После занятий естественными науками с мистером Броком девушка обычно имела в полном своем распоряжении два часа до ужина в кругу семьи и учителей, которые частично заменяли Флорентине заботливых и участливых дядюшек.
Образовавшийся перерыв она заполняла музыкой или чтением — занятиями, забавно контрастирующими с научной деятельностью и рациональной натурой мистера Брока. Однако теперь девушка предпочитала прогуляться по тихому вечернему замку, наугад сворачивая в каменных лабиринтах, что являлось своего рода давним развлечением, имеющим свои истоки еще в совсем юном возрасте девушки. В то время она бегала по древнему готическому замку, оставляя позади гулкое эхо от своих детских миниатюрных туфелек зыбким, шумовым шлейфом.
Что именно заставило Флорентину снова бродить по бесчисленным коридорам: воспоминания ли раннего детства, проснувшееся ли самосознание? Или же симбиоз этих двух понятий попросту нерасторжим? Как бы то ни было, некое чувство снова и снова заставляло девушку выходить из ее покоев и двигаться к замку в хаотичном направлении, избирая разные и непредвиденные пути, заводящие ее в отдаленные и заброшенные уголки, туда, где человек не появлялся, возможно, много лет или десятилетий. То были старые комнаты: спальни, каморки, подвалы, залы, галереи и множество других забытых всеми помещений. Везде витал дух запущенности, на всем мягким покрывалом лежала серая пыль. Флорентина воображала себя то Христофором Колумбом, открывающим terram incognitam[27], то храбрым Тесеем, ведомым нитью любящей его Ариадны. Ей казалось, что странный и извилистый путь неизбежно приведет к потрясающему открытию, которое станет ключевым в ее долгих изнурительных поисках и изысканиях.
Конечно, столь завидное упорство, пламенное желание и уверенность в собственных силах привели к ожидаемому триумфальному концу. Запущенность в некоторых частях родового замка, ввиду недостаточного количества прислуги, необходимого при величественных размерах поместья, сыграла на руку осчастливленной девушке. Все оказалось просто: как-то вечером она заметила отчетливый след от ботинок на полу одного из тупиковых коридоров, покрытом разводами пыли и песка, неведомо откуда появившихся там.
В этом коридоре почти не было окон: только под самым потолком светилось крошечное полукруглое оконце, еле пропуская жаркие солнечные лучи сквозь замызганные стекла, грязные, как и все вокруг них.
На этот раз девушка забрела действительно очень далеко от жилых комнат, что внушало долю страха, но природное и выпестованное любопытство было сильнее. Скудное освещение не позволяло оглядеться и рассмотреть в деталях окрестности, да и смотреть было не на что. Голые обветшалые стены с парой потемневших от времени бронзовых бра, пыльный испачканный пол и пожелтевшее окно составляли единственное убранство этого мрачного коридора. Идти дальше казалось бессмысленным, поскольку даже в полумраке было заметно, что это — тупик.
Флорентина хотела уйти прочь из негостеприимного места, но что-то потянуло ее в глубь темного прохода, противореча всякой логике и доводам рассудка. Интуитивное восприятие оказалось важнее. Какой силы было изумление девушки, когда она обнаружила незаметный, скрытый от чужих глаз альков с затемненной дверью, закрытой на массивный железный засов.
Видимо, здесь никто не ждал гостей, иначе бы дверь закрыли на прочный, крепкий замок. Или же это всего только старая каморка, чулан, покинутый вследствие ненадобности? Множество догадок пронеслось суматошным вихрем в голове девушки всего за несколько секунд, а руки в это время уже боролись с ветхим проржавевшим засовом на дверном массиве. С пронзительным скрипом он наконец поддался, оглушительно загрохотав в звенящей тишине коридора, разносясь раскатистым эхом в вышину нервюрного свода. Захваченная тревожными ожиданиями и пьянящим предвкушением, Флорентина с силой толкнула тугую дверь и вошла в образовавшийся проход.
Он был узок и довольно тесен; с низкого потолка кружевным облаком свисала тонкая паутина, почти касаясь мягких волос девушки. Ход вытянулся в длину всего на пять метров, и Флорентина, брезгливо поводя плечами, испытала невероятное облегчение, когда достигла в конце тоннеля следующей двери. Удивительно, но в ней не имелось ни замков, ни засовов, — старая дверь легко, без шума и скрипа, будто ее регулярно смазывали, поддалась, нисколько не затруднив девушку.
Глазам изумленной Флорентины предстала небольшая, в форме неправильного четырехугольника комната. Из-за необычного вида ее очертания казались искривленными или смещенными в одну сторону. Стены комнаты, больше похожей на архив или хранилище, прятались за бессчетным количеством шкафов, подвесных полок, тумб и комодов, а по углам жались небольшие округлые столики со скудно разложенными на них нотными сокровищами. Складывалось впечатление, будто кто-то вытащил их для подробного изучения, но в спешке так и оставил пылиться на столе.
Мебель представляла собой забавное попурри из различных стилей: изящные птичьи лапки и прихотливая резьба соседствовали с простыми геометрическими формами античности, а техника маркетри плавно перетекала в шелковую обивку стульев и кресел. Все полки были заняты кипами бумаг, книг, разномастных рукописей и прочих листов, сложенных совершенно беспорядочно. Однако если окинуть комнату беспристрастным взглядом постороннего наблюдателя, можно заметить в несомненной хаотичности расположенных вещей внутреннюю закономерность и последовательность, скрытую гармонию и связь. Может быть, не каждый человек сможет усмотреть саму суть, но непременно воспримет ее столь интуитивно и чувственно, что попросту не позволит себе поднять руку на кажущийся беспорядок и изменить его. Придется приложить колоссальное усилие воли, чтобы заставить себя прикоснуться к чему-то столь совершенному и гармонично сложенному. Словно сама природа восстает против посягательств на ее творения. Но если рубеж преодолен, то после совершенного действия, разрушившего обманчивую бессистемность, несомненно, испытаешь горькое чувство затаенного стыда и зарождающегося раскаяния от своего вмешательства.
Флорентина не раз наблюдала за звездами и их скоплениями, хитросплетениями и показной сплоченностью, гравитационной связанностью и отдаленной рассеянностью, но не позволила им обманывать себя таинственным далеким свечением. Их коалиции, большие и малые, иногда казались в высшей степени нелепыми и хаотичными, но кто из людей осмелится оспорить исключительно совершенный порядок в них? Да и разве сама Вселенная, величественная и необозримая, не вышла из всеобъемлющего лона хаоса, сотворяющего и всепоглощающего? Вселенная, с ее бесчисленными мерцающими галактиками, содержащими десятки, а может и сотни, созвездий, и в неукоснительном порядке нашедшими себе земное воплощение в форме микроскопических частиц, также сочетающих в себе еще более первичные составляющие, с которых начинается и которыми заканчивается жизнь. И было бы безрассудством так варварски вмешиваться в покоряющее времена и пространства единство.
