— Расписку возьмете? — спросил он.
— Вообще-то я не знаю вашего имени, — сказал Джарвин, — но у вас лицо честного человека. Конечно, вашей подписи будет достаточно. Только… мне бы хотелось дать вам дружеский совет, раз вы уж все равно начали проигрывать… может быть лучше прекратить игру сейчас. Ведь вы и так проиграли уже почти двадцать тысяч долларов, мистер Хейл!
Толпа ахнула, услышав это. Вот уж действительно, игра по-крупному! Чарльз продолжал играть, по-прежнему сохраняя совершенное спокойствие и все так же гордо восседая на своем стуле. Вот только лицо его теперь казалось бледнее, чем прежде, и сам он словно окаменел. Он совершал он самые заурядные глупости, удваивая ставки и пытаясь отыграться. Было просто-таки невыносимо смотреть на то, как бедный Чарли ставит пять тысяч на пару королей! Но в следующий момент ему вдруг снова неожиданно везло. Поспешно делались ставки — банк стремительно пополнялся долговыми расписками со стороны Чарли: и деньгами вместе со все теми же расписками со стороны Джарвина.
И вот пришло время раскрыть карты — в руке у Чарли оказались три семерки и пара двоек; а у Майка Джарвина — две двойки и три валета.
— Примите мои поздравления, — сказал Чарли, отодвигая свой стул. — На сегодня с меня, пожалуй, хватит. Я выхожу из игры!
Глава 28. ТЯЖЕЛАЯ ЖИЗНЬ
Чарли вышел из комнаты, гордо подняв голову и спокойно глядя перед собой, провожаемый уважительными взглядами, словно говорившими: «Вот это парень!»
Глядя же на Майка Джарвина, все лишь с усмешкой качали головами. «Удачливый старый дурак!» — таково было всеобщее мнение.
— Надеюсь, — сказал Джарвин, — парнишка переживет потерю такой уймы денег. Кто бы это мог быть? Его зовут Чарльз Хейл. Интересно, а расплатиться-то он сможет?
— Кто? Чарли Хейл? — переспросил кто-то из стоявших рядом. — Этот-то сможет. А если нет, то возьмет у отца. Они там, наверное, миллионами ворочают. Богатые, как черти. Ничего, с них не убудет!
— Отличная новость! — воскликнул мистер Джарвин. — Черт побери, никогда ещё мне так не везло! Полагаю, мне тоже пора перестать испытывать судьбу.
Его уговаривали остаться. Все знали, что в карманах у него теперь лежало целое состояние. Если бы он только согласился на игру, ставки в которой не выходили бы за пределы разумного — и вот тогда бы они в два счета обыграли бы его, обобрали бы до последнего цента.
Но счастливый победитель не поддавался ни на какие уговоры. Ему уже повезло, и незачем снова искушать судьбу. Возможно, как-нибудь в другой раз, если у них будет настроение сыграть… Он пробирался сквозь толпу, и Питер поймал себя на том, что следует за ним и чуть заметно улыбается.
Джарвина он нагнал только на улице. Тот был вне себя от счастья.
— Все прошло гладко, как никогда, — ликовал Майк. — Может быть вы, сэр, все-таки поинтересуетесь, какова была моя прибыль от этой игры?
— Тысяч пятьдесят? — спросил Питер.
— Больше шестидесяти пяти, провались я на этом места, — сказал Майк. — Они оказались даже глупее, чем я думал. Мне, конечно, и раньше доводилось спускать себе в карман довольно приличные деньги, но чтобы вот так, на глазах у целой толпы, страстно желающей облапошить меня — такое со мной впервые! Еще никогда в жизни я не делал ничего подобного! Пит, этот городишко — настоящее золотое дно. Столько олухов в одном месте! За то время, что они давали мне на тасовку и сдачу карт можно было запросто научить собаку танцевать. Так что каждый раз у меня была возможность сложить колоду в нужном мне порядке. Что я до последнего и проделывал. А этот молокосос сидел, как часовой. «Я не покину своего поста», — говорит часовой. «Тогда изволь получить вот это», — говорю ему я и выдаиваю из него очередные десять тысяч.
Мило, не правда ли? Давненько я не получал столько удовольствия, как от сегодняшней игры. А они-то приняли меня за убогого! Остается лишь молить Всевышнего о том, чтобы они не узнали меня прежде, чем я снова нагрею их на кругленькую сумму! А уж деньжата у этих ротозеев водятся, можешь не сомневаться. Тем более, что теперь всем им неймется поскорее обыграть меня! Что ж, я, конечно же, проиграю несколько тысчонок, так сказать, для приманки, а затем сорву куш. Ведь кто знает, когда мне снова так повезет!
Он положил на мускулистое плечо Питера свою толстую руку и залился счастливым смехом.
— Покажи мне расписки, — попросил Питер.
— Вот они, одна к одной, — сказал Джарвин. — Можешь пересчитать. С ними я… Эй, сынок, что ты задумал? — забеспокоился он, увидев, что Питер сунул листки в карман. — Это же пятьдесят тысяч, а ты их так комкаешь! — воскликнул Майк Джарвин.
— Это перебор, — сказал Питер. — Хватит с тебя и наличных, которые ты украл сегодня.
Майк был вне себя от возмущения.
— Это просто неслыханно! Ты что, собираешься надуть меня? Совести у тебя нет! Так это и есть твоя цена? Пит, ты что и в самом деле…
— Не ной, — оборвал его Питер. — А ты думал я буду просто стоять в сторонке и спокойно наблюдать, как ты грабишь моего собственного кузена? Нет, Майк, все это э верну ему. А ты давай, иди своей дорогой… насколько я понимаю, представление окончено!
Майк Джарвин разразился блинной бранной тирадой; он даже зашел так далеко, что сделал многозначительный жест, хватаясь за карман, но затем вдруг передумал и, резко развернувшись, зашагал прочь.
Питер же отправился на поиски своего кузена. Найти его было несложно. Если Чарли и до игры слыл достаточно важной персоной, то уж из-за карточного стола он вышел настоящей знаменитостью. Портье в гостинице немедленно проводил Питера в комнату, в которой остановился Чарльз, и в ответ на стук, дверь немедленно отворилась, и на пороге стоял сам герой событий, бледный, как полотно.
Увидев перед собой Питера, он ахнул от неожиданности.
— Питер! Как ты здесь оказался? Заходи же!
Затащив Питера в комнату, он поспешно закрыл дверь.
— Ты уже слышал обо всем, да?
— Да.
— Мне конец, Питер! Я уничтожен! — хрипло выдавил Чарльз.
Он принялся нервно расхаживать по комнате.
— Я столько вкалывал — ты сам это знаешь. Я был таким, каким хотел видеть меня отец. А теперь я повержен. Все кончено!
— Что кончено?
— Я имею в виду отца. Теперь он не пожелает меня видеть. Потому что больше всего на свете терпеть не может карты и игроков. Он говорит, что, человека, пристрастившегося к азартным играм убить мало, потому что горбатого только могила исправит. Отец смог бы мне простить убийство, но только не то, что случилось сегодня. У него больше не будет никакого доверия ко мне. Теперь я для него не больше, чем собака. А ты, небось, после того нашего с тобой разговора, и рад видеть меня поверженным! Подумать только, столько трудов, жизнь кончена!
