— Закругляемся! — объявил Рон Томпсон, режиссер и продюсер рекламы.
Ева стала собирать свое барахло, Рон удержал ее руку.
— Слушай, давай выпьем вместе в моем личном офисе, а потом уже разойдемся по домам, а? Не знаю, как ты, но мне сейчас выпивка не повредила бы!
Стены личного офиса Рона увешаны дипломами. Ева читала: «Специальная премия: десерты», «Второе место: сладости и закуски», «Золотая пальма: моющие и чистящие средства».
— Тебе нравятся мои Клео?
— Клео?
— Ну, статуэтки! — Рон указал на полку. — Это наш эквивалент голливудских Оскаров.
— Здорово!
Еве казалось лестным, что Рон Томпсон, смуглый и симпатичный победитель всех этих конкурсов, настолько расположился к ней, что пригласил выпить в свой кабинет.
— Ты же самая сексуальная маленькая мойщица туалетов во всем Нью-Йорке, — смеялся Рон.
Он допил остатки своего виски и потянулся к бутылке.
— Позвольте! — он галантно взял стакан из Евиных рук.
— Ой, нет, мне хватит! Я так хочу, есть, что еще капля алкоголя, и я просто свалюсь.
— Ну, это не проблема! Можем либо съесть по бифштексу в «Чак композит», либо по гамбургеру в «Пи-Джей».
— Тут другая проблема: на мне же весь этот грим, я под ним задыхаюсь.
— Тоже мне проблема! Забежим на минутку ко мне, и ты ополоснешься. Ванна-то у меня есть! — Рон подмигнул. — Потом можем пойти поесть или заказать домой ужин из «Довер-деликатессен».
Измотанной съемочным днем Еве больше всего хотелось бы добраться до дома и полежать в горячей ванне, но упустить возможность провести вечер с Роном Томпсоном, одним из влиятельнейших людей в мире рекламы, было бы глупо. Откажи ему сейчас, он в другой раз, пожалуй, и не пригласит!
В квартире Рона Ева прямиком отправилась в ванную, стены которой были отделаны золотистой плиткой и золотистой же мешковиной. На крючке, прикрепленном к внутренней стороне двери, висел халат с турецким рисунком и спринцовка. Ева смыла с себя густой и липкий грим, подкрасилась заново и через несколько минут уже была в гостиной, где ее ожидал Рон.
— Как насчет бренди? — спросил Рон.
— Давай, — ответила Ева, не желая выдавать свое невежество. Ева никогда раньше не пробовала бренди. Она с робостью приняла большой округлый бокал — и обожглась первым же глоточком.
— Ох, кашель этот, — пробормотала Ева, стараясь унять его.
— Поесть надо! — объявил Рон. — Давай закажем сюда. У тебя какой сегодня настрой — закажем из «Золотой монеты» или из «Довера»?
— Все равно! На ваш вкус, — ответила Ева.
У нее так закружилась голова, что ей действительно было все равно, что есть.
— Я хочу включить телевизор в половине десятого, сегодня же первый показ нашего ролика! Вот увидишь, его в этом году выдвинут на Клео.
Рон набрал номер и заказал из ресторана ужин.
— Давай пока посмотрим телевизор, — он провел ее в спальню. Ева шла за ним, едва переставляя ноги — голова кружилась все сильней.
— Лучшая коммерческая реклама года, уверяю тебя! — говорил Рон. — Там есть такой кадр — модель свисает с небоскреба, и держит ее только эластичный лифчик! На всей Мэдисон-авеню никто не делал ничего подобного!
— А вам как удалось?
— Система блоков и проводов.
Рон включил телевизор, сбросил обувь и уселся на кровать, усадив Еву рядом.
— Ну что скажешь? — спросил он, когда передача закончилась. — Не слабо, а?
— Совсем не слабо, — согласилась Ева.
— Это что-то говорит людям, а?
— Безусловно, говорит.
Теперь к головокружению добавилась головная боль. Ева мечтала о том, чтобы Рон выключил проклятый телевизор, но он и не собирался.
— Это хорошо, — сказал Рон, блестя глазами. — Здесь все в порядке. Можем перейти к более приятным делам!
Он закатал рукава своего свитера и придвинулся к Еве, всем телом нажимая на нее.
— Ты меня так завела, когда наклонялась над этим туалетом, — прошептал он. — Платье у тебя сзади вздергивалось — ну есть же предел мужскому терпению!
Полузакрыв глаза и приоткрыв рот, он зарылся головой в ее грудь. Губы у него оказались нежными и мягкими, язык шелковистым, а руки сильными и умелыми. Еве хотелось растаять в его объятиях… Но ведь она едва знакома с Роном. Неужели это всегда так? Почему мужчина обязательно старается захватить девушку врасплох? Но Евины сомнения и сдержанность быстро слабели, а Рон все сильней притягивал ее к себе. Ева больше не противилась.
— Давай устроимся поудобней! Рон стащил с себя свитер.
Господи, что он, совсем раздеться собирается? Ева в смятении смотрела на его голую грудь, поросшую волосами. Рон наклонился и целомудренно поцеловал Еву в лоб.
— Дай я все сделаю, — сказал он и, осыпая поцелуями ее лицо и шею, принялся расстегивать пуговички на блузке.
Расстегивая Евин пояс, он уже тяжело и громко дышал, а Еве казалось, будто ее разум отделился от тела и существует самостоятельно, плавая где-то над ними.
Рон сбросил с себя брюки, потом трусы. У Евы болезненно пульсировало в висках, перед глазами все плыло, ее начало тошнить.
Рон, совершенно голый, вытянулся в постели рядом с ней. Ева пыталась противиться, но он снова отыскал ее рот и, закрыв его губами, снимал с нее юбку. Ева дернулась, его рука скользнула в трусики и проникла туда, где было шелковисто и влажно.
— Рон, — стонала Ева, — ну пожалуйста…
— Да, детка, да, детка…
— Не надо, это может плохо кончиться… Чем-то ужасным…
— Что же тут может быть ужасного? — Рон нежно целовал ее. — Я буду, осторожен, я все буду делать, как тебе хочется.
Его движения вызвали ураган ощущений, которым она уже не в силах была противиться. Все происходило чересчур быстро. Ева хотела, чтобы это происходило помедленней. Она хотела бы привыкнуть, и тогда, может быть…
Надо было что-то сказать.
— Рон, мне хорошо с тобой.
Голос ее звучал напряженно и фальшиво.
— Я хотела сказать… надо поосторожней… нельзя так увлекаться, потому что… я девственница.
— Девственница! Господи, да мы сейчас решим эту проблему!
— Нет! Я не могу… Не сейчас.
— Это почему еще?
— Не знаю… Просто не могу.
Еву начало по-настоящему тошнить.
— Я католичка, и я всегда считала, что это можно только в брачную ночь, сейчас я уже стала многое понимать, но все равно нужно ведь, чтобы я тебя любила, чтобы ты меня тоже любил, но я же не знаю, мы с тобой почти незнакомы, и рано говорить, любим ли мы друг друга…
— Тебе что надо? — рявкнул Рон. — Ты понимаешь, что у меня все болит от твоих штучек!
