он смирный. Хороший, – мечтательно заулыбалась Вера.
– Ну смотри, тебе видней.
Вера уже хотела бежать наверх, но тетка не отпускала, держала за руку, жадно разглядывая родное лицо.
– Отец там как? Оправился? А то после Нининых похорон сам не свой ходил… – допытывалась тетя Катя. – Думала, сам богу душу отдаст…
– Да все нормально уже, отошел, – кивнула Вера, отведя глаза в сторону. И снова обняла тетку.
В дверь постучали.
– Занята я, позже! – так же сварливо крикнула тетя Катя. Но вдруг засмеялась молодым смехом:
– Ну, иди, что ж я тебя… Соскучилась, поди. Твой-то каждый день чисто зверь в клетке. Ходит и ходит, тебя, видно, ждет… Беги.
Вера вышла в коридор и потащилась вверх по шатким пролетам лестницы. На самом верху была только одна дверь. Она открылась прежде, чем Вера успела постучать, и Саша тут же схватил ее на руки и закружил по комнате.
