Эллери успел проехать полпути до Манхэттена, прежде чем понял, что имела в виду Эллен.
В итоге никому не пришлось дожидаться исцеления запястья выжившего близнеца с целью определить его порядковый номер. Эту странную проблему решили два парикмахера, находившиеся на расстоянии двух тысяч миль друг от друга. Одноглазый парикмахер из Миссулы в Монтане, где расположен университет этого штата, говорил с уверенностью по поводу Джона Третьего, а усатый парикмахер, обремененный одиннадцатью детьми, владелец полуподвального салона на Макдугал-стрит в Гринвич-Виллидж, штат Нью-Йорк, дал столь же уверенные показания in re[97] Джона Первого.
Однако изрядная доля славы приписывалась и самому выжившему близнецу (Эллери прочитал обо всем этом в газете), которому невольно помогла хорошенькая медсестра по имени Уинифред (Уинни) Уинкл, оказавшаяся на дежурстве в отделении неотложной помощи больницы Верхнего Уэстчестера в Гилденстерне, штат Нью-Йорк, когда туда доставили пациента.
Оставшийся в живых Джон Себастьян (Первый), после того как его невеста Расти Браун с покрасневшими от слез глазами покинула дом Крейга, удалился в свою комнату (тело его брата уже увезли в морг) с бутылкой виски «Мэрилендская пантера» (каким-то образом затесавшейся в безукоризненную коллекцию напитков Артура Бенджамина Крейга), выпил ее до дна и, пытаясь (как он объяснил в больнице лейтенанту Луриа) повторить рекорд скорости для коммерческих самолетов, установленный в канун Нового года пилотом трехмоторного «фоккера» в Кливленде и составивший 203 мили в час, пролетел вниз целый лестничный пролет и приземлился вниз головой в точке соединения стойки перил и двери холла.
Первая помощь на месте была оказана сержантом Стэнли (Збышко) Дивоу и мистером Артуром Крейгом, после чего олдервудский Икар[98] был доставлен в больницу Верхнего Уэстчестера, в девяти милях от Олдервуда, куда он прибыл больше похожим на недавно забитого бычка (как позднее сержант Дивоу сказал репортерам), чем на человеческое существо. Интерн[99] произвел первичное обследование, определил, что причиной кровотечения была глубокая рана на голове, и велел сестре Уинкл побрить волосы пациента в районе раны, пока он приготовит нити для наложения швов. К этому времени из Олдервуда прибыли доктор Сэмсон Дарк и лейтенант Луриа. Покуда доктор Дарк принимал больного у интерна, лейтенант Луриа услышал бодрое замечание сестры Уинкл:
— Ему не понравится, что вылезло наружу это безобразное родимое пятно!
Остальное — достояние истории. Пациент, придя в сознание всего лишь с раскалывающейся с похмелья головой и болью в костях и услышав от лейтенанта Луриа о родимом пятне на голове, поклялся, что не подозревал о нем, так как всегда имел густые волосы и никогда не обладал привычкой подолгу разглядывать себя в зеркале, подобно Нарциссу[100]. Доктор Дарк, его постоянный лечащий врач, и мистер Крейг, его постоянный опекун, также заявили, что не знали о пятне, поскольку им никогда не приходилось пристально изучать скальп пациента ни в детском, ни во взрослом состоянии. Лейтенант Луриа спешно позвонил медэксперту, доктору Теннанту, и поехал в морг, где доктор Теннант присоединился к нему. Медэксперт затребовал тело Джона (Первого или Третьего) Себастьяна, обследовал указанный лейтенантом участок головы и с триумфом заявил:
— У него нет родимого пятна!
Наличие пятна лишь на скальпе живого Джона, хотя у однояйцевых близнецов обычно бывают идентичные родимые пятна, и внимательное обследование самого пятна, когда повязки были сняты, побудило доктора Сэмсона Дарка предположить, что это не настоящий naevus[101], а, вероятно, след щипцов, оставленный акушером во время рождения пациента.
Следующая глава была написана Фаустино Кванки, трижды благословенным парикмахером из Гринвич-Виллидж, которого лейтенант Луриа отыскал в порыве вдохновения. Мистер Кванки был парикмахером Джона Первого с тех пор, как тот обосновался в Гринвич-Виллидж в 1925 году. Да, Кванки с тех пор четыре года стриг волосы мистера Себастьяна personalmente[102]. Родимое пятно на голове? Да, Кванки видел пятно с первого раза, когда мистер Себастьян сел в его кресло. В каком месте головы? Вот здесь (проиллюстрировано волосатым указательным пальцем на черепе лейтенанта Луриа). Как оно выглядело? Большое. Вот такой формы (проиллюстрировано огрызком карандаша на полях «График»).
