«Вероятностное ожидание» Эгона Брунсвика
Это понятие было введено в психологию Э. Брунсвиком (Brunswik, 1939). С точки зрения Брунсвика, описание законов поведения должно носить вероятностный характер, так как между явлениями внешнего мира, безусловно, существует вероятностная связь. Во внешней стимуляции Э. Брунсвик выделяет три параметра.
1. Вероятность появления стимула.
2. Вероятностное распределение стимулов.
3. Значимость стимулов для организма.
Под значимостью Брунсвик понимает «экологический вес» стимула. Разные животные в соответствии с особенностями образа жизни отбирают различные виды стимульной информации. Условия образа жизни животных определяют «экологический вес» стимула. Брунсвик полагает, что научение сводится к развитию отношений вероятностного ожидания «между возможной формой стимуляции и возможной формой активности». В прошлом опыте организма отражена вероятностная структура среды: «…сигналы и средства выстроены в некоторую иерархию в соответствии со степенью вероятности, которой они связаны» (Brunswik, 1943, с.257).
Оценка будущего в самом примитивном случае происходит, по-видимому, по формуле: «Если произошло событие А, то увеличивается вероятность появления события В, на которое нужно прореагировать способом С». Нет нужды оговариваться, что такая схема чересчур проста, а оценка будущего идет по какой-то неизмеримо более сложной формуле. Важно то, что эта оценка носит вероятностный характер. Чем выше ступень организма на лестнице эволюции, тем выше чувствительность к вероятностной структуре среды, тем точнее он оценивает будущее. Крысы, например, не могут отличить вероятностное отношение 75: 25 от равновероятного 50: 50 (Brunswik, 1939). По сравнению с крысами маленькие дети могут считаться «пророками».
С. Мессик и К. Соллей исследовали развитие вероятностного ожидания у детей от 3 до 8 лет. Детям предъявляли карточки с изображениями больших и маленьких животных и просили отгадывать, с какой очередностью большие изображения будут появляться в серии. Допустим, если первым показалось изображение большого кенгуру, то каким будет следующее изображение? Вероятности появления больших картинок варьировались от 0,90 до 0,60 в разных сериях. К 8 пробе начинали верно угадывать дети всех возрастов. Однако экспериментаторы были удивлены, узнав, что маленькие дети часто «понарошку» давали неверные ответы, так как все время правильно угадывать было просто скучно (Messick, Solley, 1957). Дети способны уловить вероятностную связь между событиями, но является ли вероятность единственной детерминантой «ожидания»? Если согласиться с этим, то ожидание должно полностью опираться на закономерность: чем больше частота появления события, тем больше ожидание этого события. Это не так. Поэтому Брунсвик и вводит поправочный коэффициент на «экологический вес» события. К тому же человек склонен отыскивать зависимости между событиями, даже если они независимы.
Ошибочность представлений о прямой связи между частотой появления события и ожиданием была экспериментально доказана в работах М. Ярвика (Jarvik, 1951). В качестве испытуемых использовались студенты. Испытуемых предупреждали, что им покажут математические символы («+» и «√»), и просили после каждого предъявления сообщить, какой символ будет следующим, т. е. перед ними ставилась задача двухальтернативного выбора, причем оговаривалось, что стимулы будут предъявляться в случайном порядке. Тем не менее если испытуемым несколько раз подряд показывали «плюс», то они начинали упорно предсказывать «корень». С нашей точки зрения, и эксперименты Мессика и Соллея, и эксперименты Ярвика убедительно показывают, что человек в реальной обстановке часто действует не по вероятностным законам, а вдет против них, хотя оценка на основе учета вероятностной структуры среды и, следовательно, вероятностное научение, бесспорно, имеют место. Наш тезис можно было бы сформулировать так: человек, усваивая вероятностную структуру среды, борется с прогнозом, основанным только на вероятности появления событий. Итак, в концепции Э. Брунсвика придается большое значение «вероятностному ожиданию», детерминирующему до некоторой степени поведение субъекта.
