Существование в Мексике общей оппозиции инквизиторам, на которую намекает Майлс Филипс, подтверждает рассказ о более раннем аресте его соотечественника Томпсона. Тот говорил, что многие испанцы, жившие в Новом Свете, были против нового органа[633].
В отличие от Испании, народ в Мексике не испытывал уважения к инквизиции. Люди боялись контроля, который она может осуществлять за их повседневной деятельностью. Было распространено общее восприятие этого деспотического института как врага свободы, которую в Америке считали неотъемлемым правом от рождения.
Характер правосудия, которое находилось в руках нового учреждения в Мексике, продемонстрирован на примерах этих первых судов над английскими протестантами. Один из заключенных, Коллинз из Оксфорда, объяснил, как он планировал стать священником до разрушения католических церквей и монастырей во время правления Генриха VIII. А после смерти Марии Тюдор и восшествия на престол Елизаветы его арестовали в Лондоне как сторонника католичества[634].
Коллинз подробно говорил об отсутствии католического ритуала в Англии, о ненависти папы, утверждал, что месса, приобщение Святых таинств и исповедь стали «такими ужасающими, что нельзя осмеливаться подробно останавливаться на них»[635]. Из его рассказа было очевидно: этот англичанин не питает любви к протестантизму. Но прокурор инквизиции использовал собственную исповедь Коллинза, чтобы сформулировать шестьдесят восемь обвинений против него, многие из которых имели отношение не к самому арестованному, а к событиям в Англии, вынужденным свидетелем которых он стал. Коллинза приговорили к порке плетями и десяти годам на галерах[636].
Еще одним англичанином, которого судили в это время, был Дэвид Александер из Саут-Лоу в Корнуолле. Александеру в 1573 г. было всего девятнадцать лет, и только тринадцать, когда он отправился в плавание с Хокинсом в Африку и Новый Свет.
Во время морского похода его ожидало чрезвычайное потрясение. По словам Дэвида, поднимаясь на борт корабля, он думал, «что все в мире верили, соблюдая протестантскую веру Англии». Юноша «не знал, что вообще существовала какая-нибудь другая вера»[637].
Во время путешествий по Африке и Америке такая наивность вызвала ощущение, что для юного Дэвида все казалось похожим на сон, где невообразимое стало правдой. Потом наивность наверняка исчезла.
Как остальным англичанам, потерпевшим кораблекрушение, Александеру вынесли приговор на аутодафе. Он провел три года в монастыре, затем в 1577 г. заключенного выпустили, предупредив, чтобы он не покидал Мексику без разрешения инквизиции. Когда в феврале 1585 г. он попытался уйти на корабле в Китай из Акапулько, его арестовали и доставили в трибунал инквизиции. На нем были «переливающиеся туфли из тафты с шелковыми и золотыми полосами, которые, казалось, были сделаны с помощью алхимии, головной убор с перьями, ружье и меч, фляжка». Александер, которому было в то время только тридцать лет, сказал, будто думал, что раз он собирается служить Господу и Филиппу II, от наказания можно воздержаться.
Инквизиторы решили иначе. Узника лишили всего блеска, в котором он явился, приказав больше никогда не покидать королевство[638].
Этот экспорт инквизиции в Мексику (и в Перу) отражает попытку Филиппа II превратить испанское учреждение инквизиции во всемирную власть. Это решение могло изменить жизнь некоторых людей в Мексике. Но чтобы трибунал сумел приобрести такую же репутацию, как инквизиция в Испании, необходимо было дело, аналогичное по размерам делу архиепископа Карранцы. Оно ясно продемонстрировало бы, что никто не может оказаться свободным от подозрений. Процесс являлся бы пищей для культуры страха.
И такое дело не заставило себя долго ждать…
Пока инквизиция устраивалась в Америке, наш старый друг Луис де Карвахал был поглощен тем, что делал себе состояние. Драматические события, сопровождавшие прибытие Луиса в колонию, позволили ему стать близким доверенным лицом самого могущественного человека в Мексике (см. главу 4). Он стал приближенным вице-короля Мартина Энрикеса. Только немногие среди испанцев знали, на что на самом деле похожа прочность его положения. Но Карвахал начал улучшать дело, больше не делая шагов над опасной пропастью. Все следовало взять под контроль.
В 1576 г. Энрикес направил Луиса на север, чтобы разбить индейцев-уацтеков. Экспедиция оказалась успешной, было основано королевство Новый Леон.
