Дальше я не стала наблюдать.
Она платила ему и поколачивала его – нечего сказать, многое может получить от жизни женщина, даже если она богата, независима и знаменита! Нет уж, лучше я буду заниматься делом в клинике. К слову сказать, Шпатц все же бросил мать. Он приобрел хобби, которое она не оценила, – эротическую живопись. Молодые натурщицы раздражали мать, ее мумифицированная красота не выдерживала сравнения с их цветущей красотой… И она выпроводила его. Остатки дней он провел где-то на Ибице, малюя свои полотна и впадая постепенно в слюнявое безумие.
Я уехала в Монтре, а мать решила проведать Париж, как будто ее там кто-то ждал. У нее случилась большая удача: она наконец продавила братьев Вертхаймеров, которые долгие годы фактически обкрадывали ее, отдавая ей ничтожнейший процент от продажи духов. Правда, и этот ничтожный процент многие из смертных посчитали бы невероятным состоянием, но матери этого было мало. Она планировала вернуть себе славу, планировала въехать в Париж победительницей, на белом коне или на черной машине…
– Знаешь, я больше не надеюсь на суд. Адвокаты только тянут из меня деньги, а дело не движется. Я решила сделать новые духи, такие, которые побили бы рекорд «Шанель № 5».
– Мне кажется, это просто. Позвони Бо или напиши ему. Вдруг он готов выдать миру новый шедевр?
– Вот еще! Никогда. Он предатель. Я такого не прощаю. И ты наивна, моя дорогая, о, как ты еще наивна, это просто разбивает мне сердце!
– Что ты задумала?
– Ах, солнышко, совсем не обязательно сделать духи, достаточно сказать, что ты сделал духи. Ты чувствуешь разницу? Всего лишь небольшой блеф. А обойдется куда дешевле.
– Это выйдет наружу.
Шанель щелкнула пальцами:
– Ни за что! Я умею врать. Ты забыла?
Я помнила. И мать в самом деле состряпала виртуозную ложь. Она нашла в Швейцарии молодого парфюмера и заплатила ему – немало, но и не столько, сколько заплатила бы за создание оригинальной формулы духов. Парфюмер согласился «сотрудничать» – продажная душонка! – и по секрету разболтал всем, что работает на великую Коко, что создал для нее новый шедевральный аромат, который затмит успех прелестных, но уже очень распространенных духов «Шанель № 5».
Со своей стороны и мать тоже не таилась. Она рассказывала всем своим знакомым и вообще желающим слушать, что намерена открыть фирму на имя своей племянницы Катрины Боннер и утопить весь мир в новых духах. Ах, что за колдовской аромат! Назовем его… «Коко»! Просто «Коко». Духи с таким названием обречены на успех.
Вертхаймеры занервничали. Они сильно потратились на рекламу, вложили огромные средства в расширение бизнеса. В доползших до них слухах они увидели угрозу своему финансовому благополучию. Я наблюдала за этой драмой жадности с любопытством: мне интересно было, как выкрутится мать, когда выяснится, что никаких новых духов «Коко» просто не существует в подлунном мире. Я была в некотором роде участницей этой пьесы и не последним лицом: именно от моего имени должны были продаваться новые духи. Ко мне даже приехал журналист – полагаю, шпион, подосланный Вертхаймерами. Он долго расспрашивал и разнюхивал, и я врала напропалую: сказала даже, что уже разослала пробные флаконы хозяевам многих модных магазинов и универмагов как в Европе, так и в Америке. О, все в восторге!
Мать рукоплескала мне. В кои-то веки она была мною довольна.
– Малютка, теперь ты должна поехать со мной в Париж, чтобы встретиться с этими жадными еврейчиками.
Я согласилась. Как я и думала, серьезных больных в Вальмоне не водилось – дамы с неврастениями, и только. Они только и делали, что меняли по шесть раз в день туалеты и влюблялись в своих врачей. Я мало подходила для флирта, хотя одна истеричка все-таки попыталась оказывать мне недвусмысленные знаки внимания. Пришлось сбежать в Париж: она оказалась очень настойчивой, а всякие отношения между женщинами всегда были мне отвратительны.
Во Франции я в первый же день съездила на виллу «Легкое дыхание». Я не знала, что мать сдала ее в долгосрочную аренду какой-то буржуазной семейке. Когда я увидела перекормленных бледных детей, резвившихся на крыльце, откуда когда-то увели Франсуа, заломив ему руки – а он все оглядывался, все искал меня глазами, – меня передернуло. Я плакала и не могла остановиться. Почему он оставил меня? Почему все так печально в моей жизни?
Заплаканная, я приехала на улицу Камбон и удостоилась трепки от матери.
– Вороненок, ты не могла выбрать другого времени для сентиментальных прогулок? Именно сейчас, когда мне так нужно твое участие…
Я смолчала. Скоро в особняк прибыли адвокат матери Рене де Шамбрэн и братья Вертхаймеры.
– Чего вы хотите, мадемуазель?!
Но мать голыми руками не возьмешь. Она сделала такое милое и невинное личико, словно ее только вчера выпустили из пансиона в Обазине.
– Господа, и это вместо приветствия? Что за тон после стольких лет разлуки? После того, что мы все пережили тут… Ах, я совершенно не могу продолжать беседу на подобном уровне. Не желаете ли пообедать со мной? У меня как-то пропало настроение говорить о делах.
Поль Вертхаймер покраснел так, что я решила – его вот-вот хватит инсульт. Пьер выглядел более уравновешенным. Он посмотрел на меня и ласково воскликнул:
– А это и есть малютка Катрина Боннер? Мадемуазель Шанель, на правах старого знакомого хочу сказать, что племянница удивительно похожа на свою тетушку!
– Она похожа на мою покойную сестру, а у нас с ней было просто удивительное сходство…
Мать так никогда и не отказалась от этой легенды – даже тогда, когда ее роковые секреты перестали кого-то интересовать.
– Разумеется, разумеется. Значит, юная мадемуазель намерена разорить нас, а? И у нее уже есть производственные мощности и рынок сбыта?
Этот хитрец принял условия игры. Он говорил со мной так, словно мне было не сорок лет, а пять.
– Есть, – с усилием улыбнулась я. – и аромат прекрасен, поверьте мне.
От меня не укрылось, что Пьер, приблизившись ко мне, поводит своим внушительным носом, явно полагая, что «юная мадемуазель» не преминула надушиться новыми духами. Но он ошибался. Я вообще не была надушена.
– Может быть, мы смогли бы договориться?
– Очень просто, – радостно согласилась Шанель. – Два процента от всех продаж «Шанель № 5» во всем мире. И компенсация в те же два процента за все прошедшие годы.
– Это грабеж, – простонал Поль.
Я дала себе слово не забыть дать ему врачебную консультацию. Ему нужно принимать таблетки, снижающие давление.
– Это… Разумное условие, – кивнул хитрый старикашка Пьер. – Как же в этом случае дело будет обстоять с новыми волшебными духами?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
