Если эти насекомые действительно способны адаптироваться к окружающей среде, Белл проверит, насколько далеко они смогут зайти. Увидит, только ли рацион влияет на их адаптацию.
Личинки с меткой «жара» жили в маленьком террариуме, стоявшем на полу у обогревателя. Белл дотронулся до стекла — на ощупь оно оказалось горячим. Температура определенно оказывала влияние на личинок, но они тем не менее продолжали расти, с каждой неделей увеличиваясь в два раза.
Жителей террариума, помеченного стикером «падаль» Белл кормил остатками крыс, которых приносили от беркута. Эти личинки оказались самыми интересными. Пробираясь в мертвую крысу, они выедали ее изнутри.
Чарлз Дарвин верил в Бога до тех пор, пока не изучил паразитирующую осу Ibalia. В своих заметках он писал: «В мире слишком много страданий. Я не могу убедить себя в том, что благодетельный и всемогущий Бог создал бы ос, питающихся изнутри живыми телами гусениц». Особенно мерзким Дарвин нашел тот факт, что личинки пожирали живую ткань постепенно и вся их трапеза длилась целых три года. При этом они до последнего сохраняли жизненно важные органы, как будто хотели продлить страдания носителей возможно дольше. Дарвин не мог вообразить Бога, сотворившего это.
А Белл мог.
Он подумал о механизме перезагрузки. Вообразил единственный вид со множеством фенотипов, уже закодированных в геноме — целый каталог взрослых форм. Достаточно лишь толчка — и существо становится на один из возможных путей.
— Может, они, как слепые пещерные рыбы? — предположила как-то вечером Шона.
Он следил за ее лицом, пока она смотрела через стекло.
— В ДНК пещерных рыб есть большинство необходимых генов для развития глаз, — произнес Белл. — Все, что нужно для хрусталика, сетчатки и века, все гены, кроме одного важного ингредиента, который запускает сам процесс возникновения глаз. Но если скрестить две популяции слепых рыб, могут получиться рыбы с глазами.
— Это нелогично, — сказала Шона.
— Логично, если слепота рецессивная, а популяции слепы по разным причинам.
— Но ты же говорил, что эти штуки не спариваются.
Белл, погрузившийся в свои мысли, проигнорировал эту фразу.
— Или они похожи на стволовые клетки, — продолжил он, — каждая из которых содержит гены для нескольких видов тканей, а затем, со временем, выбирает свой путь.
Он наклонился и постучал пальцами по стеклу.
— Как ты думаешь, откуда они появились? — спросила Шона.
— Наверное, завезли вместе с фруктами. С бананами. Из Центральной Америки. Я не уверен.
— Почему их нет в книгах?
— Миллионы видов насекомых не описаны и по сей день. К тому же, возможно, их уже описали. Одну из их разновидностей. Как тут можно быть в чем-то уверенным?
* * *
Выискивая причину не возвращаться домой, Белл решил по второму разу проверить клетки.
И обнаружил, что дверь туннеля, ведущего к лемурам, распахнута настежь.
Он сам запирал ее. И сам проверял.
Где-то в мозгу прозвенел тревожный звоночек.
Рано или поздно работники зоопарка обзаводились либо такими звоночками, либо шрамами.
Белл постоял, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте длинного туннеля, приходившего под мостом к острову лемуров.
В конце туннеля сиял свет, потому что дверь к лемурам тоже оказалась открыта. На фоне дверного проема темнел силуэт. Кто?..
— Эй! — выкрикнул Белл.
Появилось еще несколько силуэтов поменьше. Резкие, трясущиеся тени. Пять или шесть лемуров подпрыгнули, взвизгивая. Тень размахнулась, как питчер, и бросила что-то. Раздалось поскуливание. Лемуры взвыли и разбежались.
— Коул? — позвал Белл, входя в туннель.
Один из лемуров не убежал. Он вертелся на месте и щебетал.
Глаза Белла привыкли к темноте. Тень обросла деталями и обрела плоть. Коул.
В руке он держал горсть гладких белых камней, зрачки его расширились от ярости.
— Какого хрена ты делаешь? — заорал Белл.
— Они бросались в меня дерьмом. Своим проклятым дерьмом.
— О черт…
Коул обернулся, и его рука резко выпрямилась во тьме. Камень просвистел у самого уха и громко ударился во внешнюю дверь. Туннель откликнулся гулким эхом.
Белл замер.
Коул подошел к нему.
— Думай, как со мной разговариваешь, — произнес он, и на мгновение мужчины уставились друг на друга, ожидая, что произойдет дальше. Затем глаза Коула изменились — ярость исчезла, будто ее сдуло порывом ветра. Коул оттолкнул Белла и пошел прочь.
Лемур искал на ощупь дорогу к свету, к своему острову.
Белл пришел в себя, но не сказал ничего. Но ведь он должен что-то сказать, не так ли? Что-то же нужно сделать?
Он написал самому себе воображаемую записку:
«Никогда больше не пускать в свою жизнь сумасшедших».
Ни в коем случае.
* * *
Метаморфоза — это магия. И Дарвин тоже об этом знал.
Иногда это черная магия.
Превращение головастика в лягушку. Личинки — в осу. Друга — во врага.
Белл смотрел, как личинки едят. Они уже достигли приличных размеров. Некоторые — почти тринадцать сантиметров в длину, кроваво-красные, вымахавшие без всяких на то причин. Вскоре они начнут строить свои бумажные коконы. Превращаться в то, во что им положено.
Белл размышлял о преимуществах такого механизма адаптации. Возможно, этот запас адаптационного потенциала охранял их от излишне узкой специализации. Эволюция — процесс медленный, и когда меняются условия, популяции реагируют далеко не сразу. Если отставание оказывается слишком сильным, не изменившиеся вовремя виды попросту вымирают.
Белл знал о нескольких видах островных ящериц, размножавшихся партеногенезом. Такие виды всегда оказывались юными и изолированными. Они — отклонение от основного пути эволюции. Большинство из них в конечном счете ждала гибель, потому что половое размножение куда лучше подходит для создания следующего поколения. При половом размножении гены смешиваются, возникают новые фенотипы, частота генов смещается. Половое размножение перетасовывает генетическую колоду из поколения в поколение.
Виды, размножающиеся партеногенезом, с другой стороны, вынуждены снова и снова разыгрывать одну и ту же карту.
Но только не насекомые в задней комнате.
Они, похоже, выбирали из целой колоды, несмотря на партеногенез. Они стремительно адаптировались, изменяясь за одно поколение. А следующее поколение откатывалось назад. Этот шаг выглядел вполне логично — получалась уже не просто эволюция, а эволюция эволюции. Но как такое возможно?
Белл подумал о Коуле и других, подобных ему. Вспомнил дискуссии о роли воспитания и природных факторов в формировании личности. В другом времени и в другом месте Коул вполне бы мог приспособиться. В другом времени Коул, возможно, стал бы совершенно другим человеком.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