В 1578 г. Луис возвратился в Испанию к жене и семье, а также для получения какой-либо награды. Кто из испанцев мог бы подвергать себя таким страданиям в огромном количестве опасных экспедиций, не надеясь на некоторую компенсацию за пыл и старания?! По рекомендации вице-короля Энрикеса Филипп II сделал Карвахала первым губернатором нового королевства. Указ король подписал 14 июня 1579 г.[639]
Трансформация Карвахала из беженца от инквизиции в колониального губернатора — уникальный пример в истории Нового Света. Вероятно, он оказался обаятельной личностью для тех, кто находился у власти. Но нельзя сомневаться: этот человек становился заклятым врагом для встающих у него на пути. Две этих ипостаси сосуществовали в таком пространстве беззакония, как Новый Леон, на борту переполненных кораблей, пересекающих Атлантический океан, среди буйной растительности, скрывающей от людского взора руины в джунглях побережья Мексики…
Так что когда Карвахал прибыл вместе с другими колонистами в Новый Леон, на передний план не выступали такие качества, как доброта, понимание и сочувствие. Он и другие колонизаторы охотились на индейцев, «словно на зайцев». Похоже, все стало повторением его жизни в Западной Африке: Карвахал отправлял их в качестве рабов в Мехико и горнодобывающие центры[640]. Обреченных людей связывали вместе цепями в группы до тысячи человек. А попав на шахты, индейцы вынуждены были работать без оплаты и на голодном пайке[641].
В Мексике наказания, включая кастрацию, выливание на кожу жертвы расплавленного над свечами свиного сала или смолы, отсечение уха, кисти или ноги, повешение, лавиной обрушивались на бесправных[642]. Преследования, которые Луис видел в Лиссабоне и на островах Кабо-Верде, были перенесены в Мексику.
Прибыв в Испанию в качестве избранного первого губернатора Нового Леона, Луис приступил к поиску колонистов для своего нового феодального владения. Он побывал в Медине-дель-Кампо и в доме своей сестры Франсиски, муж которой, Франсиско Родригес де Матос, торговал на знаменитых ярмарках[643]. У Франсиски было девять детей — дочери Аника, Каталина, Изабелла, Лианор и Марианна, сыновья Бальтазар, Гаспар, Мигуэлико и Луис, который известен как Луис-младший, чтобы отличать его от дяди (см. главу 4, где рассказывается о Луисе-младшем).
Губернатор Карвахал пообещал, что Луис-младший станет его преемником в Новом Леоне, а Бальтазар сможет сделаться там казначеем. Семья решила отправиться в Новый Свет вместе со своим блистательным родственником[644].
Карвахалы покинули Медину-дель-Кампо и через двадцать дней прибыли в Севилью, где остановились в доме Луиса и его жены доны Гвиомар. Подобно женам многих путешественников в Америку, донна Гвиомар оставалась в Испании, пока ее муж делал состояние в Новом Свете. Однако она решила не ехать с ним и в этот раз, потому что Луис был верным католиком, а Гвиомар придерживалась некоторых наследственных иудейских обрядов. В Севилье она научила им Изабеллу, сестру Луиса-младшего, попросив ее сказать Луису в Мексике, чтобы тот соблюдал законы Моисея.
«Сама я не осмеливаюсь говорить ему об этом, — сказала Гвиомар Изабелле, — поскольку боюсь, что он убьет меня»[645].
Новые колонисты пересекли океан. Почти все члены семьи Карвахала заболели во время похода в Атлантическом океане, Луис-младший был почти мертв, когда они пристали к берегу около Веракруса[646]. Губернатор привез их в Тампико для выздоровления.
Вся семья продолжала привыкать к другому климату и к другой атмосфере Америки. Отчаянно стремясь приспособиться к новым условиям, все они по семейной традиции вернулись к иудаизму.
Во время морского перехода из Севильи у Карвахалов завязались дружеские отношения с португальским врачом Антониу де Моралешом. Его отчима инквизиция сожгла в Лиссабоне за исповедание иудаизма.
Моралеш и его жена Бланка обсуждали еврейские обряды с Франсиской, сестрой Луиса, а также с Изабеллой.
Казалось, что ураган, в который попали Бальтазар и Луис-младший вскоре после прибытия в Тампико, ниспослан самим провидением.
Оба брата спали в хижине. Волнуясь, что ураган может разрушить ее, они выскочили из строения. Через мгновенье хижину разнесло на мелкие кусочки. Дождь лил как из ведра, они даже не видели перед собой дорогу. Вспышки молний освещали кромешную темноту, пугая их еще больше. Но все же братьям удалось найти дорогу к дому, где находилась вся остальная семья. Поверив в то, что это «чудо» подтвердило правильность их религиозного выбора, Карвахалы сосредоточились на иудаизме[647].