Ergo[103], живой Джон был Джоном Первым.
Успех не вскружил голову лейтенанту Луриа. Каковым бы ни было его поведение на разных стадиях этого дела, он не совершал ошибок по причине излишней доверчивости. Лейтенант сделал официальные запросы в штате Айдахо. След привел к западному склону перевала в Скалистых горах, к университету штата Монтана в Миссуле, где Джон Третий провел четыре года. Парикмахерам кампуса показали его фотографию из университетского архива. Парикмахер Кларенс Родни Пик, потерявший глаз в Аргоннском лесу[104], хорошо помнил Джона Третьего. «Этот сукин сын чуть не обрюхатил мою младшую сестру Мэрибелл. Он специально стригся у меня, чтобы подобраться к ней поближе. Когда я понял, что надо этому ублюдку, то сказал ему: «Когда ты в следующий раз подойдешь к моему креслу, осквернитель монтанских женщин, я перережу твое чертово айдахское горло». После этого он стригся в мясной лавке Уормсера. Пятно на скальпе? Не видел. Нет, я не мог его не заметить — я все замечал у этого молодого паскудника. Не смотрите, что у меня один глаз, приятель, я им вижу не хуже, чем вы двумя, ха-ха-ха!»
Ergo, судя по всем данным, позитивным или негативным, мертвый Джон был Джоном Третьим.
Последующее сравнение аутентичных образцов почерков Джона Первого и Джона Третьего, когда запястье выжившего Джона приблизилось к нормальному состоянию, доказало без всяких сомнений, что, по крайней мере, насчет своей личности живой Джон говорил правду.
Это казалось существенной победой сил закона и порядка, но, когда энтузиазм остыл, стало очевидно, что от разграничения Джона Первого и Джона Третьего не выиграл никто, кроме Джона Первого. Во всяком случае, от этого не выиграл лейтенант Луриа или, когда его перевели на другую должность, его преемник и начальство. Тайна, кто воткнул кинжал в спину старого доктора Корнелиуса Ф. Холла в библиотеке Артура Крейга, соперничала в своей непроницаемости с другой тайной — кто проделал такую же операцию с Джоном (Третьим) Себастьяном в спальне наверху спустя десять дней. Какие-либо ключи к разгадке просто-напросто отсутствовали. Даже теории быстро умирали от истощения.
Джон (Первый) Себастьян должным образом вступил в права наследования (об этом Эллери также узнал из газет). Каких-либо юридических осложнений не возникло, ибо он был истинным Джоном (Первым) Себастьяном — «моим единственным сыном, Джоном», упомянутым в отцовском завещании, — и против гранитной глыбы этого факта жизнь и смерть его брата выглядела гусиным перышком. Как указал адвокат Пейн Артуру Крейгу в личной беседе, даже если Джон Первый убил Джона Третьего и это можно было бы доказать, права Джона Первого на наследство нисколько бы не уменьшились. По завещанию отца Джон Третий никогда не имел никаких прав на наследство, а значит, не мог быть лишен их. Как злорадно заметил мистер Пейн (подобно мистеру Фримену, он давно решил, что шантажистом был Джон Третий), в том, что касалось отцовского завещания и вопроса отцовства в целом, Джон Третий мог бы с таким же успехом не родиться вовсе.
Печальным побочным эффектом катастрофы, за которым Эллери следил с глубоким сочувствием, была судьба романа Джона Себастьяна и Йоланды (Расти) Браун, окончившегося ничем. Мисс Браун, сопровождаемая своей матерью, отправилась «на поиски новых идей» в Калифорнию на неопределенный срок. Перед отбытием она и Джон Себастьян имели двадцатиминутный разговор наедине за запертой дверью. Когда Расти вышла, бледная, но гордо выпятив подбородок, репортеры обратили внимание, что бриллиантовое «кольцо дружбы» исчезло с безымянного пальца левой руки мисс Браун. Хотя она (как и Джон Себастьян) отказалась от комментариев, пресса выразила мнение, что пара более не является помолвленной, а когда Расти (все еще оставаясь мисс Браун) села в поезд до Лос-Анджелеса, стало очевидным, что свадьба не состоится.
Что касается двойного убийства (считалось, что убийства доктора Холла и Джона Третьего связаны между собой, хотя в непроходимых джунглях этого дела никого бы не удивило, если бы все оказалось совсем наоборот), никакой официальной версии не было предложено, никто не был арестован, и досье оставалось в папке с надписью «Открыто», пока папка не сгнила от возраста.
Дело остается нераскрытым и по сей день.