Однако исчерпывается ли активность перципиента односторонними заглядываниями в будущее? Возьмем пример из обычной жизни. Вы приходите в библиотеку, зная, что срок сдачи книги Божович давно истек. Библиотекарь показывает вам бланк, укоризненно поучая: «Стыдно так долго держать книгу». Вы, скользнув взглядом по бланку, раскаиваетесь: «Да, я задержал книгу Божович». Библиотекарь недоуменно смотрит на бланк: «При чем туг Божович?». На бланке черным по белому написано «Бжалава». Таким образом, нескольких схожих букв оказалось достаточно, чтобы ваше ложное, но сильно мотивированное укорами совести ожидание «подкрепилось». «Предвидение» сослужило плохую услугу. Теперь спросим: что происходит, когда вы во второй раз смотрите на бланк? как перестраивается ложный образ объекта? Ответ на этот вопрос дает Вудворте: «Когда же совершается новый перцептивный акт — например, когда расшифровывается неясный стимульный комплекс или раскрывается значение признака или знака, — наблюдается элементарный двухфазный процесс: проба и контроль, проба и контроль. Фаза проб есть попытка прочесть сигнал, распутать неясное, попытка характеризовать объект, фаза же контроля есть принятие или отказ, позитивное или негативное подкрепление восприятия» (Woodworth, 1947, с. 123–124)[13]. В восприятии подкрепляется ожидание, именно подкрепление ожидания — функция ориентировочных реакций. Но если ожидание оказалось ложным, то оно перестраивается посредством описанного Вудвортсом процесса «проб и контроля». Н. А. Бернштейн подчеркивал принципиальную важность этого процесса: «Каждая проба уточняет <…> оптимальное направление, по которому может быть добыта наибольшая и самая ценная информация» (Бернштейн, 1966, с.292).
До сих пор мы касались фазы «ожидания», наблюдаемой до начала перцептивного акта. Брунсвик обрисовал именно эту первую фазу восприятия: ожидание будущего, основанное на учете вероятностной структуры среды, т. е. еще до встречи с объектом выдвигается «предположение» о вероятности появления объекта. Но если предположение оказалось ложным, то вновь разворачивается процесс проб и контроля, который столь долго игнорировался психологами как из-за трудности экспериментального исследования, так и из-за представлений о восприятии как пассивном процессе.
Как экспериментально исследовать фазу «проб и контроля предвидения»? Для этого — без преувеличения — нужно остановить мгновение. И не только остановить мгновение, но и развернуть его во времени, проследить динамику процесса «проб и контроля». По сути, исследователи «установки» столкнулись с проблемой, которая казалась по силам лишь писателям-фантастам. С этой сложной задачей справилась группа трансакционалистов. Трансакционалистов не случайно называют «племянниками» вероятностного функционализма Э. Брунсвика. Их теория восприятия стоит на двух китах: функционализме ВДжемса и доктрине о «бессознательных умозаключениях» Г. Гельмгольца. Правда, трансакционалисты используют термин «бессознательные предположения», но вкладывают в него почти тот же смысл, что и Гельмгольц. Функция «бессознательных предположений» — осуществление связи между сенсорными данными и прошлым опытом. Устройства, созданные трансакционалистами для исследования восприятия (трапециевидное окно и комната Эймса, комната Кильпатрика), позволяют создавать при помощи различной по своим физическим характеристикам стимуляции идентичные изображения на сетчатке.
Примером может послужить комната Кильпатрика. Испытуемого сажают перед миниатюрной комнатой, представляющей перевернутую усеченную пирамиду. Когда испытуемый заглядывает одним глазом в окошко, то комната воспринимается как куб в полном соответствии с законом линейной перспективы. Испытуемый, основываясь на своем опыте, твердо убежден, что перед ним самая обычная комната. Но если испытуемый пытается попасть мячиком в пятно света, перемещаемое по комнате экспериментатором, он промахивается. После такой тренировки комната постепенно начинает трансформироваться под влиянием процесса «проб и контроля». Когда испытуемый осваивается и точно попадает в пятно света его переводят в миниатюрную кубическую комнату. Теперь уже испытуемый ожидает увидеть комнату в виде усеченной пирамиды. Он бросает мячик, исходя из этого предположения, и, конечно, опять не попадает в цель, т. е. в экспериментах трансакционалистов наблюдается перенос установки (ожидания). Их эксперименты позволили доказать наличие процесса «проб и контроля». Отсюда трансакционалисты делают вывод, что восприятие в большей степени детерминируется опытом, чем сенсорными данными. Ф. Кильпатрик пишет: «В нашем раннем определении, предложенном совместно с Альбертом Эймсом, утверждалось, что “образ” (перцепт) — это прогностическая директива для целенаправленной активности <…>. Мы убеждены, что перцептивная организация момента не может быть абсолютным обнаружением того, что есть, а, скорее, является чем-то вроде “наилучшей ставки”, основанной на прошлом опыте Эта “наилучшая ставка”, основанная на выводах из прошлых взаимоотношений со средой, выражается в осознанности воспринимаемого и служит в качестве директивы для дальнейших взаимоотношений “со средой”» (Kilpatrick, 1953, с.155).
